Чары колдуньи - Дворецкая Елизавета Алексеевна. Страница 56

— Волхвы все устроят, — утешала она себя и Дивляну. — Жрицы попричитают, проводят душеньку в Ирий, как положено. А все же худо, что родной крови при нем никого…

— Он сам нас отослал, — сдержанно заметила Дивляна. — Не отдал бы нас сюда, была бы при нем родная кровь.

— Видать, судьба такая, — развела руками воеводша. — Ничего, как приедем, пойдем все три, поплачем на могиле, утешим душеньку его…

Дивляна и Ведица соглашались, хотя никто из них не мог предположить, когда и при каких обстоятельствах они смогут попасть в Киев.

— Как тебя-то, бабушка Елинь, отпустили сюда эти вороги, вот дивно! — сказала Ведица.

— Да уж, дивно… — Воеводша внимательно посмотрела на Дивляну, лежавшую в постели с ребенком на руках. Она еще не покидала бани, и женщины сидели с ней здесь. — Сказал мне русин этот… Сам, почитай, послал меня за тобой, а не то что отпустил…

— Какой русин? — Дивляна подняла глаза. — Ольг? То есть Одд сын Свейна?

— Вроде так его зовут. Не хотела я тебя этим разговором тревожить, да коли дело такое…

— О чем ты?

Воеводша вздохнула.

— Сама не знаю! — призналась она. — Худо я слушала его, Ольга-то. Все мысли мои были, где ты, да жива ли, не до того мне было… А он про любовь что-то толковал. Какая тут любовь, говорю, когда она на мосту стоит и в реку Огненную смотрит! А теперь жалею, дура старая!

— Что это за любовь? — Ведица придвинулась поближе и поерзала от нетерпения. — Кого кто любит?

— Говорил русин, что товарищ его, плесковский князь Волегость, с тобой повстречаться очень хочет, — сказала Елинь Святославна Дивляне и тут же увидела, как та переменилась в лице. — И еще говорил что-то про кольцо золотое, будто бы было оно твое, а теперь у него, Волегостя, и он говорит… Ох, не помню, не хочу соврать! — Она махнула рукой. — Не стану выдумывать. Ты, голубка, уж верно, лучше меня знаешь, что за кольцо да чье оно.

Дивляна не отвечала, глядя перед собой. О каком кольце идет речь, она поняла сразу. О золотом кольце богини Торгерд, которое Одд сын Свейна четыре года назад дал ей в благодарность за помощь, а она вскоре подарила Вольге «в задаточек», как это называют невесты, в подтверждение своего согласия на сватовство. В ту прекрасную купальскую ночь, когда они, как им думалось, стали одним целым, чтобы принадлежать друг другу отныне и навсегда… В самую счастливую ночь ее жизни, ничем не омраченную… Русь Иггвальда Кабана была благополучно побеждена, Вольга вернулся невредим, он любил ее так же сильно, как она любила его, и в будущем они видели себя вместе… Тогда она воображала свою свадьбу с Вольгой, уже видела в мечтах детей, которых родит от него… Дивляна крепче прижала к себе ребенка. Все сложилось не так, свадьба у нее была с другим человеком, и этого мальчика она родила не от Вольги. Но разве от этого сын ей менее дорог?

— И что же… с тем кольцом? — тихо спросила она, не поднимая глаз.

— Не знаю! — Елинь Святославна развела руками. — Что за кольцо-то?

— Это… я ему дала… давно… Тогда еще Аскольд ко мне и не сватался… Белотур после Купалы приехал, дней через десять, а с Вольгой я… мы… я на Купалу ему кольцо дала. Я хотела… мы думали… и мой отец вроде как был не против. Ведь Вольга — сын плесковского князя. Князь Судислав тогда еще был жив, но у него, кроме Вольги, других наследников не было. Я думала… Но Белотур приехал, и мой отец решил… все родичи решили…

— Ты любила его, да? — с волнением спросила Ведица, которую такие рассказы никогда не оставляли равнодушной.

— Да… И он меня любил. Бежать со мной хотел. Только силой брат Велем меня из его рук вырвал. А иначе никогда бы мы с ним не разлучились.

— Но ты говорила, что он твою сестру взял?

— Да. Меньшую нашу, Велеську.

— Сестру взял, а сердцем, видно, все к тебе тянется, — заметила воеводша. — Кольцо бережет.

— Что теперь кольцо беречь. — Дивляна слегка пожала плечами, не глядя на собеседниц. — Велеська… Он теперь мне свояк.

— Видно, любит тебя, если кольцо носит! — убеждала ее Ведица. — Ну, подумаешь, на сестре женился! Где одна сестра, там и другая!

— Нет. — Дивляна наконец подняла лицо, ее взгляд стал твердым. — Я у моей сестры мужа отнимать не стану. Да и он… ведь столько лет прошло! Может, оттого он про кольцо вспомнил, что я теперь — Аскольдова вдова!

— Ну, что тут скажешь? Поворожить разве, — предложила Елинь Святославна. — Хочешь, поворожим?

— Не хочу. Мне никого больше не нужно. — Дивляна крепче прижала к себе ребенка. — Только бы дети мои были невредимы.

За стеной бани, прильнув к крошечному окошку, стояла женщина с распущенными темными волосами и внимательно прислушивалась к каждому слову. На лбу ее еще виден был кровоподтек, след от удара, а глаза блестели мстительным чувством и решимостью. Убедившись, что с Той Стороны не подобраться, она стремилась приблизиться к Дивляне в Яви — хотя бы бросить взгляд на нее и ребенка, жгучий, будто черное пламя. Но стоило ей подойти к бане, как из низкой двери высунулась другая решительная старуха — воеводша Елинь. Уже зная по рассказам, кто такая Незвана и что от нее ждать, воеводша без лишних слов погрозила ей здоровенным пестом, который держала под рукой на всякий случай. Видя по шепчущим губам и всей кожей чувствуя творимый оберег, Незвана попятилась — после битвы во время родов Дивляны она сама еще была слаба, будто роженица. И ушла, но после тайком вернулась и прилипла к окошку, вслушиваясь в тихие женские голоса.

Убедившись, что разговор в бане закончился, Незвана быстро оглянулась — не видел ли ее кто? — и легкой тенью метнулась к Мстиславовой избе.

В конце концов складывалось впечатление, что судьба наиболее благосклонна к князю Мстиславу. Ему была привезена заложница — княгиня Дивомила с двумя детьми. Зато его сын Доброгнев, которого он отправил взамен Аскольду, сразу же и вернулся. С ним вернулись и Аскольдовы кмети, которые должны были его отвезти. Им, как оказалось, некуда возвращаться! За время их короткой поездки в Киеве все круто переменилось. Давно ожидаемый русский князь Ольг пришел, убил Аскольда и занял Киев, так что сами киевские кмети не посчитали нужным передавать ценного заложника убийце их господина и предпочли вернуться с ним к Мстиславу и предложить ему свою службу. И на радостях он даже обнял Живеня наравне с собственным сыном: все сложилось для деревлянского князя так удачно, как он не мог и мечтать. Аскольд погиб, все его родичи и возможные наследники в руках Мстислава — между ним и киевским столом не стоит больше никто, кроме пришлого русина! Не сама ли судьба позаботилась о том, чтобы расчистить ему, князю Мстиславу, дорогу?

Мстислав отлично понимал, что права мало, нужна еще сила, чтобы свое право отстоять. Но здесь он вполне надеялся на войско, не слишком пострадавшее во время битвы под дождем. А еще он рассчитывал привлечь на свою сторону собранное ополчение полян. Если он предложит им помощь и союз от имени княгини Дивомилы и ее детей, разве смогут поляне отказать? На кого еще им опереться? В ком еще найти защиту от руси? Со смертью Аскольда Борислав унаследовал все его права, а значит, наконец настал тот день, которого ждали многие поколения деревлянских князей.

И деревлянский князь отправился в поход. Войско уходило с песнями. Мстислав и Борислав, сопровождавший его, могли уже считать себя законными владетелями Киева и всей полянской земли. Аскольд был мертв, его сестра, жена и новорожденный сын находились в руках деревлян. Единственное, что оставалось сделать, — это изгнать из Киева пришлую рать кривичей и руси, чтобы на совершенно законных основаниях занять долгожданный стол. На прощание Мстислав передал Дивляне, что вместе с сыном отомстит убийцам за смерть ее мужа, как и положено родичам. Но нельзя сказать, чтобы это обещание порадовало молодую вдову. Мстить за одного родича будут другому родичу — ведь убийца ее мужа был ее же свояком! Она не знала, чего ей желать от этого похода, но собственное положение и новорожденный сын не позволяли даже думать о том, чтобы поехать в Киев самой и попытаться разобраться в происходящем.