Призраки отеля «Голливуд» - Имерманис Анатоль Адольфович. Страница 6

— И подвести фуникулер прямо к пляжу, — подхватил Педро. — Эх, так и не удастся покататься!

— Они уже почти договорились с маркизом. А сегодня сеньор Шмидт вдруг уехал! — Портье озадаченно посмотрел на гостя.

— Вы не знаете почему?

— Разве нам кто-нибудь что-то говорит? — пожал тот плечами. — Мы всё узнаем только под занавес.

— Может быть, на него так подействовала эта трагедия?

— Какая трагедия?

— Ну, воздушная катастрофа.

— Трагедий кругом сколько влезет. Даже перестаешь замечать. Не будь Шриверы богатыми людьми, а погибшие летчики американцами, никто бы и в ус не дул. На днях у нас теми же колбасными консервами отравились двое местных, дон Матосиньос и донья Матосиньос, так о них давно уже никто больше не говорит. — Портье вздохнул, потом, вспомнив про свои обязанности, оживился: — Так что останетесь довольны… Разрешите, я провожу вас!

Портье намеревался взять чемодан, но мальчуган выхватил его и помчался по лестнице. Очевидно, надеялся на добавочные чаевые.

— Да, совсем забыл, заполните, пожалуйста, графы в гостевой книге!

Мун перелистал объемистый том… Шмидт, предприниматель, приехал пятнадцатого марта, выбыл двадцать первого. Его поспешный отъезд очень заинтересовал Муна.

— Может быть, его переговоры с маркизом зашли в тупик? — задумчиво спросил Мун.

— Да нет, маркиз в таком положении, что не отказался бы даже от… — Портье осекся и внимательно посмотрел на гостя. — Простите, сеньор, вы не сеньор Мун?

— Я! А откуда вам вообще известно, что я должен был приехать?

— О, Панотарос — маленькое местечко! Как только начальник полиции получил телеграмму от сеньора Шривера, так все уже знали о вашем приезде.

— Чувствую себя польщенным. А как вы узнали меня?

— По вопросам! — Портье улыбнулся. — Для обычного человека вы задаете слишком много вопросов.

СВИДЕТЕЛИ РАССКАЗЫВАЮТ

Мун не стал подниматься в свой номер. Не вспомнив про Педро, который дожидался наверху чаевых, он вышел на площадь. Солнце слепило глаза. Между домами сверкало море. К Муну подошла красивая жгучая брюнетка с ярко-синими веками и потускневшими глазами. Одета она была в вызывающе пунцовое платье с длинными разрезами по бокам. Волосы украшал прикрепленный черепаховым гребнем ярко-красный цветок. Так она пыталась создать национальный колорит, соответствующий спросу ее американских клиентов.

— Не пожелает ли иностранный сеньор посмотреть, как я живу? Это недалеко, пансион «Прадо».

Фраза состояла из заученных английских слов. Мун понадеялся, что его поймут.

— Где тут полиция?

Женщина метнулась в сторону. Проституция была недавно официально запрещена, хотя процветала по-прежнему.

— Полицейский комиссариат? С удовольствием провожу вас. Если не ошибаюсь, мой соотечественник? Может быть, журналист? В таком случае могу снабдить вас интересной информацией. Я в близких отношениях с Куколкой Роджерс.

Говоривший был пожилым мужчиной в белой, не особенно чистой безрукавке и таких же шортах. Запыленные ноги были обуты в потрескавшиеся черные сандалии. Говорил он бойко, держался самоуверенно, но было в нем какое-то неуловимое сходство с предложившей свои услуги женщиной.

— Я вас где-то видел, — Мун пытался вспомнить.

Глубокие морщины под тоскливыми глазами разгладились в радостной улыбке.

— Неужели? Помните, какой успех имел «Дом с привидениями»? Зрители покатывались со смеху. А «Прыжок с сорок третьего этажа»? Билль Ритчи — король смеха! — Ритчи взглянул на Муна. Улыбка погасла и превратилась в подобие гримасы. Он покачал головой. — Нет, я вижу, вы не помните. Сейчас уже никто не помнит этих картин. «Великий немой», что от него осталось? Один Чаплин…

— Я все-таки где-то вас видел.

На лице актера снова появился проблеск надежды. Чувствовалось, как ему важно говорить не просто с человеком, а с человеком, видевшим его на экране.

— В таком случае в фильме «Ночь Хиросимы». Моя единственная роль почти за двадцать лет! Если бы вы знали, как трудно было ее получить. Я должен был играть пленного американца, случайно попавшего под атомную бомбежку. На это место была дюжина кандидатов. Некоторые совсем лысые. Но я их всех перехитрил. Есть такое средство, от которого сразу выпадают волосы. На расческе оставались целые клочья. Режиссер был в диком восторге… А теперь отросли как ни в чем не бывало. — Ритчи дрожащей рукой провел по своим крашенным в натуральный цвет волосам. — Но сейчас у меня снова надежда. Знаете, Куколка Роджерс обещала, что в следующем фильме…

— Ага, правильно! Я вас видел в «Золотой сцене» вместе с Эвелин Роджерс и ее мексиканцем. Вы стояли на заднем плане, ваше лицо почти не видно.

— Да, да, — Ритчи радостно закивал. — Куколка просила, чтобы я встал рядом, но у меня в тот день сломался зуб. Как-то неудобно… — Ритчи врал убежденно, но чуть переигрывал.

— Вот мы и пришли! — Ритчи указал на небольшой розовый домик. — У них теперь новый начальник, полковник Бароха-и-Пинос. Его только что прислали из Малаги. Все удивляются — такое маленькое местечко, и вдруг полковник!.. Но я-то знаю… — Ритчи прищурил глаза и перешел на шепот: — Генерал Дэблдей по секрету рассказал Куколке — это вроде ссылки. Брат полковника, один из вожаков, молодых фалангистов, в прошлом году публично назвал генералиссимуса Франко идейным ренегатом. Его засадили, а полковника перевели в Панотарос…

Помещение, в котором очутился Мун, имело специфический вид и даже запах, присущий всем полицейским участкам. Побеленные глиняные стены покрывал налет дыма и пыли. На одной висело распятие, на другой — портрет человека, чей приход к власти стоил жизни миллиону людей. Большая часть погибла не при военных действиях, а в результате репрессий. Мун как-то читал, что все войны Американского континента со времен Кортеса и Писарро потребовали меньше человеческих жертв. Живописец, как и все портретисты диктаторов, знал свое дело. Низенький, старый, с крючковатым носом, каудильо Франко на картине выглядел стройным, мужественным испанским рыцарем в генеральской форме. Даже нос приобрел что-то импозантное, орлиное. Жирные блестящие мухи носились по комнате, присаживались на портрет и снова продолжали свой хоровод. За деревянным барьером стоял заляпанный чернилами стол с какими-то папками, бутылкой из-под кока-колы и огромным старомодным телефоном. Дежурный полицейский в расстегнутом мундире, удобно устроившись в деревянном, с высокой спинкой кресле, правой рукой перелистывал книжку, а левой отмахивался от мух.

— Я к полковнику Бароха-и-Пиносу! — сказал Мун.

Полицейский ответил что-то по-испански.

— Бароха-и-Пинос! — выговаривая каждое слово, повторил Мун.

Полицейский понял. Сделал отрицательный жест и показал на скамейку. Это означало, что Муну следует подождать. Полицейский вернулся к прерванному занятию. По мере того как он перелистывал странички, Мун имел возможность следить за сюжетом. Это был «Графикос» — испанское издание американского комикса, посвященного приключениям Супермена. Инопланетные монстры, с которыми сражался герой, на этих картинках не претерпели изменения, но сам Супермен из типичного американца превратился в не менее типичного испанца. Муну даже показалось, что он немного смахивает на приукрашенного генералиссимуса Франко. Одна книжка кончилась. Полицейский, вынув из ящика бутылку кока-колы, открыл ее зубами, отпил глоток и принялся за следующий выпуск серии. На страничках комиксов опять замелькали выстрелы электронных пистолетов и взрывы атомных бомб карманного формата.

Мун повернулся спиной к Супермену и от скуки стал прислушиваться к голосам, доносившимся из-за двери в соседнюю комнату. Кто-то заговорил по-английски. Мун пересел поближе к двери. Теперь говорил уже другой человек, причем по-испански. Дребезжащий голос, по всей вероятности, принадлежал старику. Маленькая пауза. Потом молодой женский голос снова заговорил по-английски. Мун догадался, что это переводчица.