Черный король - Грановская Евгения. Страница 12
– Принято, – ответил тот.
Чигорин запрокинул голову и в три глотка опустошил хрустальный фужер. Затем швырнул его через плечо и сказал:
– На удачу!
– На удачу! – подхватила публика, сидящая за длинным столом.
Усатый Ласкер нагнулся к американцу и сказал ему на ухо:
– А этот русский умеет пить.
– Главное, что он умеет играть в шахматы, – с мягкой улыбкой ответил ему Пильсбери. Он повернулся к Чигорину, который все еще возвышался над столом, и громко спросил: – Господин Чигорин, а на каком языке мы будем говорить в России?
– Я выучу русский язык! – заявил вдруг Ласкер пьяным голосом. – Сто новых слов в день для меня пустяк!
– Когда я учил испанский, мне и ста пятидесяти было мало, – мягко заметил Гарри Пильсбери.
– А у меня на изучение новой лексики обычно уходит около двух месяцев! – невозмутимо объявил бородатый патриарх Стейниц.
– Что ж, господа, в таком случае, у вас не будет проблем с общением! – весело сказал Чигорин. – Кстати, несколько российских меценатов уже дали согласие поддержать Санкт-Петербургский турнир!
Стейниц пригладил ладонью косматую бороду и сказал:
– В таком случае… ура турниру?
– Ура турниру! – крикнул Чигорин.
Несколько голосов нестройно поддержали его, и шампанское полилось рекой.
Санкт-Петербург. Тремя месяцами позже
В два часа пополудни возле гостиницы «Корона» остановились сани. С них сошел молодой человек выше среднего роста, с тонким, породистым лицом и большими серыми глазами. Одет молодой человек был в пальто и кепи, в правой руке он держал прекрасную трость с золотым набалдашником, а в левой – большой саквояж из желтой свиной кожи, с золотыми, ярко сверкающими на солнце застежками.
Молодой человек огляделся по сторонам и улыбнулся, затем бодрой, но несколько расслабленной походкой, поскрипывая колючим снежком, направился к дубовым дверям гостиницы.
В гостинице выяснилось, что молодой человек забронировал номер на имя Гарри Н. Пильсбери, подданного Североамериканских Штатов. Номер ему был предоставлен отменный, и молодой человек не высказал по поводу его убранства никаких нареканий.
Лакей, который занес за мистером Гарри Н. Пильсбери саквояж, получил на чай гривенник и собрался уж было уходить, но молодой американец окликнул его.
– Эй, малый, – сказал он. – Как тебя зовут?
– Артемий, – ответил лакей, глядя на иностранца вежливо и предупредительно, но без излишнего подобострастия.
Несколько секунд американец вглядывался в лицо лакея, и судя по всему, лицо это показалось ему заслуживающим доверия.
– Вот что, Арти, – снова заговорил молодой человек правильным русским языком, но с акцентом, который безошибочно выдавал в нем иностранца. – Не будешь ли ты так добр и не отнесешь ли мои грязные вещи прачке?
– Не извольте беспокоиться, сделаю все лучшим образом, – заверил его лакей.
Господин Гарри Н. Пильсбери достал из своего огромного саквояжа шелковую рубашку и пару белья, завернутую в английскую газету, и протянул все это лакею.
Тот с поклоном принял вещи и снова повернулся к двери.
– Постой! – опять окликнул его юноша. – Пусть стирает в мягкой воде, душистым мылом. И обязательно накрахмалит. За деньгами не постою.
– Сделаем! – кивнул лакей.
– И еще: посоветуй, пожалуйста, где мне пообедать?
Лакей задумался.
– Ежели хотите вкусно покушать, могу порекомендовать «Метрополь» на Невском, – сообщил он. – У меня, ваша светлость, брат там работает официантом. Осетрина свежайшая, паровая стерлядь, расстегаи, икра! Прикажете – я прямо сейчас кучера свистну!
– Ты очень завлекательно говоришь, Арти.
Лакей улыбнулся.
– Правда ваша. Так свистеть кучера-то?
Американец достал из кармана серебряные часы, щелкнул крышечкой, глянул на циферблат, прикинул что-то в уме и сказал:
– Свисти через двадцать минут. А я пока распакую вещи.
– Слушаюсь!
Лакей взялся за ручку двери.
– Арти, постой! – вновь окликнул его американец.
– Чего изволите?
– А как у вас тут насчет… – Пильсбери слегка стушевался, но лакей понял все до того, как он закончил фразу.
– Не извольте беспокоиться, – с понимающей ухмылкой проговорил лакей. – Прикажете – доставлю. Блондинки, брюнетки – лучший товар во всем Петербурге!
– Я вижу, ты хороший работник. На, держи! – Американец вложил в протянутую ладонь полтину. Лакей склонил вихрастую голову:
– Премного благодарен, господин Пил…
– Пильсбери, – помог лакею американец. – Сложная фамилия для русского уха. Но при желании можно запомнить и ее.
Спустя полчаса Гарри Пильсбери ехал на санях по большому русскому городу Санкт-Петербургу. Широкая Нева замерзла, и вся была испещрена черными фигурками людей. На широких, прямых улицах там и тут горели костры, вокруг которых грелись слуги, ожидающие своих господ.
Санкт-Петербург готовился к Рождеству и Новому году. Через все ворота в русскую столицу въезжали вереницы черных саней, нагруженных бочками и тюками с мясом, рыбой, икрой и соленьями.
До ресторана Пильсбери добрался меньше чем за двадцать минут. В передней лакей заботливо снял с молодого человека пальто, принял его трость и шляпу. Гарри Н. Пильсбери остался в модном светлом драповом сюртуке.
Подскочил метрдотель в немецком платье и провел его в зал, где сдал с рук на руки молодому официанту с желтым скуластым лицом. Одет официант был в довольно засаленный, но чистый фрак и светлый передник.
– Изволите карту вин?
Молодой американец потеребил по-юношески пухлую губу и сказал задумчиво:
– Не надо вина. Принесите мне русскую водку.
– Какую изволите?
– А она у вас разная? – приподнял брови Пильсбери.
– Пятнадцать сортов! – с гордостью сообщил официант.
– Гм… – Пильсбери вновь подергал губу, – вы вот что – выберите-ка мне водку на ваш вкус.
– Рекомендую листовку, – с вежливой улыбкой сказал официант. – Особенная водка!
– Хорошо, неси листовку, – немедленно согласился молодой человек и вздохнул с облегчением.
Однако официант тут же озаботил его новым вопросом.
– Сколько водки изволите?
На этот раз молодой американец нашелся сразу.
– На одного, – ответил он.
– Чем изволите закусывать?
– Закусывать? А… что есть?
Официант сладко улыбнулся и принялся тараторить:
– Соленые хрящи, балык, молоки, икра черная и красная…
– Да-да, несите! – кивнул Пильсбери, у которого уже голова шла кругом от русской речи, к которой он не успел как следует привыкнуть и которую знал в основном только по словарям, учебникам и книгам. – Что еще? – спросил он, видя, что официант не уходит.
– Что желаете покушать на обед? – осведомился тот.
«Верно, – подумал Пильсбери, – я заказал «закуску». Это не совсем еда. И, должно быть, порции у этой «закуски» совершенно мизерные. Теперь надо заказать «еду»!»
– Ах, обед… – сказал он вслух. – Давайте на ваш вкус. Но только одно блюдо, – мягко добавил Пильсбери, не привыкший есть много.
Официант на мгновение задумался, затем улыбнулся и сказал:
– Котлеты из пулярды с трюфелями. А к ним чего-нибудь легкого – вроде разварных груш с рисом.
– Хорошо, – поспешно кивнул Пильсбери. – Несите котлеты и груши.
Официант исчез так же стремительно, как и появился. Дожидаясь заказа, Гарри разглядывал публику. «Народ как народ, – думал он. – Разве только на улице смешно выглядят – так то из-за одежды. По такой погоде в легком сюртучишке не пощеголяешь. Нужно непременно в шкуры закутаться. А как иначе!»
Рядом что-то стукнуло. Пильсбери краем глаза увидел, что с соседнего столика, за которым сидели три женщины, упала медная пудреница. Будучи чрезвычайно ловким молодым человеком, Гарри в мгновение ока поднял пудреницу с пола и протянул ее самой старшей из женщин – по-видимому, матери или тетке двух розовощеких, миловидных девиц.