Лабиринт фараона - Брюссоло Серж. Страница 19
«Кто они тебе? — шептал ей внутренний голос. — Чего ради заботиться о них? Что они сделали для тебя, кроме попыток затащить в чулан Дома или облапать при первом же удобном случае?»
В дурном настроении она вышла из крипта. Может быть, этот человек прав? А что, если он выдумал историю о коллективной казни, чтобы заставить ее пойти к ним? И еще ей было непонятно, чего от нее ждали. Зачем он заставил ее нюхать лоскутки материи, пропитанные тонким ароматом?
Раскаленный воздух снаружи пригвоздил ее к стене, прервал дыхание. Она машинально бросила взгляд в сторону галереи, вход в которую был закрыт досками, прибитыми крест-накрест.
«Тебе достаточно пойти взглянуть, — подумала она. — Это очень просто. Проберись туда, и узнаешь, соврал ли незнакомец…»
Убедившись, что часовой не смотрел в ее сторону, она заскользила вдоль стены. Нагревшийся гранит обжигал кожу через плотную одежду. С колотящимся сердцем она нырнула в темный проход, уверенная, что сейчас же получит стрелу между лопаток. Но ничего не случилось. Она постояла немного, прижавшись к скале, чтобы глаза привыкли к темноте, потом медленно углубилась в галерею. Чем дальше оставался вход, тем плотнее становилась темнота. И вскоре Ануна поняла, что продвигаться придется ощупью. В полном мраке она опустилась на корточки и погрузила пальцы в песок, ища какое-либо свидетельство произошедшей здесь казни. Сперва она обрадовалась, ничего не найдя. Трупов не было, мужчина солгал… Вздох облегчения вырвался из ее груди, но тут она коснулась мертвого лица, присыпанного пылью. Девушка вздрогнула, но продолжала разгребать песок. Что-то твердое торчало в груди трупа, кусок дерева… обломок стрелы. Ануна наспех засыпала труп и стала искать в другом месте. На этот раз рука ее наткнулась на пенис. Она встала и вытерла руки о накидку. Продолжать было бесполезно. Мужчина в тюрбане сказал правду. Прибывшая раньше их группа бальзамировщиков находилась здесь, зарытая в галерее.
«И нас по окончании работы ожидает та же участь», — подумала она, пятясь к выходу. Теперь нужно было решать: бежать одной или рассказать товарищам о представившейся им возможности побега.
Весь день ее мучили сомнения. В бригаде было десять человек, которых, кстати, она толком и не знала. Она не знала, как они воспримут ее слова, но время поджимало.
«Выброси их из головы! — шептал ей внутренний голос. — Воспользуйся выпавшей тебе удачей и думай только о себе».
Искоса она посматривала на Хоремеба и Падирама… Старалась определить свои чувства к ним. Будет ли она потрясена их смертью? Она не знала, на что решиться. В конце концов, не выдержав этих терзаний и внутренне убежденная, что совершает непоправимую ошибку, она приблизилась к начальнику бальзамировщиков и прошептала:
— Нам надо поговорить… когда начнется обед. Мне нужно сказать тебе нечто важное. Предупреди других. И пусть все сохраняют свой обычный вид, часовые ни о чем не должны догадаться.
Хоремеб изумленно взглянул на нее, но промолчал. Потом он переходил от группы к группе, будто проверяя сделанное, и передавал просьбу Ануны. Когда все собрались, чтобы съесть хлеб и запить пивом, на лицах их читалось волнение. Ануна быстро изложила им суть дела. Она напрасно умоляла людей не смотреть в сторону проклятой галереи, они почти одновременно повернули к ней головы, будто оттуда, где они сидели, можно было увидеть мертвецов, закопанных в песок.
— Да не смотрите же! — простонала она. — Охрана подумает, что мы обо всем догадались.
— Я так и знал, — пролепетал Падирам. — Я знал это с самого начала… О боги, мы пропали!
— Ты их видела? — настаивал Хоремеб. — Ты их трогала?
— Да, — выдохнула Ануна. — Они на локоть закопаны в песок.
— А это действительно бальзамировщики? — не отставал хозяин. — Ты можешь поклясться?
— Нет, — призналась Ануна. — Было темно. Я только нащупала смертельные раны на телах.
— В таком случае у тебя нет доказательств, — бросил Хоремеб. — Там могут быть закопаны взбунтовавшиеся солдаты. Казненные мятежники. А твоя история с этим человеком — сплошной вздор. Почему он хотел спасти тебя, и только тебя? Что в тебе такого особенного? Ты лишь негритянка, ловко управляющаяся со своими смолами, и ничего больше.
— И что ты предлагаешь? — прошептал Падирам, нервно сжимая свой обсидиановый нож.
— Этой ночью мы по одному покинем палатку и пойдем в крипт, к месту свидания. Вы пригрозите проводнику поднять тревогу, если он откажется взять вас с собой. Думаю, у него не будет выбора. Если мы будем молчать и не поддадимся страху, у нас будет шанс бежать из карьера.
— Очень уж ты быстро решаешь за других, — не вытерпел Хоремеб. — А что мы будем делать потом, а? Если мы сбежим, то станем париями и никогда не сможем вернуться в город. Мы потеряем все — наши дома, семьи. У тебя никого нет, тебе легче сделать выбор. А я… Что станет с моим Домом бальзамирования? Я не хочу остаться нищим. Не считаешь ли ты, что Анахотеп простит нас за то, что мы нарушили договор?
— Анахотеп уже подписал нам приговор, — возразила Ануна. — Он передаст Пер-Нефер одному из своих людей, и на этом все закончится. Мы для него уже мертвы.
Очень скоро разгорелся спор, и все говорили, не слушая друг друга. Одни, в частности Падирам, были на стороне Ануны, другие отказывались даже думать об опасности.
— Мы слишком нажевались лотоса, — повторял Хузуф. — И от этого разгорячились. Мы пришли сюда делать самую обычную работу и возвратимся, как только ее сделаем. А все остальное — болтовня. Не будете же вы слушать бред женщины, которая даже не настоящая египтянка!
— Хватит! — отрезал Хоремеб. — Надо работать. И пусть каждый подумает до наступления ночи. Но предупреждаю: те, кто решит уйти, должны понять, что онистанут париями и вынуждены будут покинуть ном.
Все продолжали спорить. Хузуф весь день кипел. Он отвел Ануну в сторону.
— Если ты сбежишь, — брызгал он слюной, — ты навлечешь на нас гнев солдат. Нас накажут. Не знаю, что меня удерживает от того, чтобы пойти и сейчас же выдать тебя!
— Я, — бросил Падирам, размахивая своим ножом, — я мог бы по ошибке вскрыть тебя, поскольку пиво затуманило мне мозги и тебе тоже. Что-то говорит мне, что тебя нетрудно спутать с одним из тех юношей, которых я вскрываю с утра до вечера с тех пор, как мы прибыли сюда.
— Остановитесь! — прошипела девушка. — Вы говорите слишком громко. Часовые начинают посматривать в нашу сторону.
Она уже проклинала себя за то, что поддалась чувству долга. Эти подонки все могут испортить. Мужчина в тюрбане оказался прав: она была глупа.
Вторая половина дня прошла в большом напряжении. Рабочие допускали одну ошибку за другой. Ануна дрожала при мысли, что солдаты заподозрят неладное.
— Я иду с тобой, — шепнул ей Падирам. — Ничего не бойся, я смогу тебя защитить. Располосовать человека — для меня плевое дело.
Дождались ночи. Когда стемнело, разожгли костер и собрались, чтобы поужинать. Хоремеб распределил еду, чувствуя, как рабочие следили за каждым его движением.
— Я вот тут подумал… Уйду-ка я с Ануной. Считаю, что она права. Если мы останемся здесь, нас убьют. После нашего прибытия произошли странные вещи. Вот и Падираму приснилось, что Анубис указывал на тех из нас, кого возьмет с собой… К снам надо относиться серьезно. Мы по одному проникнем в крипт, пробираясь между саркофагами, которые я расставил сегодня так, чтобы создать двойную защиту от глаз часовых. Каждый на животе проползет по проходу между гробами. Если луна не будет слишком яркой, мы без затруднений доберемся до крипта.
Голос его, который обычно гремел во всех цехах Дома бальзамирования, в этот вечер звучал очень нерешительно и вместо того, чтобы ободрить бальзамировщиков, посеял в них смятение.
В палатку вошли молча. Сразу разделились на группки: одни хотели уйти, другие роптали, несогласные с утверждениями Ануны. Но для дискуссий уже не оставалось времени. Хоремеб задул светильник и уселся на своей циновке. На ощупь он начал собирать самые необходимые вещи, которые хотел взять с собой.