Ты проснешься - Зосимкина Марина. Страница 39

Мы не будем предполагать, что случилось бы, будь дверь заперта по всем правилам. В тот вечер Авдотьева осталась бы жива, а вот потом... У преступника была острейшая необходимость. Но так сложилось, что педантичная Танзиля Усмановна забыла задвинуть засов и даже забыла запереть дверь на замок, в тот день было много суеты с разгрузкой стройматериалов, и это стоило жизни ее начальнице.

А потом все произошло, как ты, Позднякова, и догадалась. Совершив убийство преступник обнаружил, что попал в ловушку, так как охранник, делая вечерний обход, устранил непорядок и все засовы задвинул. Преступник начал метаться, кинулся к основной лестнице, спрятал папку с бумагами за пожарный щит и стал прорываться через чердак. Как удалось выяснить, дверь за ним закрыла все та же Танзиля Усмановна. Уже почти на подходе к дому, она вспомнила про незапертую дверь и помчалась обратно, чтобы самолично ее закрыть. У нее какая-то вражда с секретаршей директора, поэтому ей категорически не хотелось обращаться к кому-либо с этой просьбой по телефону, чтобы информация о ее недосмотре не распространилась и не дошла впоследствии до Полонской.

Далее, для преступника было важно как можно скорее вернуть себе документы, которые и в самом деле наводили на след заинтересованного лица. Чтобы извлечь папочку, Ескевич прибег к традиционному способу – решил использовать вслепую молоденькую медичку, которая, по всем отзывам, далекостью ума не отличалась, зато имела завышенную самооценку и жаждала богатства. Здесь были плюсы – не нужно платить за выполненную работу и не нужно раскрывать карты, чтобы не оказаться впоследствии во власти шантажиста.

Получив от нее пустую папку, преступник начал паниковать, он не понимает, что сие для него значит и решает обрубить последний, как он думает, след к его персоне. И он убивает еще раз и тем же примерно способом. Ты, Позднякова, молодец, что тогда мне позвонила насчет Галины, это нам, действительно, здорово помогло.

Сам Ескевич, естественно, от второго убийства отпирался, но нашлись свидетели, которые видели его разъезжающим на чужой машине. Оказалось – действительно одалживал «рыдван» у соседа, сосед подтвердил и вспомнил, когда и сколько раз. Последний раз – в день убийства Галины Кириченко. Когда автомобиль наши криминалисты внимательно изучили, то обнаружили следы его присутствия – отпечатки пальцев, волокна, то, се, тебе не интересно. Но это еще не улика. А вот абонемент в солярий на имя Галины Вячеславовны Кириченко, найденный на полу между сиденьем и креплением ремня безопасности, можно причислить к уликам, хотя и косвенным. Но для слабых нервов господина Ескевича предъявленного клочка бумажки вполне хватило, и он поторопился признаться.

К тебе, дорогая, у него особый счет. Во-первых, он узнал, что ты шарила на чердаке. Сейчас все объясню, не торопи и не перебивай. Во-вторых, он узнал, что твои ребята обнаружили его тайник за пожарным щитом. Узнал не сразу, а после того, как второе убийство им было совершено. Теперь он обвиняет тебя в том, что ему пришлось «обезвредить» несчастную Галю. Говорит, что, если бы документы оставались в папке, то и не пришлось бы ему идти на крайние меры, которые есть не что иное, как самозащита. Сволочь. Да не бледней ты, я ему сказала, что по моему приказу документы были изъяты, а девочку он все равно бы убил, параноик. Он же не мог попросить ее, не вызвав у нее подозрений, хранить в секрете этот инцидент с папкой. Тем более, что такие девочки секретов не хранят, это противоречит их природе. Она и молчала-то только потому, что на тот момент не придала никакого значения этой ситуации, а как если сообразит? Либо шантаж, либо звонок в милицию. Так что, не вздумай терзаться. И, наконец, именно ты, душа моя, вышла на Демидова, а значит, опять на Ескевича с тем же самым вопросом, что и покойная директриса – что там с ребятами. Ну какие нервы тут выдержат? У Ескевича они сдали. Или он рассудил, что ты не просто последняя ниточка, ведущая к нему, а что ты представляешь для него активную опасность.

Из того же источника выяснил место твоей работы и телефон, позвонил, представился для конспирации Олегом Демидовым и пошел на дело. Дальнейшее тебе известно лучше. А еще говорят, что надежней мужской дружбы нет, а вот бабы – те наоборот, завистливые стервы. Ну, чего? Интервью довольна? Или что-то я упустила? – отхлебнув чайку, усмехнулась Марианна. – Задавай вопросы, я сегодня добрая.

– Скажи, пожалуйста, – Катя помялась. – Мы на «ты»?

– Если не возражаешь, – язвительно проговорила Путято, – Это что, твой основной вопрос?

Катя помолчала, потом спросила, решившись:

– А Демидов не при чем?

– Не при чем, – с веселым удивлением ответила Марианна. – А по какой причине интерес?

– Он сказал, что меня любит, – ответила ей Катя и испугалась. Ну, дела... Киреевой не сказала, Людке Миколиной не сказала, никому не сказала, а этой сушеной Марианне захотела рассказать.

Путято посмотрела на нее приподняв брови и без улыбки изрекла:

– Вытри сопли, Позднякова, твой Демидов нормальный мужик. Если хочешь что про человека узнать, ты у нас спроси. Как кто попадает на дачу, в смысле, показаний, так весь на виду и становится, поверь. Бывает, такое дерьмо прет, диву даешься. Из твоего не поперло.

Катя растерянно улыбнулась. Помолчали. Она так разволновалась, особенно в заключительной части их разговора, что никак не могла сосредоточиться и сообразить, что же еще неясного осталось для нее в этом деле. Но наконец, немножко успокоившись, стала задавать вопросы. Во-первых, ей не терпелось  узнать, откуда Ескевич добывал информацию, а во-вторых, надеялась услышать как прошло освобождение ребят из трудовой неволи.

Про Ескевича оказалось проще не придумаешь – подруга маменьки работала в интернате, правда, теперь уже уволилась.

– Кто? – воскликнула Катя.

– Так Полонская же, Клара Григорьевна. У них дружба старинная, можно сказать, с этническими корнями. Польки, на четверть, а там – кто их разберет. Короче, нравилось им представляться паннами. Имена свои тоже слегка трансформировали. Соня – это Зося, Иван – Ян. Ну и так далее.

– И она все Ескевичу сливала? Но зачем?!

– Просто так. Обычная женская страсть к сплетням и пересудам. Умело направляемая. Какой пожилой даме не понравится забота и внимание молодого и богатого родственника, которого она считает, если не сыном, то уж племянником точно? Кстати, этот факт не последнее место сыграл в выборе компаньонами детского учреждения. Демидову было без разницы, а мнительный Ескевич решил, что свои глаза и уши там не помешают. Никакой аферы он, конечно тогда не планировал, просто решил подстраховаться. Клару попросил не распространяться об их знакомстве, хотя ей, безусловно, хотелось пальцы погнуть. Но милый Янечка ее убедил, что так будет лучше, в том числе и в смысле информации. Ему же хотелось знать, что конкретно говорят о нем за спиной, такая уж особенность психики. А тут отличная возможность быть в курсе всех разговоров даже самой Авдотьевой. Понятно тебе?

– Теперь понятно. Надо же. Мне никогда она не нравилась. Хотя, конечно, лично она никаких преступлений не совершала, – и Катя нервно обхватила ладонями шею. – Жалко Галочку. Правда, я ее не знала. И кажется, даже не видела ни разу, только слышала про нее. Мне Виктория докладывала. Ты знаешь, Галочка ей хвасталась, что на нее какой-то богатый папик запал. Обхаживал старомодно, «милое дитя», то, се, целую ручки. Вика говорит, Галочка еще хихикала, что он, конечно, старый импотент, но ей без разницы. Лишь бы в ЗАГС повел. Еще добавила, что раз такая фишка, то вести себя будет пока безупречно и тусоваться с другими повременит, чтобы папик в легкомыслии ее не заподозрил и на фиг не послал. Выходит, смог Ескевич ей голову заморочить, не устояла Галочка против его обаяния. Или он и был?..

– Правильно мыслишь, Позднякова. Этот богатый папик и был наш герой, – хмыкнула Марианна. – Он же артист, Ваня Ескевич. Талантище. И для двадцатилетней Галочки сорок восемь – глубокая старость.