Путешествие в страну смерти - Хэмбли Барбара. Страница 24

– Когда-то он был одним из послов короля Карла в Константинополе, еще до того, как мы поженились. Он отсутствовал три года. Разлука показалась мне вечностью. – Антея сухо улыбнулась, осознав нечаянную иронию этой фразы, и добавила: – Да мне и сейчас так кажется, когда я об этом вспоминаю. – Она нахмурилась, сравнивая текст объявления и расписание поездов, найденное ею в ночь исчезновения Эрнчестера. – Но почему? – спросила она наконец. – Что он мог такого ему сообщить, этот Олюмсиз-бей, если Чарльз уезжает, не известив меня? Даже без поддержки Гриппена – у нас еще в запасе было достаточно надежных укрытий. Нам ничего не грозило. Люди проникли в наш дом, да, но они сделали это ночью. Он бы без труда справился с ними. Ночью люди беспомощны. Чарльз знает в Лондоне каждый подвал, каждый закоулок. Допустим, он когда-то хорошо знал Вену, но города со временем меняются, и это очень опасно для тех, чья плоть воспламеняется от лучей солнца. Чем Олюмсиз-бей мог поманить его?

– Те, что обыскивали ваш дом, были наверняка наняты кем-то еще. – Эшер снова сложил газету и расписание поездов. – Исидро говорил мне, что неумершие обычно знают, когда кто-то пытается их выследить. А вы, получается, даже не имеете понятия об этих людях?

Она покачала головой:

– Ни малейшего…

– Стало быть, кто-то навел их на вас.

Вальс кончился. Оркестранты положили инструменты. Седобородый джентльмен галантно подал своей улыбчивой и тоже немолодой уже партнерше экстравагантный плащ из золотистого меха. Антея зачарованно проводила их взглядом.

«Кароли? – предположил Эшер. – Попытка отвлечь внимание графини Эрнчестер, чтобы она не помешала бегству мужа? Да, но тогда он должен знать о вражде между Гриппеном и Антеей, о том, что супруги рискуют утратить покровительство Мастера Лондона!»

Во всяком случае, несомненно одно: негодяев, напавших сегодня на Эшера, нанял именно Кароли.

Появился Обер с черным плащом леди Эрнчестер. Помогая даме одеться, Эшер вновь дернулся от боли. Антея быстро обернулась.

– Рана? – Ее пальцы были по-прежнему холодны, хотя она перед этим долго согревала их о чашку с горячим кофе. – Простите, я не подумала…

– Я и сам о ней забыл, – сказал он. – Позвольте я вас провожу.

Тюль тумана, подсвеченный газом, окутывал статуи и каменные гирлянды зданий Грабена. Тут и там еще сияли окна, за которыми служанки освобождали от корсетов своих хозяек, расчесывали им волосы, приносили ночные рубашки и молитвенники, замыкали в ларцы украшения, чистили бальные туфельки, чтобы затем скорчиться в холодных постелях и забыться сном на несколько часов. Воздух на улице был ледяной, среди безлистых деревьев, стволы которых были, казалось, изрезанны неведомыми рунами, изредка мелькала тень запоздавшего прохожего.

– Доктор Эшер.

Он приостановился, взглянул. Ее лицо казалось несколько смущенным.

– Я понимаю, что ни одна порядочная женщина не попросит мужчину остаться на ночь в своей спальне. – Пальцы Антеи тронули пуговицу на рукаве Эшера. – Но это фарс – думать сейчас о подобных условностях. Старые привычки давно умерли. Вы… останетесь?

Говоря, она смотрела ему в глаза. Странно, но Эшер не чувствовал надвигающейся опасности. Хотя прекрасно помнил, как тщательно смывала вампирша кровь с пальцев, помнил ее нервные торопливые речи, когда она явно боялась остаться в тишине. Ему пришло в голову, что Антея вдыхала аромат кофе, заглушая таким образом запах его крови.

Не похоже, чтобы леди Эрнчестер влияла сейчас на его сознание, пытаясь заманить к себе в качестве жертвы.

Поколебавшись, Антея продолжила:

– Самое страшное, конечно, это путешествовать в поезде одной. – Они шли по широкой улице – две одинокие фигуры в сгущающемся мраке. Позади них возвышался Чумной Столп – окруженный статуями святых и херувимов. – Прибыв в Париж, я еле успела войти в номер отеля, я боялась, что сон, утренний неодолимый сон вампира, настигнет меня прямо на улице. Меня, наверное, сочли сумасшедшей: как только слуги внесли в номер мой огромный чемодан, я вытолкала их прочь и замкнула дверь. И даже когда я осталась одна, все равно было страшно. Как знать, вполне возможно, что какая–нибудь алчная горничная решит среди бела дня порыться в моих вещах… – На секунду она ускорила шаг, и пальцы ее сжались на локте Эшера, стали стальными. – Но хуже всего было в поезде на следующую ночь, – продолжала она. – Засыпать под перестук колес, не зная, проснешься ли вновь!

Говорят, мы не чувствуем боли, когда нас сжигает солнце, мы сгораем во сне, но кто знает! – Под вуалью лицо Антеи казалось спокойным, однако голос ее был прерывист, и она зябко куталась в плащ, хотя бессмертные, наверное, холода не ощущают. – Кто может рассказать об этом? Даже в кромешной темноте подвала солнце погружает нас в сон. Иногда мы знаем и слышим, что происходит вокруг, но проснуться не можем.

Они приблизились к двери ее отеля. В нижних этажах этого великолепного особняка проживали богатые наследники древнего дворянского рода, но мраморная лестница вела наверх – в тесные номера.

Антея приостановилась в тени колонн парадного крыльца.

– Год назад Исидро нанял вас… или заставил работать на него. Делать при свете дня то, что он не мог сделать сам. И вы честно все выполнили.

Пар от дыхания Эшера смешивался с туманом. Из уст Антеи не вырывалось ни облачка, даже когда она говорила.

– У меня не было выбора.

– Выбор есть всегда. – Взгляды их снова встретились. – Я могу лишь просить вас. Оставайтесь в моем номере, пока не сядет солнце. Пожалуйста.

Когда-то Лидия подсчитала, какое количество человек за сто лет убивает в среднем один вампир. Будь Эшер тем, кем он был раньше, он бы не колеблясь ответил: «Да», а чуть позже открыл бы крышки кожаного сундука, позволив солнечному свету обратить убийцу в пепел.

Однако она спасла ему жизнь. Стало быть, нужно ответить: «Нет».

Куранты собора Святого Стефана пробили два – и нежным перезвоном ответили им часы церквей и монастырей Альтштадта.

Кроме того, возможно, она заманивает его в ловушку.

Он даже не сможет позвать на помощь.

Но он бы не мог позвать на помощь и в той усыпальнице.

Наконец Эшер сказал себе, что должен найти Эрнчестера, а значит, ему необходим союзник-вампир. Однако сам-то он прекрасно понимал, что не все так просто.

– Хорошо, – сказал он. – Я согласен.

– Он махнул на все рукой лет пятьдесят-шестьдесят назад. – Антея сняла шляпу, и Эшер, превозмогая боль, все–таки заставил себя принять ее плащ. Платье леди Эрнчестер было из норвежского шелка, рукава сияли гагатом. – Музыка, наблюдение за людьми (не для охоты за ними, а просто из любопытства) – все это значило для него все меньше и меньше. Как в той недавно вышедшей сказочной книге, где человеку сначала приделывают железную ногу взамен отрубленной, потом руку – и так далее, пока он не перестает чувствовать себя человеком, потому что у него уже нет сердца. – Веки ее вздрогнули словно, от боли, и она огладила их затянутой в перчатку рукой. – Вы подумали, почему же он все эти пятьдесят-шестьдесят лет, уже потеряв вкус к жизни, продолжал убивать двух, а то и трех человек в неделю? Это трудно объяснить. Видимо, просто… но привычке жить…

– Я ничего не подумал, – Эшеру вспомнилась кровь Жана ван дер Плаца на стене амбара и боль в глазах мальчишки в тот момент, когда он, Джеймс Эшер, спускал курок.

Антея зажгла лампу на тяжелом столе. Что бы она сказала, увидев ту нелепую смерть рыжеволосой проститутки? Впрочем, Эшер тут же осознал, что эта женщина видела кое-что и пострашнее. И видела, и творила сама… В маленькой комнате, украшенной копиями натюрмортов и пахнущей коврами, не было даже газового рожка, не говоря уже об электричестве. Топазовый свет лампы сделал лицо вампирши почти человеческим – положил тон на ее щеки, придал блеск глазам, бросил на черные волосы светло-коричневые блики. И Эшер снова вспомнил свой сон: Антею, лежащую на полу старого дома Эрнчестеров, того самого дома, где он впервые встретился с этой женщиной, спасшей его тогда от гнева Мастера лондонских вампиров.