Чары колдуньи - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 49

И вот на исходе третьего дня пути по Уже Дивляна наконец увидела город, о котором немало слышала за время жизни в Киеве, — Коростень, уже несколько веков бывший и собратом, и соперником столицы полян. Гранитные валуны и выступы, которые она видела вдоль берегов Ужи, здесь словно выросли, вознеслись к небу высокими каменными кручами, а на вершине их стоял город.

— Вот Святая гора, а вот и сам Коростень! — Борислав с гордостью показал ей на гранитные кручи, увенчанные валом и частоколом не хуже киевского. — А там, дальше, еще села. Тут не меньше людей, чем в Киеве вашем. А то и поболе будет.

Дивляна осматривалась и находила, что здесь красиво. Ужа, быстрая река с прозрачными струями, бежала меж гранитных лбов и напоминала речки ее северной родины, где каменистые берега были усеяны россыпями пестрых камешков. Как и в Киеве, населены были несколько расположенных поблизости друг от друга возвышенностей. Святая гора, высоко вознесшаяся над рекой, окруженная болотом и протокой, была, как ясно из названия, старинным священным местом — испокон веков, сколько люди помнили, там располагалось святилище, сейчас, как и многие такие же, опоясанное двойным кольцом вала, поверх которого по велик-дням разжигались огни. На одной из гор по соседству виднелись соломенные и дерновые крыши, беленые стены изб, а на третьей, все на том же правом берегу, за валом и высоким частоколом прятался княжий двор. Внизу, под кручами, здесь и там виднелись разбросанные избы и дворики, как и в Киеве, на полосках земли среди каменных выступов зеленели огороды, засаженные морковью, репой, капустой, луком. Жальник, примыкавший к Святой горе, был весьма обширным, показывая, что эта местность густо населена уже в течение долгого времени.

Река, журчащая среди крупных серых валунов, отражающая чистое небо и слегка затененная деревьями по берегам, казалась пронзительно-синей. Так же, как и везде, мальчишки валялись на нагретых солнцем больших камнях, удили рыбу, даже купались, хотя срок давно прошел, но когда и где мальчишек пугала холодная вода, особенно если солнце припекает еще совсем по-летнему? Дивляна смотрела на них, чувствуя тепло в сердце и держа руку на животе, и само собой думалось: лет через шесть-семь и ее мальчик будет вот точно так же скакать по камням, прыгать в воду, бросать камешки… Она уже видела его — такого красивого, светловолосого, бойкого и веселого… И тут же сердце пронзила тревога. Что с ними со всеми будет через семь лет? Как можно мечтать о том, что будет через семь лет, когда она не знает, что станется с ней и ее детьми завтра или через день? Как бы ни был любезен с ней Борислав и как бы ни заверял в своем родственном расположении и благодарности, она не забыла, что очутилась совсем одна, без защиты и опоры, в самом сердце деревлянской земли, в полной власти заклятых врагов своего рода.

Лодьи причалили прямо под Княжьей горой, к которой вместе с селом на соседней круче и относилось главным образом название Коростень, что значит «жилье на кручах». Склоны гранитной скалы были так круты, что подняться туда от воды едва ли удалось бы, если бы не деревянная лестница, ведущая от площадки возле отмели, где приставали суда; задрав голову, Дивляна увидела только частокол, идущий поверху скалы.

Гордясь, что хорошо выполнил поручение отца, Борислав торжественно вывел ее из лодьи. А по лестнице вниз от княжьего двора уже неслась Ведица, завидевшая сверху, с горы, прибытие лодей. Дивляна не сразу узнала ее в женском уборе и поначалу удивилась, что это за рослая женщина бежит к ним бегом, будто беда какая случилась. И только увидев знакомое лицо под красной, богато расшитой кичкой молодухи с шерстяной бахромой, поняла, кто это. Беременности, на которую намекал Борислав, под вышитой завеской было еще совсем не заметно — ведь со времен ее свадьбы прошло всего три месяца. А Ведица, плача и смеясь одновременно, напрыгнула на нее, как рысь, обняла, отстранилась, снова обняла и зарыдала. Борислав стоял рядом и хохотал, наблюдая эту бурную встречу. Опомнившись, что не приветствовала мужа, Ведица кинулась к нему, поклонилась, тоже бросилась обниматься, рыдая от избытка чувств.

— Матушка моя… родная… — бормотала она Дивляне. — Вот где привелось свидеться… Я уж не чаяла… не думала… вот послала Макошь радости… Я о тебе все думала, как ты там, родная моя… Как бабушка Елинь? Как братец? Сильно лютовал?

Дивляна так обрадовалась своей беглой золовке, что тоже заплакала. Конечно, нет ничего хорошего в том, что она здесь оказалась, но увидеть родное лицо было так приятно, оно само по себе казалось залогом безопасности. Ведь в самом деле — деревлянские князья ей не чужие, через Ведицу они состоят в родстве, а значит, обязаны принимать ее со всей родственной любовью. К тому же кому, как не ей, Дивляне, Мстислав обязан тем, что не только получил младшего сына назад живым, но еще и приобрел невестку?

Ведица и Борислав повели ее наверх, в городок. Был он невелик и включал постройки, где проживал сам старый князь с челядью, а оба женатых сына теперь жили отдельно. Там она увидела и Мстислава, и его княгиню, и невестку, жену Доброгнева, с ребенком, восьмилетним мальчиком.

— Это Володько, Володимер свет Доброгневович! — Ведица, наклонившись, обняла мальчика и затеребила, показывая, что они добрые приятели. — А еще у нас кто есть… А мы не покажем! Ни за что не покажем, да, Володько?

Дивляна подумала, что она имеет в виду то, что в ближайшие полгода показать никак не получится, но вскоре выяснилось, что у Доброгнева и его жены месяц назад родился еще один ребенок, на этот раз девочка. Сама молодая княгиня Чтислава лишь недавно закончила все очистительные обряды и сегодня в первый раз принимала гостей, а ребенка еще два месяца нельзя было никому показывать и даже лучше не говорить о нем, но Ведица не утерпела и проболталась. Дивляна сразу заметила, что замужество мало изменило ее золовку — она оставалась такой же шумной, сердечной, бурно переживала каждое событие, отдавалась каждой мысли и каждому чувству всем своим существом, разве что стала более уверенной. Это означало, что в семье мужа с ней обращаются хорошо и держат за родную, так что Дивляна еще раз порадовалась за молодуху. Замужество шло Ведице на пользу — она расцвела, сияла румянцем, слегка пополнела и теперь уже не напоминала былинку в поле. Теперь это была красивая, здоровая и довольная женщина.

— А куколку мою ты не привезла? — застенчиво, но с надеждой спросила она, и этим сразу напомнила себя прежнюю.

— Золотко мое, да разве я знала, что меня к тебе повезут? — Дивляна могла только всплеснуть руками. — Как бы мне такое на ум взошло?

Особенно красота и здоровье Ведицы бросались в глаза рядом с ее свекровью и старшей невесткой. Эти две женщины были так похожи одна на другую, что Дивляна могла бы принять их за мать и дочь, — то ли так повезло, то ли они настолько притерлись друг к другу за пятнадцать лет совместной жизни. И старая княгиня, и молодая были невысоки ростом, смуглы, не то от загара, не то от природы. Одевались они довольно скромно, в платье домашней работы, только на кичках у них красовалось по десятку серебряных заушниц с причудливо загнутыми концами, каких полянские женщины не носили. Один перстенек, один витой браслет — вот и все убранство коростеньской старшей княгини. Только у ее невестки Чтиславы Дивляна заметила необычный браслет — тонкой работы, серебряный с позолотой и чернью, — ничего подобного она раньше не видела. Благодаря недавним родам, та отнеслась к положению Дивляны с особенным сочувствием и больше всех старалась, чтобы гостья была устроена как можно удобнее, за что Дивляна сразу почувствовала к ней расположение.

Сам Мстислав встречал ее широко распахнутыми объятиями, но обнимать все-таки не стал — может, боялся навредить. Вот он смотрел на жену своего соперника с явным любопытством, обшаривал взглядом с головы до ног и сыпал похвалами ее красоте. Маленькую Предславу взял на колени, стал качать и напевать удалую песню, но девочка, испугавшись незнакомого мужчины и его большой седой бороды, заплакала, и Снегуля забрала ее.