Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить! - Горбачевский Борис. Страница 84

Сам Алексей Адамович любил вкусно поесть, получше устроиться с жильем, заботился о своей одежде, часто ездил в медсанбат проверять свое здоровье. При этом по случаю и без случая старался уверить нас, своих подчиненных, что он — человек необычный, с большими заслугами. А меня удивляли два ордена Красного Знамени, украшавшие его мундир. Чем, за что он их мог заслужить?

Мечтал ли школьный учитель из Полесья, что он станет полковником, крупным политическим начальником, встретится с товарищем Сталиным, совершит поступки, отмеченные высшими правительственными наградами?..

Говорят, боги улыбаются редко. Божьей милостью судьба долго улыбалась Шиловичу. Колесо его фортуны закрутилось в небезызвестном тридцать седьмом, когда одних ежедневно выводили, из камер на расстрел, а другие, в основном скроенные из серого материала, совершали головокружительную карьеру. Алексей Адамович вовремя понял: членство в ВКП(б) — непременное условие жизненного успеха. И вот его, учителя, единственного коммуниста в районе, вдруг вызвали в Минск и представили первому секретарю ЦК партии Белоруссии Пантелеймону Кондратьевичу Пономаренко. Вскоре по личной просьбе товарища Пономаренко его зачислили в слушатели Военно-политической академии имени В. И. Ленина. В то время, после учиненного Сталиным разгрома генеральско-офицерского корпуса Красной Армии, в военные академии и военные училища принимали как попало, нарушая правила приема и многолетние традиции. Шиловича приняли как «национальный кадр» и представителя нового, ничем не запятнанного поколения.

Он успел закончить три курса академии. В сорок первом его курс досрочно выпустили в звании батальонных комиссаров (две шпалы в петлицах). Все тридцать выпускников по личной просьбе первого секретаря Московского горкома партии товарища Щербакова были направлены в распоряжение горкома. Всех принял лично товарищ Щербаков и после пламенного партийного напутствия откомандировал на формирование дивизий народного ополчения.

Через два месяца дивизия, в которой служил Шилович, как и многие другие, была разбита под Вязьмой. Мало кто уцелел в те трагические дни, раненый батальонный комиссар случайно попал в московский госпиталь. Когда его выписали, судьба вновь ему улыбнулась. Шиловича забрал к себе Пономаренко, который в то время приступил к формированию Центрального штаба партизанского движения.

Целый месяц батальонного комиссара тренировали в особой команде: учили прыгать с парашютом, метко стрелять, голодать и обходиться без воды, разжигать костер без спичек, ориентироваться в лесу ночью, бегать быстрее зверя. После специальной подготовки, которую не все выдержали, Шиловича с документами на имя Прасько Шумковича забросили вместе с группой чекистов в украинские леса на Волыни. Батальонный комиссар должен был активизировать партизанское движение на Украине, которое отставало от Белоруссии. Полгода провел Прасько Шумкович в украинских лесах, встретился с легендарными партизанскими командирами Ковпаком и Рудневым, помог организовать несколько партизанских отрядов.

В сорок втором он вернулся в Москву. Доложил Пантелеймону Кондратьевичу о состоянии партизанского движения на Украине, его перспективах; главное же, выдвинул идею — разумеется, от своего имени — о необходимости рейда Ковпака по 18 областям Белоруссии и Украины, что позволит вовлечь в партизанское движение массы людей; и Ковпак уже дал согласие на первый, пока небольшой, рейд, и люди у партизан есть, только вот оружия не хватает. Начальник Центрального штаба пришел в восторг от идеи батальонного комиссара.

После тщательного обсуждения была составлена короткая записка на имя товарища Сталина. Через три дня в Кремль вызвали Пономаренко и Шиловича — уже в чине полкового комиссара (три шпалы). Беседа продолжалась двенадцать минут. Полковой комиссар Шилович за пять минут доложил о партизанских делах на Украине. Сталин похвалил его, поручил Пономаренко представить инициативного комиссара к ордену Красного Знамени и дал добро на организацию глубокого рейда: поручил срочно, самолетами, доставить партизанам Ковпака оружие, боеприпасы, взрывчатку, керосин, продукты, медицинские материалы.

Год проработал Шилович в Штабе партизанского движения. Несколько раз летал в Белоруссию. Нелегально побывал в Минске, где с помощью подпольщиков узнал подробности гибели своей семьи.

В сорок третьем его наградили вторым орденом Красного Знамени, присвоили звание полковника и, по его просьбе, направили в распоряжение Главпура, откуда судьба забросила его в 331-ю дивизию.

Все эти факты биографии Алексея Адамовича я узнал от инструктора политотдела по информации Коли Шевчука. Что из них правда, что выдумка, — не знаю.

Говорят, сила человека в том, насколько он умеет скрыть свои слабости. Шилович их не скрывал, уверенный: он заслужил, чтобы ему прощали!

Глава двадцать вторая

В Восточной Пруссии

Январь — февраль 1945 года

В бинокль хорошо просматривались высоченная остроконечная кирха, ровные чистенькие улицы, аккуратные двухэтажные дома под красной черепицей, окруженные садами, в центре — небольшая квадратная площадь с фонтаном и много зелени. Перед нами был Грейбург. Дивизия готовилась захватить первый немецкий город.

И вот приказ отдан. Четыре дня продолжались напряженные бои за Грейбург, несколько раз город переходил из рук в руки, и наконец немецкие части выдохлись и отошли. Мы не могли понять, почему противник так упорно защищает Грейбург, не имеющий никакого стратегического значения, и платит за свое безрассудство столь высокую цену — несколько сот убитых и раненых, множество сожженных танков, разрушенный город. Думали — может, потому, что неподалеку, в Роминтенских лесах, находятся охотничьи угодья и замок Геринга?..

Разгадка пришла скоро. Оказалось, они «готовились» к сдаче города. Когда сразу после сражения мы проходили по городским улицам, почти на всех перекрестках стояли вкопанные в землю столбы с плакатами: «Внимательно посмотри, что сделали большевики с первым захваченным ими городом в Восточной Пруссии. Так они поступят со всеми немецкими городами и селами любимой тобой Родины и со всеми нами — немцами. Защищай свой Великий Рейх от красных варваров!»

На самом деле, мы узнали об этом позднее из показаний пленных, в один из первых дней боев (мы тогда находились еще на подступах к городу) немцы сами, по приказу Геббельса насильно изгнав горожан, взорвали и сожгли лучшие здания города: кирху, водопровод, кинотеатр и банк, спортивные сооружения и главную улицу, где находилась гимназия и размещались магазины. Затем в город на несколько часов свезли население из ближайших районов, доставили кинооператоров и журналистов — чтобы на пленке и в агитках запечатлеть городские развалины, страх и горе якобы горожан. Был уничтожен даже парк с озером и красивыми лебедями, почти все деревья сожгли, лебедей перестреляли и объявили: их убили и сожрали «азиатские орды».

Город был пуст. Ни единой души. Надрывно мычали коровы, слышался лай собак. Неожиданно из полуразбитого дома выскочил высокий крепкий старик, он держал в вытянутой вперед руке какую-то книжицу и с радостными возгласами бросился навстречу идущим. Один из красноармейцев, не разобрав немецких слов, а может, он к этому и не стремился, вышел из строя и изо всех сил ударил немца ружейным прикладом по голове. Обливаясь кровью, старик упал на брусчатку. Шедшие следом старались добить лежачего, как можно больше унизить — били сапогами, кололи штыками, плевали на труп. Около мертвого остановился политрук. Поднял облитый кровью билет члена Коммунистической партии Германии, обтер обложку и спрятал в планшетку. Ничего не сказав, пошел за колонной.

Я видел эту сцену. Это была первая смерть гражданского немца, увиденная мной в Германии. Догнав ударившего, спросил:

— Зачем ты убил его? Он же не солдат, он и дойти-то до нас не смог бы. Старый человек, коммунист, возможно сидел в лагере. Подумай, он много лет, с риском для жизни хранил свой партийный билет.