Далеко, далеко на озере Чад… - Гумилев Николай Степанович. Страница 21

«Из Африканского дневника…»

Мы бросили якорь перед Джеддой, куда нас не пустили, так как там была чума. Я не знаю ничего красивее ярко-зеленых мелей Джедды, окаймляемых чуть розовой пеной. He в честь ли их и хаджи– мусульмане, бывавшие в Мекке, носят зеленые чалмы.

Пока агент компании приготовлял разные бумаги, старший помощник капитана решил заняться ловлей акулы. Громадный крюк с десятью фунтами гнилого мяса, привязанный к крепкому канату, служил удочкой, поплавок изображало бревно. Три с лишком часа длилось напряженное ожиданье.

To акул совсем не было видно, то они проплывали так далеко, что их лоцманы не могли заметить приманки.

Акула крайне близорука, и ее всегда сопровождают две хорошенькие небольшие рыбки, которые и наводят ее на добычу. Наконец в воде появилась темная тень сажени в полторы длиною, и поплавок, завертевшись несколько раз, нырнул в воду. Мы дернули за веревку, но вытащили лишь крючок. Акула только кусала приманку, но не проглотила ее. Теперь, видимо огорченная исчезновеньем аппетитно пахнущего мяса, она плавала кругами почти на поверхности и всплескивала хвостом по воде. Сконфуженные лоцманы носились туда и сюда. Мы поспешили забросить крючок обратно. Акула бросилась к нему, уже не стесняясь. Канат сразу натянулся, угрожая лопнуть, потом ослаб, и над водой показалась круглая лоснящаяся голова с маленькими злыми глазами. Десять матросов с усильями тащили канат. Акула бешено вертелась, и слышно было, как она ударяла хвостом о борт корабля. Помощник капитана, перегнувшись через борт, разом выпустил в нее пять пуль из револьвера. Она вздрогнула и немного стихла. Пять черных дыр показались на ее голове и беловатых губах. Еще усилье, и ее подтянули к самому борту. Кто-то тронул ее за голову, и она щелкнула зубами. Видно было, что она еще совсем свежа и собирается с силами для решительной битвы. Тогда, привязав нож к длинной палке, помощник капитана сильным и ловким ударом вонзил его ей в грудь и, натужившись, довел разрез до хвоста. Полилась вода, смешанная с кровью, розовая селезенка аршина в два величиною, губчатая печень и кишки вывалились и закачались в воде, как странной формы медузы. Акула сразу сделалась легче, и ее без труда вытащили на палубу. Корабельный кок, вооружившись топором, стал рубить ей голову. Кто-то вытащил сердце и бросил его на пол. Оно пульсировало, двигаясь то туда, то сюда лягушечьими прыжками. B воздухе стоял запах крови.

МИК. Африканская поэма

Сквозь голубую темноту

Неслышно от куста к кусту

Переползая, словно змей,

Среди трясин, среди камней

Свирепых воинов отряд

Идет – по десятеро в ряд.

Mex леопарда на плечах,

Меч на боку, ружье в руках, —

To абиссинцы; вся страна

Их негусу покорена,

И только племя гурабе

Своей противится судьбе,

Сто жалких деревянных пик, —

И рассердился Менелик.

Взошла луна, деревня спит,

Сам Дух Лесов ее хранит.

За всем следит он в тишине,

Верхом на огненном слоне:

Чтоб Аурарис-носорог

Напасть на спящего не мог,

Чтоб бегемота Гумаре

He окружили на заре

И чтобы Азо-крокодил

От озера не отходил.

To благосклонен, то суров,

За хвост он треплет рыжих львов.

Ho, видно, и ему невмочь

Спасти деревню в эту ночь!

Как стая бешеных волков,

Враги пустились… Страшный рев

Раздался, и в ответ ему

Крик ужаса прорезал тьму.

Отважно племя гурабе,

Давно приучено к борьбе,

Ho бой ночной – как бег в мешке,

Копье не держится в руке,

Они захвачены врасплох,

И слаб их деревянный бог.

Ho вот нежданная заря

Взошла над хижиной царя.

Он сам, вспугнув ночную сонь,

Зажег губительный огонь

И вышел, страшный и нагой,

Маша дубиной боевой.

Раздуты ноздри, взор горит,

И в грудь, широкую как щит,

Он ударяет кулаком…

Кто выйдет в бой с таким врагом?

Смутились абиссинцы – но

Вдруг выступил Ато-Гано,

Начальник их. Он был старик,

B собраньях вежлив, в битве дик,

Ha все опасные дела

Глядевший взорами орла.

Он крикнул: «Э, да ты не трус!

Bce прочь, – я за него возьмусь».

Дубину поднял негр; старик

Увертливый к земле приник,

Пустил копье, успел скакнуть

Всей тяжестью ему на грудь,

И, оглушенный, сделал враг

Всего один неловкий шаг,

Упал – и грудь его рассек

C усмешкой старый человек.

Шептались воины потом,

Что под сверкающим ножом

Как будто огненный язык

Вдруг из груди его возник

И скрылся в небе, словно пух.

To улетал могучий дух,

Чтоб стать бродячею звездой,

Огнем болотным в тьме сырой

Или поблескивать едва

B глазах пантеры или льва.

Ho был разгневан Дух Лесов

Огнем и шумом голосов

И крови запахом – он встал,

Подумал и загрохотал:

«Эй, носороги, эй, слоны,

И все, что злобны и сильны,

От пастбища и от пруда

Спешите, буйные, сюда,

Ого-го-го, ого-го-го!

Да не щадите никого».

И словно ожил темный лес

Ордой страшилищ и чудес;

Неслись из дальней стороны

Освирепелые слоны,

Открыв травой набитый рот,

Скакал, как лошадь, бегемот,

И зверь, чудовищный на взгляд,

C кошачьей мордой, а рогат —

За ними. Я мечту таю,

Что я его еще убью

И, к удивлению друзей,

Врагам на зависть, принесу

B зоологический музей

Его пустынную красу.

«Hy, ну, – сказал Ато-Гано, —

Здесь и пропасть немудрено,

Берите пленных – и домой!»

И войско бросилось гурьбой.

У трупа мертвого вождя

Гано споткнулся, уходя,

Ha мальчугана лет семи,

Забытого его людьми.

«Ты кто?» – старик его спросил,

Ho тот за палец укусил

Гано. «Hy, верно, сын царя», —

Подумал воин, говоря:

«Тебя с собою я возьму,

Ты будешь жить в моем дому».

И лишь потом узнал старик,

Что пленный мальчик звался Мик.