Призраки отеля «Голливуд» - Имерманис Анатоль Адольфович. Страница 63

В другое время Мун с профессиональным остервенением набросился бы на эти новые факты, чтобы проанализировать их, связать воедино в приемлемую гипотезу. Сейчас он даже слегка обидел своего помощника, выслушав его с явным невниманием.

— После, Дейли! Мне надо немедленно попасть в комнату Куколки.

— Куколки? Вы уверены, что это Куколка?

— Не перебивайте! Сама она никого не впустит. Перила балконов после ливня до того скользкие, что запросто можно поскользнуться при прыжке и увеличить количество имеющихся в наличии трупов еще на один. А я еще нужен истории, хотя бы для раскрытия истинной причины смерти Шриверов.

— Шеф, если позволите, я в целях сохранения вашей драгоценной жизни возьму этот акробатический прыжок на себя, — с ухмылкой предложил Дейли.

— Для вас есть другое дело. Поезжайте немедленно в Пуэнте Алсересильо и не возвращайтесь без продавца лотерейных билетов. Выжимайте из своего «ягуара» все, что можно, — боюсь, что получасовая задержка может оказаться решающей. Полковник напал на след нашего гостя.

— Плохо дело. Да, совсем забыл! — вспомнил Дейли. — По дороге я встретил Билля Ритчи. Он выходил из полицейского комиссариата. Сказал, что вызывали по поводу продления испанской визы. Странный у него был голос.

— Этого я и боялся. — Помрачневший Мун возбужденно схватил Дейли за плечо. — Нам нужен продавец лотерейных билетов. Запугайте его! Пообещайте горы золота! Делайте, что хотите!

— Понятно. Привезу живым или мертвым!

— Он мне нужен живым. Везите прямо в замок, заприте в нежилой части замка, пока я не явлюсь сам. А теперь самое главное — вы случайно не помните, с какой стороны находится задвижка в двойном апартаменте Куколки и Рамиро?

— Со стороны Рамиро. Точно! Куколка мне еще говорила, что он специально выбрал эту комнату, — чувствовал себя с задвижкой в большей безопасности якобы от возможных покушений ее мужа Сиднея Мострела.

— Спасибо! Бегите! — Мун чуть не вытолкнул своего помощника, а сам, даже позабыв запереть дверь, быстрым шагом направился к комнате Рамиро.

— Открывайте! Поживее!

— Кто там? — раздался за дверью испуганный голос мексиканца.

— Это я — Мун!

— Я раздет. Не могу вас впустить, — судя по голосу, Рамиро явно врал.

— А мне наплевать. Откройте добром, или я взломаю дверь.

— Открой, Рамиро, теперь это уже не имеет значения. — Женский голос показался Муну знакомым.

Однако, когда дверь как бы нехотя медленно приоткрылась, он увидел перед собой словно чужую молодую женщину. Одетая в дорожный плащ темно-красной расцветки, с накинутым на голову капюшоном, она лишь своей смуглой красотой напоминала ту, что — теперь Мун мог в этом сознаться — все эти дни преследовала его во сне.

— Куколка права, — пробормотал он. — Никогда не думал, что одежда так меняет женщину. Вы сейчас еще красивее, чем в военной форме. Уезжаете? — спросил он, заметив упакованные чемоданы.

— Да, мы с мужем уезжаем. — Росита упрямо вскинула голову. — Оставь, Рамиро, пусть мистер Мун знает, что это наша единственная тайна. И еще пусть знает, что ты все равно не женился бы на Эвелин Роджерс.

— Одна мысль о женитьбе на Куколке была для меня хуже зубной боли. — Рамиро передернуло. — Разве это женщина? Напивается вдребезги, а сама трезва, как холодильник. — Он привлек к себе Роситу жестом человека, который может наконец в открытую обнять любимую женщину. Только сейчас до Муна дошло — лишь теперь мексиканец был самим собой. До этого он играл роль — роль элегантного молодца, живущего на деньги богатой женщины, понимающего всю унизительность и искусственность своего положения, скрывающего истинные чувства за театральными жестами и напыщенными фразами.

— Роман с Куколкой был вашей идеей, Росита? — Мун уже наполовину догадался по взгляду Рамиро — без сомнения, он во всем подчинялся ей, более энергичной, умной и инициативной.

— У нас не было другого выхода. — Рамиро, как бы защищая жену от упреков, покрепче прижал ее к себе.

— Моя! — Росита, освободившись от его объятий, резким жестом стряхнула с головы капюшон и расстегнула плащ. Казалось, она сейчас задохнется, если не даст волю давно искавшим выхода горьким словам. — Это я во всем виновата! Одна я! Когда меня перевели в Роту и нам пришлось расстаться, мне показалось, что это лучший выход. Лучше делить Рамиро с Куколкой, чем не видеться с ним совсем или увидеть его трупом! — В тусклом свете дождливых сумерек ее серебряные волосы выглядели седыми. — Дайте я лучше расскажу вам все по порядку. — С похожим на рыдание вздохом она присела на чемодан. — Когда мы женились, жизнь казалась нам сотканной из лучей. Рамиро как раз нашел хорошую работу — в ресторане «Кукарача». Туда приходили многие знаменитости, в том числе Эвелин Роджерс. Она была не прочь завязать с ним роман, нас обоих это сначала только забавляло. А потом Рамиро узнал, что ресторан принадлежит гангстерам, что в пудреницах, которые раздаются в виде рекламных сувениров постоянным клиентам, — кокаин, или героин, или гашиш, или какая-нибудь другая пакость. Управляющий вызвал его и предложил одно из двух — работать на них или пулю… Вот чего Рамиро боялся даже здесь, в Панотаросе, вот почему купил оружие, когда незадолго до вашего приезда узнал Краунена. Мы от страха чуть с ума не сошли!

— Я и понятия не имел, что Краунен в Панотаросе, пока не встретил его однажды вместе с Гвендолин. Я видел его до того в ресторане, он часто запирался с управляющим в кабинете, догадаться, что он за птица, было нетрудно. — Рамиро был еще сейчас весь во власти пережитого страха.

— Рамиро надо было уехать куда-нибудь подальше, где его не смогли бы разыскать люди Рода Гаэтано. У него была бредовая идея наняться батраком на плантации в Бразилии, но для таких, как мы, жизнь возможна только на асфальтированных дорогах цивилизации. Квартира в рассрочку, холодильник в рассрочку, новое платье в кредит — комфортабельное рабство, от которого освобождает только смерть… Когда Рамиро потерял из-за банды Гаэтано работу, я сразу же поступила в армию, надо было на что-то жить. А затем меня перевели в Испанию. И тогда Рамиро по моему предложению уговорил Эвелин Роджерс бежать в Панотарос. Это тоже было рабством, но на мой заработок мы бы не прожили вдвоем. И для меня как-никак облегчение. Пока Рамиро оставался там, я каждую ночь его видела во сне мертвым. Нам пришлось скрывать нашу связь, особенно после того, как падре Антонио задумал сделать Эвелин католичкой и для этого поженить с Рамиро… Мы решили, если не будет иного выхода, в последнюю минуту раскрыть свою тайну или бежать. А сейчас, после всего, что произошло в Панотаросе, я ни часа больше не хочу оставаться в этом проклятом мундире. Я уже подала рапорт об увольнении. Поедем во Францию, там работает много иностранцев. И полиция не так продажна, как в Испании.

— Да, печальная история, — сочувственно промолвил Мун. — Как сказано в Библии, не мне первым бросить в вас камень. Значит, это Росита навещала вас, когда вы «путешествовали в Малагу»?

— Я! — Росита кивнула. — И в ту ночь, когда Гвендолин Шривер залезла на балкон, и…

— Я тогда перепугался до смерти, — вспомнил Рамиро. — Уверен, что она была заодно с Крауненом, видели бы вы их вместе, подумали бы то же самое.

— В тот раз вас напугала Куколка! — Мун невольно улыбнулся.

— Куколка? — Рамиро растерянно взглянул на Роситу. — Никогда не поверю, что она способна ревновать.

— А я больше всего удивлена тем, что она молчала, — добавила Росита. — Ведь Эвелин определенно должна была чувствовать во мне соперницу.

— Для нее замужество было такой же зубной болью, — сказал Мун. — Она, в свою очередь, попала в сети к падре Антонио…

Росита в ответ улыбнулась обычной, казавшейся Муну прежде сдержанной улыбкой.

— Желаю вам счастья, — сказал от души Мун, впервые понимая, что и улыбка может выражать страдание.

— Оставьте мне ключ. Мне надо уладить одно дельце.

Росита с чемоданом в руке пошла к двери. Освещенная скудным мерцанием проступавшего сквозь тучи словно заплаканного солнца, со смуглым лицом, обрамленным капюшоном цвета багряного заката, она на фоне современной гостиничной обстановки более чем когда-либо походила на фреску Диего Риверы — древняя роспись ацтекских храмов, перенесенная на безжалостный железобетон двадцатого века. Следом из комнаты вышел Рамиро, несмотря на тяжелые чемоданы, впервые с поднятой головой.