Одна лошадиная сила - Стрелкова Ирина Ивановна. Страница 35

Валентина Петровна продолжала хлопотать вокруг сидящего на табурете Васьки. Она гладила его по длинным лохмам, а Васька увертывался от ее рук. Она подошла к столу, налила воды в стакан, поднесла к Васькиным губам. Васька словно бы в забытьи, однако очень точно боднул головой. Стакан полетел в сторону. Дружинник, умевший ходить за младенцами, ловко поймал стакан на лету и поставил на стол.

Валентина Петровна, как наседка, защищающая своего цыпленка, налетела на Фомина:

— Я не допущу, чтобы моего ученика запугивали!

— Кто его запугивает? — запальчиво спросил Фомин.

— Вы! Вы до смерти перепугали мальчика своим неожиданным и грубым вмешательством!

— А вы отдаете себе отчет в своих словах? Вы учительница! Вас слушает ваш ученик!

Володя остался в стороне, наблюдал. Они, в общем-то, выглядели потешно — Фома и Валька, проучившиеся вместе десять лет и теперь швыряющие друг другу официальное «вы».

— Ваш ученик систематически запугивает других подростков! — чеканил Фомин. — Ваш ученик сегодня избил взрослого человека! Не кажется ли вам, что школа тоже несет ответственность за его поведение? Вам должно быть известно, что в семье он получает исключительно плохой пример!

— Я не считаю возможным обсуждать в присутствии моего ученика положение в его семье! — негодовала Валентина Петровна.

Васька сидел, заслонившись лоскутом миткаля, и внимательно водил глазами — от Фомина к Валентине Петровне, от нее к нему. При этом у многоцветного Васьки, когда он посматривал на лейтенанта, в глазах вспыхивала желтая злость, а при взгляде на Валентину Петровну — зеленый смешок.

Володя догадался, над чем посмеивается про себя Васька. Над тем, что дружинники приняли дочку тетки Семеновой за его, Васькину, учительницу. А она работает в другой школе. Васька торжествовал, что и Фомин из милиции попался на дурачка, поверил, что дочка тетки Семеновой и ее фраер из музея приперлись в штаб дружины как учителя, ответственные за хрупкий организм своего ученика… Но вот Володя увидел в Васькиных глазах что-то новое. Искру чистого любопытства. Кажется, мальчишка призадумался над тем, ради чего все-таки прибежали в штаб учительница из другой школы и заместитель директора музея. «Думай, Васька, думай!» — радовался Володя. Меж тем Алеша Скобенников встал между Фоминым и Валентиной Петровной.

— Извините, пожалуйста, — обратился он кротко к Валентине Петровне. — Вы в каких классах работаете? В пятых — восьмых?

Неожиданный простейший вопрос остудил ее гнев.

— Не все ли равно, в каких? — сказала растерянно Валентина Петровна. — Но если вам так хочется знать, я веду девятые и десятые.

Скобенников повернулся к Ваське:

— Если ты, Петухов, когда-нибудь все-таки доползешь до девятого класса, в чем я сомневаюсь, ты хоть физику-то учи по совести.

Сбитая с боевой позиции, Валентина Петровна вернулась на скамейку у двери.

— Ты зря погорячилась! — упрекнул Володя. — Начиналось что-то очень интересное. Теперь твоего Петухова уведут, а мы многого еще не узнали.

— Куда уведут? — забеспокоилась она.

— Хорошо, если бы его посадили. Только на одни сутки.

— Ты что? — Она возмутилась. — Ты в уме?

— Я сейчас умен как никогда! — с гордостью признался Володя. — Ты даже не представляешь себе, насколько я сейчас гениален.

— Нашел время для шуток!

— Очень скоро я напомню тебе про эти слова! — уверенно обещал Володя.

По его убеждению, в интересах расследования кражи четырех фотоаппаратов было бы необходимо продержать Ваську до завтрашнего вечера или здесь, в штабе дружины, или еще где-нибудь. Но напрямую подать Фоме совет Володя не решился: «Пускай Фома как можно дольше не догадывается, что параллельно его расследованию ведется другое, «частное» расследование»

К великому Володиному сожалению, Ваську Петухова не посадили. Скобенников составил протокол, напомнил Ваське, что это уже седьмой протокол за лето, так дело продолжаться не может, будут приняты самые решительные меры, и велел мальчишке топать домой прямиком, никуда по пути не сворачивая, а также избегая встреч и с врагами и с друзьями.

Обрадованный Васька вскочил и исчез за дверью. Володе хотелось кинуться следом за Васькой, догнать его и дать всего один совет, но он удержался. Володе надо было оставаться в штабе дружины, чтобы осуществить два замысла. Первый — ликвидировать конфликт между Валей и Фоминым. Второй — раздобыть еще кое-какие сведения. Фактически он уже целиком выстроил свою концепцию, не хватало самых пустяков, да и то лишь ради формальности. Володя живо представлял себе, как удивится Фомин, когда узнает от него завтра, кто вор…

Валентина Петровна охотно пошла на мировую. Она понимала, что судьба Васьки Петухова во многом будет зависеть от отношения к нему Фомина. Ей хотелось привлечь на свою сторону и дружинников, убедить их, что Васька не такой уж пропащий, он исправится.

Скобенников не выказал удивления, когда учительница и лейтенант заговорили на «ты».

— Ты пойми, Валя, мне самому жаль таких ребят, как Петухов, — уверял Фомин. — И Альку я тоже помню. Но я гораздо чаще, чем ты, встречаюсь с людьми, нарушившими закон. Я знаю, что о многих можно сказать: не он виноват, а обстоятельства жизни — плохая семья, чье-то влияние. Бывает так, что человек совершил преступление, но при этом сердце у него доброе. — Фомин покосился на Володю и произнес с нажимом: — Добрее, чем у некоторых честных и порядочных граждан! Всякое, Валя, бывает. Однако независимо ни от чего за преступление надо отвечать. Преступник должен понести заслуженное наказание. И для этого его надо найти. Надо. Понимаешь? Я люблю свою работу, я ее выбрал не на школьной скамье, я походил в дружинниках, как эти ребята. Кто-то должен охранять покой других людей. Для этого надевают милицейскую форму. — Фомин помолчал и сказал жестко: — Вот Киселева, который занимается розысками для развлечения, я понять не могу! Володя не верил своим ушам: «Фома знает?»

— Для развлечения и для удовлетворения своей непомерной амбиции! — добавил Фомин.

— Давай, давай! Развивай свою мысль! — проворчал уязвленный Володя.

— Вот что я тебе скажу! — Фомин шагнул к Володе. — Ты эти игрушки кончай! У нас не было, нет и не будет частных детективов!

— Ты о чем? — удивленно спросила Валентина Петровна.

— Да так… — успокоил ее Володя. — Фомин вспомнил один наш старый теоретический спор. Но сейчас не время и не место к нему возвращаться. — Володя с удовольствием отметил, что Фомин поражен его нахальством. — Мы еще к этому вернемся, милый Коля. На досуге… Ну что ты, Коля, так зло на меня глядишь? — Володя снисходительно потрепал Фомина по плечу. — Поговори-ка лучше с Валей, успокой ее, скажи, что Васька не крал фотоаппараты.

— Еще рано говорить, крал или не крал! — Фомин сбросил с плеча Володину руку.

Валентина Петровна приняла его слова за утверждение Васькиной вины.

— Если ты его посадишь, он пропадет, как все его братья. А Васе еще можно помочь.

— И в колонии люди воспитываются! — утешил Фомин. — Впрочем, насчет Васьки еще ничего не известно. Никто его не собирается сажать. С чего ты взяла, что я специально за ним охочусь? Я ищу вора. Кто он, следствием пока не установлено. Пойми, Валя, я разыскиваю неизвестную мне личность, хотя скорее всего окажется, что вора я очень хорошо знаю. Может быть, даже с детства… Что дружил с ним когда-то или дрался. Я же здесь родился и вырос. Поверь, Валя, следователю работать в своем родном городе не легче, а труднее.

Володя удивленно поглядел на Фомина. «Как верно сказано! Вор пока не известен, но он наверняка лицо знакомое. Даже обидно, что это сказал Фома, а не я…»

— Так должен ли я оставить вне подозрения Петуховых? — продолжал Фомин. — Ответь сама. И тот и другой могли украсть или нет?

— Нет! Я не верю! — В голосе Валентины Петровны звучала не твердость, а отчаяние.

«Валя понимает, что Петуховы — и старший и младший — могли украсть, — размышлял Володя. — Когда-то она считалась подругой атамана, вторым человеком в шайке, но потом поняла, какая судьба ждет Альку, и испугалась за себя, отошла. Однако что же другое могла сделать девчонка? Спасти своего атамана? Чепуха, ей это было не по силам. Но теперь, когда она видит, во что превратился Алька, ее мучает совесть. Вряд ли у Вали сохранились к старшему Петухову хоть какие-нибудь чувства, кроме чувства вины. Она увидела его сегодня с Верой Каразеевой и очень обрадовалась за него, очень…»