Второе признание (сборник) - Стаут Рекс. Страница 52

Владения садовника впечатляли, однако мне, человеку, привыкшему к образу жизни Вульфа, который возводил порядок в абсолют, показалось, что как раз порядка здесь и не хватает. Затем мы проследовали в теплицу, и там я всласть насладился радующим душу зрелищем: выражением лица Вульфа, когда он разглядывал фаленопсис Сандера с девятнадцатью побегами. Я редко видел, чтобы глаза его так горели от восхищения и зависти. Не буду отрицать, цветы и впрямь оказались хоть куда. Ни на что не похожие, совершенно особенные: ярко-розовые лепестки с коричнево-фиолетово-желтыми разводами.

– Это ваши орхидеи? – жадно поинтересовался Вульф.

– Они принадлежат мистеру Питкирну, – пожал плечами Энди.

– Меня не волнует, кому они принадлежат. Кто их вырастил?

– Я. Из семян.

– Мистер Красицкий, позвольте пожать вам руку, – пророкотал Вульф.

Энди милостиво разрешил это сделать, после чего отправился в соседнее помещение, видимо для того, чтобы отключить остальные вентиляторы. Вульф задержался в теплице еще на несколько минут. Вдоволь наглядевшись на фаленопсис, он двинулся следом. В следующей комнате царил еще больший беспорядок: на мой взгляд, там был сущий винегрет из самых разных растений, начиная от фиолетовой герани и заканчивая растущим в кадке неизвестным деревцем, усыпанным невероятным количеством крохотных беленьких цветочков. Если верить табличке, это чудо называлось сериссой вонючей. Я ее понюхал, но ничего не почувствовал. Тогда я растер один из цветков пальцами, поднес их к носу и втянул воздух. Больше вопросов насчет названия у меня не возникало. Как назло, сок впитался в кожу, поэтому мне пришлось вернуться в подсобку, где была раковина, и вымыть руки с мылом.

Когда я вернулся обратно, Энди как раз собирался продемонстрировать Вульфу еще одно свое достижение:

– Разумеется, вам доводилось слышать о тибухине семидекандра? Иногда ее еще называют плерома мекантрум или плерома грандифлора…

– Конечно, – заверил садовника Вульф.

Бьюсь об заклад, он слышал эту тарабарщину впервые в жизни.

– Так вот, – продолжил Энди, – у меня имеется двухлетний экземпляр. А вырастил я его из побега. Сейчас цветок всего два фута высотой, а уже пошли ветки. Листочки не овальные, а круглые, такие необычные… Погодите, я вам сейчас покажу, я убрал растение подальше от света…

Он подошел к зеленой занавеске, прикрывавшей до самого пола длинный выступ, располагавшийся вдоль стены на уровне пояса. Приподняв занавеску за край, садовник присел на корточки и залез в нишу под выступом, так что голова и плечи скрылись из виду. Вдруг он замер. Прошла секунда, другая, а Энди по-прежнему оставался неподвижен. Наконец он выбрался, стукнувшись головой о бетонный выступ, выпрямился и застыл, словно сам был из бетона. Лицо садовника покрывала мертвенная бледность, а глаза были закрыты.

Тут мы зашевелились, и он поднял веки. Увидев, что я потянулся к занавеске, Красицкий прошептал:

– Не смотрите, не надо. Хотя нет, смотрите. Пожалуй, вам лучше это увидеть.

Я приподнял занавеску, заглянул в нишу и… застыл, точь-в-точь как перед этим Энди. Наконец я пришел в себя, выбрался обратно, в отличие от садовника избежав столкновения с выступом, и, повернувшись к Вульфу, сообщил:

– Там труп. Труп женщины.

– Мне кажется, она умерла, – прошептал Энди.

– Ну да, я же и говорю: труп, – согласился я. – Мало того, тело успело окоченеть.

– Проклятье! – прорычал Вульф. – Только этого нам еще не хватало!

Глава третья

А теперь позвольте вам кое-что объяснить. Несмотря на то что частный детектив, в отличие от полицейского или адвоката, не дает клятву служить закону, он действует на основании лицензии, которая накладывает на него определенные обязанности. Я не был исключением, поскольку в моем кармане лежало удостоверение частного детектива на имя Арчи Гудвина. Однако в тот самый момент, когда я стоял там, в оранжерее, и переводил глаза с Вульфа на Красицкого и обратно, я думал вовсе не о своих профессиональных обязанностях. В голове у меня вертелась лишь одна мысль: как же нам все-таки не везет. Ну почему Вульф даже до Уэстчестера за садовником толком прокатиться не может, не наткнувшись при этом на труп? Тогда я еще не знал, что убийство это самым тесным образом связано с поисками садовника, которые развернул мой босс, а потому не усмотрел причинно-следственной связи, посчитав все простым совпадением.

Энди продолжал стоять неподвижно, словно статуя. Вульф двинулся к выступу.

– У вас не получится так низко нагнуться, – предупредил я.

Он все же попробовал, убедился в моей правоте, опустился на колени и поднял занавеску. Я присел рядом на корточки. Света было мало, но его вполне хватало для того, чтобы все осмотреть. Наверняка смерть исказила черты женщины, но не слишком. У покойной были изящные руки и красивые светло-каштановые волосы. Одета она была в синее украшенное узором платье из искусственного шелка. Несчастная лежала, вытянувшись на спине, открыв рот и широко распахнув глаза. Кроме трупа, в нише ничего не было, разве что опрокинутый горшок восьми дюймов в поперечнике, из которого торчало растение с практически полностью отломанной веткой. Вульф подался назад и встал. Я последовал его примеру. За все это время Энди не сдвинулся с места.

– Она умерла, – произнес садовник, на этот раз громким голосом.

Вульф кивнул и заметил:

– А ваше растение тоже сильно пострадало. Ветка безнадежно сломана.

– Что? Какое еще растение?

– Ваша тибухина.

Энди нахмурился, покачал головой, будто проверяя, крепко ли она сидит на плечах, снова присел на корточки перед занавеской, поднял ее, и его голова и плечи опять исчезли в нише. Нам с Вульфом следовало предупредить его, чтобы он ничего не трогал, но мы не стали этого делать, тем самым махнув рукой на свои профессиональные обязанности. Когда Красицкий выбрался из ниши, мы поняли, что он не просто кое-что тронул на месте преступления, но стащил улику. В руке он сжимал отломанную ветку тибухины. Средним пальцем садовник выкопал в грядке лунку, воткнул туда ветку, а затем утрамбовал почву.

– Это вы ее убили? – резко спросил Вульф.

С одной стороны, он поступил правильно, задав этот вопрос, а с другой стороны – не очень. Да, он вывел Энди из транса, и это было просто прекрасно, но одновременно у несчастного садовника явно возникло желание от души врезать Вульфу. Он быстро и решительно направился к нему, но, во-первых, проход между грядками был слишком узок, а во-вторых, на пути Красицкого стоял я. Бить меня ему определенно не хотелось, поскольку садовник понимал, что я дам сдачи. Он остановился прямо передо мной: грудь в грудь, глаза в глаза.

– Не дергайтесь понапрасну, вам это не поможет, – раздраженно произнес Вульф. – Завтра вы собирались приступить к работе у меня. В оранжерее. И что мне теперь прикажете делать? Бросить вас здесь с трупом. Нет, это не вариант. Вы окажетесь за решеткой, прежде чем я доберусь до дома. Понимаю, вам пришелся не по нраву мой вопрос, но сегодня вам его еще неоднократно зададут, и всякий раз придется отвечать.

– О господи! – ужаснулся Энди. – Ну и влип же я!

– Согласен. Так что давайте для начала ответьте мне. Итак, это вы ее убили?

– Нет. Боже упаси, я никого не убивал!

– Кто эта женщина? Вы знаете ее?

– Да… Это Дини. Дини Лауэр. Сиделка миссис Питкирн. Мы собирались пожениться. Вчера – господи, это было лишь вчера! – я сделал Дини предложение, и она ответила, что согласна. И вот теперь я стою здесь. – Энди поднял ладони с растопыренными пальцами и потряс ими. – Я стою здесь! Что же мне теперь делать?

– Для начала успокоиться, – посоветовал я.

– Сейчас вы пойдете со мной, – сказал Вульф, протиснувшись мимо меня. – В подсобке я видел телефон, однако прежде чем им воспользоваться, мы немного потолкуем. Арчи, ты останешься здесь.

– Я сам здесь останусь, – отрезал Энди. Теперь вид у него был уже не такой безумный, как прежде, но садовник все еще был очень бледен, а на лбу сверкали капельки пота. – Я останусь здесь, – повторил он.