Полмира (ЛП) - Аберкромби Джо. Страница 24

– Богатство это власть, – пробормотал Колл себе под нос, словно испытывая, насколько эти слова правдивы. – Как ты получил этот шрам?

– Задавал слишком много вопросов, – сказал ванстер, улыбаясь, глядя на огонь.

Сафрит склонилась над Брендом, мягко тянула его бороду, ножницы резали. Было удивительно, что кто-то стоит настолько близко, так тщательно сосредоточен на нем, что мягкие пальцы касались его лица. Он всегда говорил Рин, что помнил их мать, но это были лишь истории, которые рассказывались снова и снова, выворачивались наизнанку до тех пор, пока он не стал помнить лишь истории, а не сами воспоминания. Ему всегда стригла волосы Рин. Он потрогал нож, который она сделала для него, и почувствовал неожиданную тягу к дому. К лачуге, ради которой они так усердно работали, и к отблескам огня на лице сестры, и беспокойство за нее нахлынуло так остро, что он сморщился, как от боли.

Сафрит отпрянула.

– Я тебя задела?

– Нет, – прохрипел Бренд. – Просто затосковал по дому.

– Там тебя ждет кто-то особенный, а?

– Только моя семья.

– Такого красавчика, как ты? Трудно поверить.

Досдувой наконец положил конец уловкам Колючки, поймав ее за буйные волосы, и теперь схватил ее другой рукой за пояс, поднял, словно сноп сена, и бросил ее в канаву.

– На некоторых из нас лежит проклятие неудач в любви, – угрюмо сказал Ральф, когда Скифр выкрикнула перерыв и стала разглядывать в канаве свою ученицу. – Меня не было на моей ферме слишком долго, и моя жена снова вышла замуж.

– Для тебя, быть может, это и неудача в любви, – пробормотала Сафрит, бросая в огонь клок бороды Бренда, – но удача для нее.

– Неудача в любви, это когда приносишь клятву вообще не любить. – Вздохнул Отец Ярви. – Чем старше я становлюсь, тем меньше нежная забота Праматери Вексен кажется мне хорошей заменой любви.

– У меня была жена, – сказал Досдувой, усаживаясь у костра и осторожно подыскивая удобную позу для своих отбитых ягодиц, – но она умерла.

– Если ты раздавил ее своей тушей, то это не неудача, – сказал Одда.

– Не смешно, – сказал гигант, хотя смешки от многих членов команды доказывали обратное.

– Жены это не для меня, – сказал Одда. – Я в них не верю.

– Сомневаюсь, что они о тебе другого мнения, – сказала Сафрит. – Хотя мне жаль твою руку, которая все это время вынуждена быть твоей единственной любовницей.

Одда ухмыльнулся, заостренные зубы блестели в свете костра.

– Не жалей. Моя рука – нежная партнерша, и всегда хочет.

– И, в отличие от всех нас, ее не отпугивает чудовищная вонь твоего дыхания. – Сафрит смахнула несколько волосков с коротко остриженной бороды Бренда и уселась. – Готово.

– Можно мне позаимствовать ножницы? – спросила Скифр.

Сафрит осмотрела седую щетину на ее черепе.

– Не похоже, что тебе есть что стричь.

– Не для меня. – Пожилая женщина кивнула на Колючку, которая выползла из канавы и хромала к костру, скривив лицо и потирая больную голову. Распущенные волосы развевались и торчали во все стороны. – Думаю, еще один из наших ягнят нуждается в стрижке. Досдувой доказал, что эта копна – слабость.

– Нет. – Колючка бросила свое побитое деревянное оружие и убрала за ухо несколько прядей. Для нее, которая казалось никогда ничуть не заботилась о том, как она выглядит, это был странный жест.

Скифр подняла брови.

– Из многих твоих недостатков я не учитывала тщеславие.

– Я обещала своей матери, – сказала Колючка, хватая лепешку и запихивая половину в рот грязными пальцами. Она, может, и не победила троих мужчин в поединке, но Бренд не сомневался, что смогла бы их переесть.

– Даже и не думала, что ты так уважаешь мнение своей матери, – сказала Скифр.

– Не уважаю. Она всегда была занозой у меня в заднице. Всегда говорила мне, что надо делать, и это было всегда не то, чего я хотела. – Колючка вцепилась зубами в лепешку, как волк в тушу, одновременно жуя, говоря и плюясь крошками. – Всегда тряслась над тем, что обо мне думает народ, что они мне сделают, как меня это должно задевать, как это поставит ее в неудобное положение. Ешь так, говори этак, улыбайся так, писай этак.

Все время, пока она говорила, Бренд думал о своей сестре, и о том, что за ней некому присмотреть, и в нем закипал гнев.

– Боги, – прорычал он. – Есть ли такое благословение, которое ты не будешь считать проклятьем?

Колючка нахмурилась, ее щеки раздувались, когда она жевала.

– Что это значит?

Он рявкнул, неожиданно преисполнившись отвращения к ней.

– Что у тебя есть мать, которой не наплевать на тебя, и дом, где тебя ждут, где ты в безопасности, и ты все равно находишь, на что пожаловаться!

Эти слова вызвали неудобную тишину. Отец Ярви прищурил глаза, Колл расширил свои, а брови Фрора поползли вверх от удивления. Колючка медленно проглотила, выглядя при этом потрясенной, словно ее ударили. Даже более потрясенной. Били ее постоянно.

– Я чертовски ненавижу людей, – пробормотала она, хватая еще лепешку из рук Сафрит.

Вряд ли стоило это говорить, но в кои-то веки Бренд не мог держать рот на замке.

– Не волнуйся. – Он натянул одеяло на плечо и повернулся к ней спиной. – Они относятся к тебе так же.

Пошли они нахрен

Нос Колючки дернулся от запаха готовящейся еды. Она поморгала, просыпаясь, и точно знала: что-то было не так. Она с трудом помнила последний день, когда просыпалась без нежной помощи сапога Скифр.

В конце концов, быть может, у старой ведьмы все-таки есть сердце.

Колючке снилось, что ее голову лизала собака, и она постаралась вытрясти это из памяти, скатываясь со своего одеяла. Возможно, сны были посланиями богов, но будь она проклята, если могла распознать значение этого. Колл согнулся у края воды и ворчал оттого, что ему пришлось драить котелки.

– Привет, – сказала она, от души потягиваясь и почти наслаждаясь протяжной болью в руках и в спине. В первые дни она едва могла пошевелиться по утрам от гребли и тренировок, но теперь она загрубела от работы, стала жесткой, как веревка и доска.

Колл глянул на нее и его глаза расширились.

– Эээ…

– Я знаю. Скифр позволила мне поспать. – Она ухмыльнулась, глядя через реку. Впервые название «Священная» казалось для нее подходящим. Год близился к концу, Мать Солнце уже была яркой и жаркой, птицы чирикали в лесу, и насекомые лениво двигались над водой. Свисающие ветки деревьев на берегу были усеяны белыми цветами, Колючка глубоко вдохнула носом запах цветочный аромат и выдохнула. – Мне кажется, сегодня будет отличный день. – Она потрепала Колла по волосам, повернулась и чуть не врезалась в Бренда.

Он уставился на нее, на его лице застыл тот беспомощный вид.

– Колючка, твои…

– Отвали и сдохни. – Полночи она не могла заснуть, размышляя о гадостях, которые скажет ему, но это было лучшим из того, что ей удалось выдавить, когда пришло время. Она толкнула его плечом и пошла к углям костра, где собралась команда.

– Ешьте хорошенько, – говорил Ральф. – Возможно позже сегодня мы доберемся до высокого волока. Вам понадобиться вся ваша сила и даже сверх того, когда мы потащим… – Он запнулся, уставившись на то, как подходит Колючка, берет свободную плошку и смотрит в горшок.

– Не нужно ради меня прерываться, – сказала она. Все уставились на нее, и это заставило ее занервничать.

Затем Одда хихикнул, плюясь едой.

– Она похожа на щетку, у которой выщипали половину щетины!

– Наполовину постриженный ягненок, – сказал Досдувой.

– Ива, у которой обрубили половину веток, – пробормотал Фрор.

– Мне нравится, – сказал Одда. – Звучит поэтично. Тебе надо чаще говорить.

– А тебе надо говорить поменьше, но все так, как оно есть.

С реки подул ветер, удивительно холодный с одной стороны Колючкиной головы. Она хмуро посмотрела вниз и увидела, что ее плечо покрыто волосами. Она коснулась рукой головы, боясь того, что может обнаружить. С правой стороны ее волосы были спутаны в обычную неумелую косу. Левая была неровно побрита до короткой щетины. Ее пальцы дрожали, когда она проводила ими по непривычным шишкам своего черепа.