Камень первый. Холодный обсидиан - Макарова Ольга Андреевна. Страница 22
Он не мог кричать. Он уже не понимал, сколько времени находится здесь — ведь по чему тут определять его, время? Да, с этой точки видны миллионы чужих солнц, но нет Солнца Омниса над головой, которое подсказало бы, который час. Можно было видеть лишь одно: здешнее время все-таки шло, а не стояло на месте: далекие звезды мерцали…
Как за последнюю память родного мира, Кангасск уцепился за гадальный камень Таммара. Он был теплым, нагревшимся от его тела, и искристо блестел, отражая звезды. Под ощущением твердого, гладкого тепла, зажатого в кулаке, успокоился страх, подбиравшийся уже к границе ужаса; Кангасск с облегчением вздохнул и закрыл глаза…
Тогда он почувствовал, как что-то изменилось. Похолодало, подул ветер, принесший пряный запах соснового леса, зазвучали далекие голоса, запели над головой птицы…
На Севере любят сосны, как и на Юге, впрочем, но здесь предпочитают не раскидистые ветвистые деревья с длинными колючками и огромными шишками, из которых можно налущить кедровых орешков, а высокие стройные корабельные сосны, чьи вершины взлетают в самое небо…
Именно такой лес увидел Кангасск, когда открыл глаза. В первый миг житель пустыни задрал вверх голову и восхищенно взглянул на великолепные деревья, подсвеченные полуденным солнцем. Красотища! Особенно после ужасающей бесконечности, наполненной чужими звездами.
— С прибытием, Кангасск, — приветствовала его Влада. Они с Серегом стояли поодаль, в центре большого солнечного пятна. — Как путешествие?
— Красиво. Но жутко, — честно признался Дэлэмэр, оторвавшись от созерцания стройного северного леса. — Все эти звезды… такие же миры, как наш?
— Почти все, — кивнула Влада, но, передумав, ответила по-другому: — То есть, они как раз не похожи ни на Омнис, ни друг на друга, но — да, большинство звезд действительно освещают обитаемые миры. Это я и имела в виду.
— Невероятно… — когда Кан попытался представить себе миллионы непохожих друг на друга обитаемых миров, у него захватило дух… но не изжитое за двадцать лет детское любопытство взяло свое, и второй вопрос последовал за первым: — Слушай, Влада, я хотел спросить: почему ты тогда не воспользовалась transvolo? Зачем было идти через Ничейную Землю?..
Вопрос был, вроде бы, и не сложный, но отвечать на него пришлось долго. Влада объясняла Кангасску, что к чему, по дороге в возносящуюся высоко над лесом Столицу. Серег, с беспечным видом шагавший рядом, на самом деле внимательно слушал.
— …Нет, ну как так… вот смотри… — упрямо доказывал Кангасск. — Transvolo, заклятье, читается на Севере или Юге, то есть там, где действует один из двух стабилизаторов, так?.. Если есть стабилизатор, заклятье работает. Это тоже верно. Значит, если я хочу переместиться с Юга, где есть стабилизатор, на Север, где тоже есть стабилизатор, то почему это не должно сработать?
— Потому что линия перемещения, — терпеливо объясняла Владислава, — в этом случае будет пересекать либо Ничейную Землю, либо, что еще хуже, Ничейную Воду.
— Ничейную Воду?
— Моря Чермасан и Кармасан по большей части не попадают под поля действия стабилизаторов, потому магия там такая же бесконтрольная, как в Ничейной Земле. Разница только в том, что, если в Ничейной Земле замкнет твое трансволо, ты можешь, при удаче, не слишком жестоко приземлиться на что-нибудь и, может быть, сломать не слишком много костей. А уж если transvolo замыкает над Ничейной Водой, то — пиши пропало — мигом попадешь акулам на завтрак, обед или ужин… в зависимости от времени суток.
— Тогда я не понял… — Кангасск тотчас осознал, что стоит, как дурак, посреди дороги и задумчиво чешет в затылке, и тут же спохватился, зашагав дальше. — Но Серег сказал, что пришел через Провал. Это разве не то же трансволо?..
— Нет, Кангасск, — строго сказала Влада. — Провал — это подмир. Раньше по нему действительно можно было перемещаться по всему Омнису, даже в земли за пределами радиуса действия стабилизаторов. Потому еще каких-то три тысячи лет назад не было нужды ни в каких трансволо. А сейчас… не дай бог тебе узнать, что такое Провал… — эти слова, сказанные горько и печально, поставили точку в разговоре. Если Кан и хотел еще что-то спросить, то сейчас, глядя на помрачневших миродержцев, уже просто не мог…
…Ворота Столицы, в мирное время днем всегда открытые, приблизились незаметно, и сверкающие стражники почтительно расступились, пропуская миродержцев. Кангасска, шедшего позади, они остановили и намекнули на «харуспекс без лицензии», но Серег вступился:
— Даю лицензию. «Открытаю лицензию», ребята…
После этого оба стража ворот взглянули на Кана с искренним уважением. Чтобы заслужить открытую лицензию на запрещенную вещь у самого Серого Инквизитора, надо быть человеком безупречной репутации и найти с десяток веских причин.
— Что значит «харуспекс», Серег? — спросил он, догнав Инквизитора и забежав вперед.
— Haruspex — это твой гадальный камень, — ответил Серег и добавил. — Научная терминология. Привыкай.
Глава седьмая. Куда смотрит Серый совет
Стены высотой метров двадцать были примерно столько же и в толщину. Поэтому под массивной аркой входа открывался своеобразный коридор. Причем, коридор довольно мрачный, в котором не горело светильников и прыгало от стены к стене гулкое эхо. Но зато город, открывавшийся после него привыкшим к темноте глазам, сиял, как звезда!
— …Это Столица, Кангасск!.. — лучезарно улыбнулась Влада и развела руками…
Весь путь между белоснежными домами с неизменными остроносыми шпилями на крышах, по улицам, выложенным разноцветной плазой, с фонтанами чуть ли не на каждом углу Кангасск прошел с открытым ртом и, как ему самому казалось, довольно-таки дурацким видом. За этими стенами будто бы открылся совершенно иной мир. И если некоторые иногородние торговцы еще не обращали на миродержцев внимания, то горожане, которых легко отличить сразу — и по лицу, и по одежде, — запросто подходили поздороваться и по-свойски пожелать доброго здоровья. Студенты же при виде любимого ректора усердно делали умные лица и обращались к Серегу и Владе особенно вежливо. На Кангасска, который то и дело засматривался на местные красоты, а потом догонял миродержцев бегом, смотрели с особым интересом. Открыто висящий у него на груди харуспекс добавлял в этот интерес жару.
Прохладный денек, слегка разбавленный неярким северным солнцем обещал быть лучше некуда. Тем не менее, откуда-то наползли вихрастые тучи, и зачастил дождик. Серег накинул капюшон, который тут же тенью скрыл его лицо, так что теперь было не угадать, что он там себе думает. Влада же только пожала плечами и подставила дождю радостное юное лицо; капли заструились по нему, вначале редко, точно слезы, а потом — сплошным потоком, смывая дорожную пыль. Сам Кангасск, тоже, по примеру наставницы, не накинувший капюшона, схватил струю воды за шиворот, когда подходил под сточной трубой какой-то крыши. Труба заканчивалась бронзовой львиной мордой с неправдоподобно широко разинутой пастью, из которой плескала вода. Кан скривился и показал льву язык…
— Серег, ты чего под капюшон спрятался? — спросила Влада весело. — Дождь не ахти какой. Давай, снимай, хоть освежишься немножко, пыль смоешь. У тебя волосы от нее серые, ты не знал?.. И вообще… ты же говорил, что любишь дождь.
— Люблю, — невесело сказал Серег и откинул капюшон. Лицо у него было мрачное. — Плохо мне, Влада.
— Что такое?
— Да-а… — он махнул рукой. — В общем, надо Серый совет проведать.
Кангасск, с дороги голодный и уставший, чуть было не пискнул: «А покушать?!», но вовремя сдержался. Дракон-зажигалка, тоже голодный, потому что давно сгрыз все мюсли в кармане, выбрался хозяину на плечо и стал печально смотреть в даль, помаргивая, когда дождь капал ему в глаза. Как ни странно, огнедел не буянил. Тоже, что ли, чувствовал, что не время?..