Дикое Сердце (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 6

- Всегда считал тебя женщиной благородных и великодушных христианских чувств, София.

- У меня хватает сострадания к несчастным, а ты и одного раза не выдерживаешь.

- Тогда, когда речь идет о том, чтобы не баловать слуг, которых я силой должен заставлять признавать во мне единственного хозяина. Нельзя управлять имением, этим захолустьем, без абсолютного уважения к власти, без дисциплины и без наказаний, которые заставят уважать эту власть. По этому поводу мы спорили много раз. А в этом случае…

- В этом случае, все по-другому. Я это знаю, вижу и ощущаю. Это не просто жест сострадания. Это жест возмещения ущерба. Этот мальчик тебе важен для себя самого. Очень важен… даже слишком…

- Ну хорошо, София… Я тебе скажу правду. Этот мальчик – сын человека, с которым я повел себя плохо. Человека, который разорился по моей вине. Он умер в чудовищной нищете. Думаю, что долг совести – помочь ему. – на мгновение он потерял уверенность, - Что происходит? Почему ты на меня так смотришь? Ты мне не веришь?

- Мне это кажется очень странным. Ты разорил многих, но никогда не приводил их детей к нам в дом… более верна другая история. Этот мальчик – сын той женщины, которую ты любил!

Это прямое и точное, словно дротик, обвинение Софии метнулось и полетело в холодную броню равнодушия, в которую пытался напрасно одеться Франсиско Д`Отремон, и оно попало прямо в цель. На мгновение показалось, что он близок к тому, чтобы взорваться от гнева. Затем медленно взял себя в руки, потому что эта женщина, светлая и хрупкая, болезненная словно цветок из оранжереи, единственная, которая, казалось, могла укрощать его своенравные порывы, растворять его бурю в усмешке или в двусмысленном выражении лица, превращаясь затем в неестественно-обходительное поведение.

- Почему ты так упорно стремишься всегда думать о том, что может тебя измучить?

- Я наперед думаю о плохом, чтобы угадать… и угадать, к сожалению.

- В данном случае нет.

- В данном случае более, чем в каком-либо другом. Это создание чьей любви плод? Почему у него нет имени? Тот человек, которого ты разорил и которому хочешь вернуть долг, давая его сыну приют, как его фамилия?

- Ладно, дело в том, что этот мальчик – сын этого мужчины, о котором я тебе сказал, не смог дать ему фамилию… не позаботился, такие вещи происходят. Обещая ему позаботиться о нем, я успокаивал, к тому же, свою совесть. А ты не хочешь, чтобы я сдержал обещание, что дал человеку, который умер, благословляя меня, только потому, что в эту красивую головку вошла столь несуразная идея, какую ты сказала.

- Ты не успокоишь меня этими сентиментальными историями…

- Тогда мне придется уточнить некоторые вещи: я пообещал, я поклялся помочь этому мальчику. Не думаю, что он будет тебе надоедать хоть чуть-чуть. Я сам займусь его обучением…

- Как вторым сыном…? – горько намекнула София.

- Как другом и верным слугой Ренато, - отрезал решительно Д`Отремон, - я научу его любить, защищать, оказывать помощь и защиту Ренато, когда представится случай.

- Его защиту?

- А почему нет? Наш сын не силен и не отважен.

- Ты мне это бросаешь в лицо, словно это моя вина.

- Нет, София, я больше не хочу продолжать этот спор, но мы должны смотреть правде в глаза, наш сын, из-за избытка твоей заботы и ласки не тот, кем должен быть для борьбы и обязанностей, которые могут свалиться на него уже завтра. Я тебе уже раньше это сказал: ему не хватает смелости, силы, отваги. Самое время, чтобы приобрести эти качества.

- Мой сын поедет обучаться в Европу. Не хочу, чтобы он стал мужчиной среди этих дикарей.

- У меня на него другие планы: я хочу, чтобы он вырос здесь, чтобы глубоко узнал землю, на которой он должен развиваться, которой бы знал, как управлять в будущем, этим маленьким королевством, что я ему оставлю в наследство. Если бы у нас была бы дочь, то последнее слово о ней оставляла бы ты. А он мальчик и нужно, чтобы он стал мужчиной. Поэтому я так говорю и приказываю.

- А этот мальчишка, которого ты привез…?

- Этот мальчишка уже почти мужчина, и великолепно послужит для моей цели. Я займусь тем, чтобы показать ему, что всем он обязан Ренато, и что его долг отдать свою жизнь, если это потребуется. Это будет моя месть!

- Месть за что?

- За судьбу, за участь, как хочешь называй. Прошу тебя, не будем более говорить об этом деле, София. Позволь мне самому все уладить.

- Поклянись, что все сказанное – правда!

- Могу поклясться тебе в этом. Ничего не сказал тебе, что было бы ложью. Кроме того, я не делаю ничего окончательно. Просто хочу проверить мальчика, стоит ли ему помогать. От того, что он мне покажет, будет зависеть его судьба. Если в его венах есть кровь, о которой говорится, то он это докажет.

- Какая кровь?

- Разрешите? – Педро Ноэль пришел как раз в тот момент, когда ситуация между супругами стала совершенно невыносимой.

- Проходите, Ноэль, - пригласил Д`Отремон, глубоко вздохнув и будучи благодарным в глубине души приходу друга. – Вы пришли как раз вовремя, чтобы мы выпили аперитива, о котором говорили. Не беспокойся, София. Я сам распоряжусь, чтобы его принесли. – Сказав это, он удалился, оставив Ноэля и Софию вдвоем.

София сделала слабое движение, чтобы задержать его, напрягшись из-за его неполученного ответа в последних словах, но стояла неподвижно, смущенная тем взглядом, которым Педро Ноэль, казалось, обволакивал, угадывая ее даже самые тайные мысли.

- Иногда лучше не углубляться чрезмерно в некоторые вещи, правда? Признать, что не нужно слишком углубляться, что даже самые лучшие мужчины имеют капризы, слабости и совершают печальные ошибки, которые можно простить снисходительно, дабы избежать большее зло.

- Что вы пытаетесь мне сказать, сеньор Ноэль?

- Определенно ничего, сеньора. Я просто сказал, как говорил много раз; когда я подошел сюда, пройдя через этот прекрасный дом, я подумал, что ваш брак действительно счастливый, и чтобы сохранить это, можно немного пожертвовать самолюбием.

- К чему вы меня подготавливаете, Ноэль?

- Ни к чему, сеньора… какая мысль! Вы слишком рассудительны, чтобы нуждаться в моем совете. Но если бы вы случайно спросили мое мнение о том, как лучше себя вести с сеньором Д`Отремон, я бы сказал, что нужно переждать. Мой отец, который также был нотариусом семьи Д`Отремон во Франции, всегда мне говорил: «Гнев Д`Отремон словно ураган: неистовый, но проходящий». Противостоять ему в момент вспышки – это настоящее безумие. Но он быстро проходит, и тогда можно все разрушенное заново построить…

4.

- Видишь, как ты хорошо выглядишь? Ты кажешься другим. Посмотрись в зеркало. – сказал Ренато Хуану.

- В зеркало?

- В зеркало, конечно… Вот здесь. Посмотри на себя. Ты никогда не видел в зеркало?

- Такое огромное никогда. Оно словно кусок неподвижной воды.

- Не трогай его, а то запачкаешь, - запретил Баутиста, слуга. – Вы видали дикаря…!

- Оставь его. Папа сказал, чтобы его никто не трогал.

- А кто его трогает? Что он еще хочет?

Хуан сделал шаг назад, чтобы посмотреть на себя в зеркало, стоявшее перед ним. Оно на самом деле было словно большой кусок неподвижной воды, которая отражала весь его облик… облик, в котором он был похож на другого, хотя и в первый раз в жизни, в двенадцать лет он смог рассмотреть себя, как делал сейчас. Он очень изумился своему мрачному взгляду. Хотя ему было столько же лет, сколько и Ренато Д`Отремон, он был достаточно выше его ростом, стройное и мускулистое тело имело кошачью гибкость; его ладони были широкими и сильными, почти как ладони мужчины; его лоб – высоким и гордым, его вьющиеся волосы были черными и сейчас зачесаны назад, оставляя лоб открытым, придавая ему некоторое сходство с хозяином Кампо Реаль; его нос был прямым; четко очерченный рот, плотно сжатый с удрученным выражением, которое бы делало его детское лицо суровым, если бы не большие темные бархатистые глаза… те поразительные глаза, подобные глазам Джины Бертолоци.