Как я предал вашу маму. Часть 1 (СИ) - Ти Александр "SunTee". Страница 4

Я взял со стола пачку сигарет, достал одну и чиркнул зажигалкой. Сделал две затяжки, понял, что курить не могу и затушил сигарету, с силой вдавливая её в дно пепельницы.

-Чего психуешь? -входя за мной на кухню спросила начинавшая мне уже надоедать Олеся, -Пошли я постелила по-человечески, а то вообще, как бомж обитаешь.

-Слушай, тебе какого хуя от меня вообще нужно? Я тебя не звал, ты на хрена приехала?

-Хочешь поговорить пошли. -спокойным, убийственно спокойным тоном сказала она, развернулась и ушла в комнату.

Вот ведь непробиваемая, сука! Я взял подушку и пошёл за ней.

Она не обманула, сделала то чего я все эти дни не делал ни разу, расстелила диван. Мне в пьяном угаре было вообще не до постели, спал, точнее отключался, как и где придётся.

-Ложись. -она рукой махнула, указывая на диван.

Я вдруг заметил, что себе она постелила на полу рядом. Стало неудобно. Я её конечно не звал и вообще не понимал, с чего вдруг она ночует у меня, но все равно как-то неудобно, блин.

-Я на полу лягу. -сказал я, -Спи на диване.

Это не было притворным гостеприимством. Я просто вдруг понял, что не хочу спать на этом диване, не могу. Это был наш с женой диван, наш. Сотни ночей мы спали на нем вдвоём, любили друг друга, ругались, мирились, смеялись. Он связан с нашей жизнью. Той жизнью, что закончилась, оборвалась. Всего неделю назад этот самый диван, был свидетелем нашей последней ссоры, нашего последнего примирения, нашего последнего секса.

-Тогда сделаем по-другому. -вдруг решительно заявила Олеся, -Будем спать на полу.

Она тут же стащила одеяла и подушки на пол и постелила нам обоим.

-Не бойся, храпеть не буду. -со смехом добавила она, -Приставать тоже, если не хочешь конечно.

Я лег, накрылся одеялом и понял вдруг, что спать не хочу.

-Ты мне так и не ответила на вопрос, тебе чего от меня нужно? -спросил я свою гостью поворачиваясь к ней.

Она лежала и просто смотрела на меня.

-Обними меня, пожалуйста. -прошептала вдруг она. Из энергичной неугомонной фурии она неожиданно превратилась в нежную девочку, ищущую заботу и простое человеческое тепло. Сколько ещё всего в этой девчонке, чёрт.

Я протянул руку и она, прижавшись всем телом, положила голову мне на грудь. Она была полностью обнаженной. Я аккуратно обнял её и понял, что не чувствую ничего. Молодая, красивая девушка, прижимается ко мне сексуальным, горячим телом, обвивает ногами, а мне просто приятно и все. Обнимая её, я думал совсем о другой женщине.

Через пять минут, по мерному тёплому дыханию, я понял, что Олеся спит.

Она так и не ответила мне на вопрос.

Ира, Ирочка, Иришка.

Она росла счастливым, со всех сторон обласканным любящими родителями ребёнком. Единственным ребенком. Ира, Ирочка, Иришка. Единственный ребёнок в семье всегда получает много. Много любви, много внимания, потакание любым капризам.

Родители души не чаяли в своей дорогой девочке и давали ей все, что могли. Да, жили не богато, мало кто в Советском союзе жил на широкую ногу, но для любимой Иришки родителям было не жалко ничего, хоть последнего рубля. Для них она конечно же была самой лучшей среди всех детей. Лучшей по сравнению с детьми друзей, лучшей среди детей из детского садика, лучшей в школе. Для любого родителя своё чадо всегда является самым лучшим, самым умным. Своя кровиночка как никак. Это нормально и это естественно.

Каждый родитель ужасно боится избаловать своё ненаглядное чадо. Боится и все равно балует. Так и с Ирой. Её родители, впрочем, как и многие, считали, что ребёнку ну никак нельзя расти одному одинешеньку. Единственный ребёнок в семье мол будет слишком избалованный и вырастет эгоистом. В общем родители всерьёз считали, что второй ребёнок поможет им скрыть огрехи в воспитании первого и поэтому усердно пытались состряпать Ирине сестричку или братика. Но попытки были безуспешны и родительские надежды на второго ребёнка таяли с каждым годом. Надежды таяли, а любовь и внимание к единственной дочке росло прямо пропорционально. Ира получала все больше и все лучше. Это нормально и это естественно.

Все закончилось, когда ей было десять. Весь её привычный, такой удобный детский мир ребенка-одиночки исчез. Пусть и случайно, но родители подарили ей наконец-таки долгожданную сестренку. В её жизни появилась СЕСТРА.

Ира была рада. По-настоящему рада. Она этого тоже ждала, ведь родители убедили её за годы своих безуспешных попыток детопроизводства, что братик, или сестренка, это чертовски круто и безумно весело. Но очень скоро Ира поняла, что её жестоко обманули и радость от обретения родной сестренки сошла на нет. Она вдруг перестала быть единственной и ненаглядной для мамы и папы и это было очень больно для ребёнка десяти лет и ни капли не круто и не весело.

Ей вдруг перестали давать привычную дозу внимания, любви и ласки. Этого стало в разы меньше. Её капризы и желания теперь не то что не исполнялись по первому требованию, их вообще перестали слышать и брать в расчет. Родители теперь бегали и суетились вокруг так долгожданной сестренки. Ире казалось, что у неё просто отняли всю родительскую любовь и ласку и отдали вдруг появившейся сестре. Родители очень долго ждали второго ребёнка и теперь, когда их мечта наконец осуществилась, словно бы просто переключились с одной, надоевшей дочки, на вторую, новенькую.

Ирочка не понимала, что произошло? Почему её вдруг перестали любить? Она металась от мамы к папе и не находила ответа. Да и не нужен ей был ответ. Нужна была любовь. Она ждала, требовала той любви к которой привыкла. И никак не могла понять почему из-за прибавления в их семье, она лишилась возможности быть центром всеобщего внимания. Слепая родительская любовь, как и её отсутствие, способна сломать, покалечить и даже убить неокрепшую детскую психику, непознавшую еще всю жестокость и несправедливость предстоящей жизни. Иринка в одиночку наслаждалась нежностью, казалось бескрайнего океана родительской любви. Но появление младшей сестры выбросило ее на берег этого океана, он оказался не таким уж бескрайним, мал для двоих детей. Теперь ей приходилось только наблюдать как в нем топят сестру, а ей доставались лишь брызги случайных волн и редкие приливы. Ира отошла на второй план, ей отвели роль старшей сёстры, помощницы. Роль, в которой уже не было той лавины родительского обожания и внимания к своему единственному отпрыску. Роль, в которой у неё забрали все, что было, дав взамен лишь обязанности. Любой ребёнок понимает, что обмен получается так себе. Да и попробуйте у взрослого, сколько бы лет ему не было, отнять его привычный мир, в котором он счастлив. Разве кто-то на это согласится? Нет, конечно. Вот и Ира не согласилась.

Не согласилась и запротестовала. Только вот мало кому из взрослых дано понять детские протесты. Для них это всего-навсего капризы растущего человечка, не более. Есть конечно родители, считающие себя знатоками детских душ, но их знаний хватает лишь на один диагноз - переходный возраст. Вот и Ире родители поставили подобный диагноз и как лечение прописали наказания. Шансов полюбить младшую сестренку просто не оставили. Как она могла любить существо, укравшее у неё родителей, маму и папу?.. Тех маму и папу которые безумно любили её, свою единственную ненаглядную Ирочку. Которые её не ругали, не наказывали, а лишь восхищались. Так Ира, Ирочка, Иришка превратилась в капризного, непослушного ребенка, а затем и в трудного, как говорили родители, подростка. Превратилась не сама, её такой сделали мама и папа. Назначили. А она всего лишь хотела пусть не любви, но внимания. Хоть какого-нибудь внимания.

Теперь же на неё обращали внимание только тогда, когда она делала всё неправильно, вразрез с родительским мнением и устоями. Да, это было хреновое внимание, наказания, крики, серьезные разговоры с отцом. Но всё же это было внимание. Пусть так, став плохой девочкой, но она могла вырвать у младшей сестры хоть толику родительского времени для себя. Это нормально и это естественно.