Симплициссимус - фон Гриммельсгаузен Ганс Якоб Кристоффель. Страница 12

Нельзя полностью отвергать и знакомство Гриммельсгаузена с латинскими источниками. По-видимому, несмотря на слабое знание латыни, он пытался обращаться к сочинениям на этом языке или пользовался помощью людей, на которых полагался. Борхердтом установлено, что Гриммельсгаузен перенес в «Симплициссимус» (II, 8) ошибочную ссылку на хронику церковного писателя IV в. Евсевия из энциклопедического сочинения Цвингера «Theatrum vitae humanum» (Basel, 1565), послужившего ему непосредственным источником. [125]

Эрудиция Гриммельсгаузена простонародна. Его полигисторство наивно. Он заимствует латинские цитаты вместе с опечатками. Он не только не проверяет, но и не согласовывает свои источники, так что название одной и той же местности может оказаться у него в разных транскрипциях. На критику источников он и вовсе не отваживается, и если однажды заметил, что Плиний «завирается», то последовал в этом Гарцони, представлявшему для него еще больший авторитет. Но сила его художественного дарования такова, что Гриммельсгаузен не перегружает «Симплициссимуса» заимствованным материалом и не вносит его механически, как поступало большинство его современников. Он перерабатывает и переосмысляет «чужой» материал, переводит нейтральный, безличный текст в сказовую форму, придает ему пластичность. И что самое главное – меняет его социальный смысл и направленность. Именно так использовано им затерянное в огромной книге Гарцони рассуждение о знати (дискурс XIX). Гарцони лишь мимоходом делает выпад против «подлых и ничтожных людей», которые «силятся стать рыцарственными господами и покупают себе дворянские дипломы и повсюду чванятся таким благородством, что заставляют долго говорить о себе и указывать на них пальцами, что все служит не к их чести, а к стыду и посмеянию», ибо «ни о чем другом нельзя порассказать о них, кроме того, что их деды, а то и отцы были поденщики и носильщики, их двоюродные братья – медведчики, братья – палачи, сестры – шлюхи, матери – сводни и, одним словом, весь их род столь загажен и обесчещен, да и они сами так черны, как если бы сбежали из закопченной кузницы хромого Вулкана, как доподлинные братья Бронта и Стеропа». Гарцони объявляет, что подобным «нобилистам» можно прямо в лицо сказать, что «деревенская хижина была их дворцом, в котором они рождены и воспитаны… их поместья – простое поле, на котором они выискивали свое жалкое пропитание, их убранные коврами покои и залы – грязная и закопченная дыра, где по-настоящему не увидишь ни солнца, ни месяца, их слуги и лакеи – овцы, козы и свиньи, которых они пасли, плуг – их рыцарское оружие, с которым они упражнение имели, доение коров – их дворянская потеха, рытье канав – их disciplina militaris, погонять ослов или таскать на носилках и возить на тележках навоз – их капитанство, и тому подобные вещи, коих они должны стыдиться, когда это будет брошено им в упрек, дабы осадить их высокомерие».

Заимствовав эту цитату, Гриммельсгаузен разрывает ее на две части. Первая составляет зачин «Симплициссимуса» и сатирически заострена против «новой знати», вторая служит противоположной цели – новоявленным «нобилистам» противопоставляется древнее благородство мужицкого рода, «от самого Адама ведущегося». В барочной учено-риторической форме прославляется труд крестьянина, «ратоборствующего со всей землей» и кормящего все остальные сословия. Сухое и отвлеченное рассуждение Гарцони наполняется горечью и иронией, приобретает сатирический смысл, превращается в патетическую метафору.

В «Вечном календаре» Гриммельсгаузен как бы беседует с книгой, перебивает ее нетерпеливыми репликами и замечаниями, которые вкладывает как в уста Симплициссимуса, так и поучающего его Цонагри. Длинное рассуждение об ауспициях (со ссылкой на Филострата и Аполлония Тианского) завершается рассказом о мудрости змей и языке птиц. Цонагри сообщает, что, по словам Демокрита, если смешать кровь некоторых известных птиц, а затем выпить, то начнешь понимать их речь. Симплициссимус перебивает его: «И я читал в одной старой монастырской книге, что ежели взять язык коршуна и продержать его три дня в меду, а затем положить себе под язык, то начнешь понимать всевозможных птиц».

Гриммельсгаузен был охотник до сочинений, в которых исторические сведения смешивались с фантастикой и народными поверьями. В книге Иоганна Преториуса (1630 – 1680) «Anthropodemus plutonicus, сиречь всесветное описание диковинных людей» (1666) Гриммельсгаузен нашел заимствованные у античных авторов сведения о легендарных народах: гипербореях, аримаспах и др., упоминаемых в «Симплициссимусе». Но эта же книга содержала рассказы и рассуждения о сильфах, русалках, кобольдах, гномах и пр. Интересно, что и сам Преториус ссылается на сочинение Самуеля Хиршфельда «Сатирический Пильграм» [126] и упоминает о нем в другой своей книжке «Волшебный прут» (о рудоискательной «вилке»), вышедшей в следующем году. [127]

Кое-что почерпнул Гриммельсгаузен в сочинении итальянского поли-гистора Пиетро Мексиа «Sylva variarum lectionum. сиречь гисторический природный и диковинный мир достопримечательных рассказов, странных и удивительных событий, различных темных и тонких вопросов и т. д.» (Севилья, 1540; немецкий пер.: Базель, 1664; вторично Нюрнберг, 1668). [128]

Неоднократно использована в «Симплициссимусе» «Натуральная магия, сиречь Книга искусств и чудес, в коей содержатся диковинные секреты, тайны и кунштюки» Вольфганга Хильдебранда. вышедшая в 1612 г. и затем неоднократно переиздававшаяся под все более пышными заглавиями. [129] Естественноисторические сведения были в ней перемешаны со множеством практических советов и рецептов, имеющих отношение к народной медицине и ветеринарии. Здесь можно было узнать, и по каким признакам выбирать себе лошадь, и как с помощью «чихательного порошка» определить, не согрешила ли до замужества невеста, а заодно и получить средство, как скрыть такой грех, если он был. Последнюю часть этого издания составляла «Книга планет» – краткий самоучитель по астрологии, физиогномике и хиромантии. Автор, благочестивый протестант, отмежевывается от черной магии, некромантии и других ужасов, «от каковых злых дел да хранит нас всемилостивый бог!». Большой дискурс об астрологии и составлении гороскопов в «Вечном календаре» Гриммельсгаузен составляет на основе материала, заимствованного из сочинения франкфуртского астролога Иоганна фон Хагена, приверженца реформации, выступавшего под псевдонимом Индагине [130].

Гриммельсгаузен обращался к книгам, вышедшим как из протестантских, так и из католических кругов. Среди его источников была «Сокровищница сверхъестественных, чудесных и достопримечательных историй», женевского пастора Симона Гулара (1543 – 1628), вышедшая в немецком переводе в 1613 г. [131], но ему была известна и «Демономания», переведенная еще в 1581 г. Иоганном Фишартом, воинствующая книга католического философа и юриста Жана Бодена [132], потратившего всю свою ученость на оправдание процессов ведьм, и сочинение Николая Ремигиуса «Demonolatria, сиречь о нечисти и волшебствующих духах» [133]. Эти сборники были наполнены не только рассуждениями, но и потрясающими воображение рассказами о «подлинных происшествиях». Из книги Ремигиуса в «Симплициссимус» и перенесен рассказ о некой колдунье Катарине Превота, имеющий столетнюю давность, однако прикрепленный Гриммельсгаузеном к «недавнему времени» (II, 18). От его внимания не ускользнул появившийся в 1652 г. на немецком языке составленный испанским католическим писателем Антонио Торквемада [134] «Гексамерон, или Шесть дней, или, точнее, Шестидневные беседы о некоторых трудных вопросах различных наук наряду с достопримечательными и доселе неслыханными историями», где одновременно с описанием мифологических кентавров, фавнов и сатиров немало места уделялось бродячим россказням о привидениях.