Пляски теней (СИ) - Клецко Марина. Страница 32

«Интересно, – с тоской подумал доктор, – это ж сколько человек нужно было так оприходовать, чтобы вмялась кирпичная кладка… Да не просто кирпичная, а пирогранитная, с местного нобелевского завода».

Стандартная процедура допроса заняла около двадцати минут. Вежливый шериф не спеша записывал объяснения доктора, что-то уточняя, что-то даже подсказывая. Глядя на сидящего напротив здоровяка, Александр пытался вспомнить, где он раньше встречал этого человека. Высокий лоб, широкие скулы, волосы черные, отброшены назад. Ага… Комбинированная травма. Сотрясение мозга, перелом плеча, ожог голени третьей степени… Разбился на мотоцикле… Третья палата, койка у окна… Не пищал, не ныл на перевязках, отказывался от обезболивающих. Молодец шериф – силен духом!

Доктор перечитал протокол допроса и, чиркнув внизу на каждой странице: «С моих слов записано верно, мною прочитано», подписал его.

– Все? Я свободен?

Какое-то время полицейский молчал, вертя в пальцах авторучку. Потом вздохнул, резким движением дернув на себя ящик стола, достал несколько скрепленных стиплером листов бумаги и положил их перед Александром.

– Ознакомиться не желаете? Только имейте в виду, доктор, я вам ничего не показывал.

Листки были плотно и ровненько исписаны знакомым крупным почерком: посягательство на спокойствие семьи священника… манипулирование соседями… постоянные угрозы … нацеленность на чужое имущество… бесстыдная демонстрация своей силы… игнорирование норм морали и религии… и, наконец, циничная выходка: «угроза зачехленным оружием, произошедшая на глазах свидетелей». «Ого! – присвистнул доктор. – Зачехленным? Совсем сдурели, постыдились бы такую дурь писать…». Да и бандиты оказались вовсе не бандитами, а вполне себе известными в городе чиновниками. Под заявлением красовались подписи загадочных прихожан, свидетелей этого «почти что вооруженного нападения»: замглавы Администрации по землеустройству Коленкова и его подчиненного Гечиу. Первого Александр в лицо не видел никогда, а вот второго, и всю его семью, лечил несколько раз. На тебе, приехали!

Шериф, внимательно наблюдавший за Александром, увидел, как тот дернулся, будто его ударили в лицо.

– Что, не ожидали?

– Если честно, нет.

– Не только вы, доктор, работаете с патологией.

– Согласен. Это действительно клинический случай

– Интересно все же, чем вы это им так насолили?

– Сыграл не по правилам. Не по их правилам…

– Понятно. Что ж… Идите домой, больше по этой теме вас не побеспокоят.

– Спасибо. – Александр поднялся, подошел к двери, потом обернулся. – Иногда хочется разогнаться до двухсот, правда? И плевать, что можно разбиться.

– Это, да… – улыбаясь, протянул полицейский.

– А можно разбиться не насмерть и потом всю жизнь помнить, что скорость двести – это кайф. И что ты это сделал…

Выйдя из полицейского управления, доктор с наслаждением вдохнул воздух свободы. Сел в машину, закурил. Ну, что ж… Сегодняшнее пасхальное схождение во ад было закончено. Еще одна попытка наказать аморального греховодника закончилась крахом. И сказать-то здесь нечего: битва за спасение души ближнего. Только и всего. Битва истовая. Ревностная. Без правил. С подлогами и лжесвидетельствами. Что ж, борются как умеют. Как их научили. В борьбе за чистоту своих рядов все средства хороши… И ложь, и месть, и клевета.

За тюремной стеной блестели золотом купола городского собора, на церковном крыльце толпились прихожане, ожидая благословения правящего архиерея. Над городом плыл радостный пасхальный перезвон.

ГЛАВА 33

ВОРОН ВОРОНУ ГЛАЗ НЕ ВЫКЛЮЕТ

Судебное заседание подходило к концу. За четыре часа окончательно выпотрошив и истцов, и ответчиков, и многочисленных свидетелей, судья объявила, что очередное заседание состоится через месяц.

– Этот бред не закончится никогда, – покачал головой Владимир Петрович, выходя из зала суда. – Четвертый месяц с мерзавцем бодаемся, а все без толку. Ворон ворону глаз не выклюет.

Судебные тяжбы поглотили стариков Родионовых целиком. И не только их. Потянулись к зданию суда обиженные прихожане сельской общины, сердобольные дачницы-соседки, активные деревенские мужики, целеустремленные и в справедливости мира еще не разуверившиеся.

Местные еще помнили те времена, когда вместе со своей приветливой, словоохотливой женой в их деревню переехал худощавый скромный священник. Помнили, с каким воодушевлением он начал восстанавливать уже было совсем разрушенную сельскую церковь. Вначале истосковавшиеся по церкви люди, дабы прикоснуться к божественному, посещали храм охотно: ставили свечки за здравие, за упокой, освящали куличи да яйца на Пасху, крестили внучат, на исповеди каялись в грехах и с радостью подпевали «Отче Наш» на службах.

Но, удивительное дело, с каждым годом своих, деревенских, в церкви становилось все меньше и меньше. Матушкины просьбы-требования поделиться последней лептой вдовицы пугали и без того весьма небогатых сельских прихожанок, мудреные воскресные проповеди городского интеллигентного батюшки понимали немногие, да и вел он себя, мягко говоря, для лица церковного странно. С местными был заносчив, высокомерен, ни тебе простоты, ни открытости, ни сердечности. «Не нашенский он. Чужой. Бирюк!», – поговаривали за его спиной. Дивились люди многометровому железному забору, надежно защищающему поповский дом от праздного соседского любопытства. Изумлялись отдельному церковному выходу на озеро, с новенькой калиткой и тяжелым амбарным замком на ней. Судачили о том, что поп с попадьей барствуют, зазывают чужаков, и деревня уже не деревня, а поповская вотчина для городских толстосумов да столичных богомолок. Бабы да старушки, что покрепче были, на требы стали ездить в город, потому как лучше к черту в котел, чем к такому попу на поклон...

Поп с попадьей на неприязнь местных внимания не обращали и дело свое делали исправно. На вечерне да утрене молились, храм восстанавливали, на престольные устраивали пышные трапезы. За забором. Для своих. Избранных. Городских благодетелей и полезных столичных приятелей.

Ведь кто он, деревенский мужик, по сравнению с людьми степенными, в обществе вес имеющими? Так, сброд один. Ни высоких духовных истин понять не может, ни копеечкой одарить… Одним словом, черт знает что. С простого мужика какой прок? Пользы для церкви – никакой. Правда, вначале матушка Нина еще просила деревенских, кто поздоровее будет, подсобить по церковным делам, но без оплаты кому работать охота? Сметливого деревенского мужика на мякине не проведешь. Задарма трудится – одна суета бесполезная. Хоть в церкви, хоть в поповском дворе… Да и где они, деревенские-то? – сетовала матушка. Нет их! Не дозовешься, если что. Все в город давно подались, в деревню свою приезжают как дачники. Покуролесят пару деньков, да в город опять и умчатся.

Вот так, за пару лет, шаг за шагом, уединенная деревенька, приютившаяся на берегу небольшого озера, превратилась в место паломничества для людей чинных, благородных и весьма состоятельных.

Жизнь шла своим чередом, потихоньку да помаленьку, и прожила бы деревня без особых приключений еще лет сто, если бы не сельская дорога да притеснения стариков Родионовых. На этот раз народ деревенский не на шутку разошелся. Не то чтобы соседей-стариков пожалели, а из опасения, что и сами могут попасть под жернова всесильного служителя церкви. Дело казалось простым. Была дорога? Была! Безобразничает сельский поп в своей вотчине? Безобразничает! И соседей притесняет. Чего еще? Устроил Санта-Барбару из своих семейных дел? Устроил. Оно-то дело это понятное, снохачеством на Руси многие баловались, но зачем же на соседей набрасываться? Старики Родионовы и так уж на ладан дышат…