Шерлок Холмс в Тибете - Норбу Джамьянг. Страница 27

Большинство из этих приспособлений изобрел Ларган, известный своей способностью вводить в заблуждение. Именно он учил нас, картографов, как ими пользоваться.

11. На дороге Индостан – Тибет

– Эй, Гаффуру! – Глубокий низкий голос Кинтупа в густом утреннем тумане казался слегка приглушенным. – Подтяни-ка подпругу на гнедом муле, иначе он скинет свою поклажу.

Кинтуп проверил поклажу на мулах и сбрую на пони, после чего двинулся навстречу мне по садовой дорожке коттеджа «Раннимид». Под подошвами его толстых войлочных башмаков похрустывал гравий.

– Бабуджи, можете сказать сахибу, что все готово к путешествию.

Я вошел в коттедж, где мистер Холмс как раз прощался с Ларганом. Месяц назад полковник Крейтон раскрыл Ларгану, кто такой на самом деле норвежский путешественник Сигерсон, и поручил помочь нам приготовиться к путешествию. Когда я вошел в комнату, Ларган обратился ко мне:

– Ага, не иначе как старина Хари-бабу пришел сказать вам, мистер Холмс, что все готово к отправке. – С этими словами он вытащил из кармана куртки старую татарскую трубку с нефритовым мундштуком и с изящным серебряным орнаментом. – На Востоке есть обычай делать подарки человеку, отправляющемуся в путь. Кроме того, мне невдомек, как это вы собирались продолжать курить свою английскую вишневую трубку в ладакском наряде. Прошу вас, возьмите.

Мистер Холмс принял подарок и тепло поблагодарил Ларгана. Тогда Ларган обернулся ко мне и протянул мне железный цилиндрический пенал в тибетском стиле.

– Помнится, во время предыдущего путешествия у китайских властей вызвал подозрения твой новенький бинокль. А значит, в этот раз нам следует действовать более осмотрительно. Откручиваем крышку, смотрим вот в это маленькое отверстие на дне, и – алле-гоп! Получаем подзорную трубу. Остроумно, правда? По-моему, это моя самая большая удача после полости в молитвенной мельнице. Что ж, дружище, удачи! Постарайся на сей раз избежать дипломатического скандала. Полковник беспокоится, а ты ведь знаешь, как с ним в этом случае трудно работать.

Мы молча выехали из сада. Повернувшись в седле, я увидел черный силуэт Ларгана на фоне уютной полоски света в приоткрытых дверях коттеджа. Ларган помахал нам на прощание рукой. Я чуть дрожал, и не только потому, что холод туманного утра пробирал меня до костей, но еще и потому, что мне вновь пришлось оставить уют и благополучие и отправиться навстречу неведомым испытаниям и невзгодам. Я уже признавался, что ужасно боязлив, и это немало вредит выполнению моих обязанностей по службе, но отчего-то получается так, что чем больше я боюсь, тем в более крупные передряги попадаю.

Впрочем, у страха есть одна полезная функция: он заставляет меня действовать предусмотрительно. Я принял все возможные меры предосторожности, чтобы те, кто проявлял к нам излишний интерес, ничего не узнали. Не случайно мы уезжали тихо и тайком, покуда еще не рассвело, – это тоже было одной из моих попыток «замутить воды слежки палкой предосторожности», как говорят афганцы.

Наша маленькая кхафила выехала из Чота Симлы и направилась в сторону дороги Индостан – Тибет, которую спроектировал и начал строить в 1850 году майор Кеннеди, секретарь сэра Чарльза Непера, завершавшего завоевание Пенджаба и Синда. Строительство этой имперской дороги было воистину доблестным подвигом, ибо она чудесным образом проложена прямо по величественным хребтам Гималаев вплоть до Шипки-ла на тибетской границе, а длина ее составляет двести три мили.

Постепенно тьма рассеялась, но к холодным склонам гор безрадостно льнул вязкий туман. Нечеткие силуэты наших мулов и всадников, подобно расплывшимся чернильным пятнам, сливались с темными контурами деревьев и кустов, а приглушенное цоканье подков, скрип кожаных подпруг, мерное дыхание и редкое фырканье наших терпеливых животных, еле слышные в густом тумане, как будто наплывали из какого-то полузабытого сна.

– Лха Гьяло! Да победят боги! – донесся до нас низкий голос Кинтупа, ехавшего во главе каравана. Этот ламаистский призыв, который тибетцы обычно выкрикивают перед началом путешествия или на вершине перевала или горы, тихо подхватил его единоверец Джамспел, наш повар-ладак. Я ехал вслед за Шерлоком Холмсом, который, закутавшись в обшитые овечьей шкурой ладакские одежды, неловко возвышался на своем маленьком горном пони.

– Что ж, сэр, – осмелился заметить я, – приключения начинаются.

– Caelum поп animum mutant qui trans mare currunt [58]. Рассуждения Горация о прелестях путешествия не слишком-то утешительны, однако помолим Бога, чтобы переход через эти горы воодушевил нас больше, чем то путешествие за море, о котором повествует он.

Когда путешествие начинается в Шимле, первой остановкой в горах обычно бывает Фагу, что в четырнадцати милях от Шимлы. Поскольку дорога идет по британским территориям, в Фагу, как и на нескольких последующих стоянках, правительство держит специальные бунгало – своего рода постоялые дворы, в которых путешественники могут отдохнуть и переночевать за небольшую мзду. Несмотря на то что состояние их зачастую плачевно, а потому в дождливую погоду там бывает весьма неуютно, эти бунгало – великое благо, поскольку они избавляют путешественников от необходимости разбивать лагерь.

Дорога из Шимлы в Фагу идет вдоль главной гряды, не всегда по самым гребням гор, но редко когда удаляясь от них на значительное расстояние. Примерно в четырех милях от Шимлы горная гряда круто забирает вверх и одновременно резко сворачивает к юго-востоку. Дорога поднимается по крутому склону горы зигзагами. Уже почти добравшись до самого верха, мы вдруг вынырнули из густого тумана, и прямо перед нами на северо-востоке предстала в лучах восходящего солнца удивительнейшая вершина Шали, которая как будто бы нависала всей своей скалистой массой над долиной реки Сатледж.

Ближе к вечеру мы добрались до постоялого двора в Фагу. Шел проливной дождь. Однако, напившись горячего чая и согревшись у яркого огня, мы вскоре позабыли о тяготах езды под ливнем. Еще два дня мы продвигались вдоль главного хребта, мимо Матианы, Нарканды и Котгарха; в последнем расположилась европейская миссия, основатели которой посвятили себя благотворительной работе и благородному делу обращения в христианство простосердечных жителей гор.

В Котгархе мы начали спуск с главного хребта в долину реки Сатледж. Дорога шла вниз настолько круто, что я не успевал следить за сменой растительности: казалось бы, только что была альпийская, а миг спустя – уже тропическая! Становилось все жарче, и наконец дорога вывела нас на берег Сатледжа, к деревушке Кепу. Мы двинулись дальше по долине в сторону Нирата, до которого было семь миль, а на следующий день добрались до Рампура – столицы Бихара.

Округ Бихар – независимое горное государство, правит им индийский раджа, владения которого охватывают и соседний округ, расположенный выше по долине, – Кунавар. Его жители, татарской народности, исповедуют буддизм ламаистского толка.

Город Рампур раскинулся на небольшом равнинном участке земли на высоте около сотни футов над протекающей внизу рекой. Дома в Рампуре, отстроенные весьма основательно, по преимуществу одноэтажные, с очень покатыми, крытыми шифером крышами. Город ведет обширную торговлю с Тибетом, покупая в основном шерсть для кашмирских шалей, которую обрабатывают на расположенной здесь же небольшой мануфактуре, производящей мягкую белую платочную ткань. Через реку здесь наведен висячий мост, состоящий из девяти прочных канатов, перекинутых с одного берега реки на другой. Ширина Сатледжа в районе моста составляет порядка двухсот одиннадцати футов.

Сатледж – одна из четырех великих рек, берущих свое начало на склонах священной горы Кайлас и в легендарных двойных озерах у ее подножия. Тибетцы верят, что эта река вытекает из клюва павлина, что нашло отражение в ее названии. В тех же краях находятся истоки Инда, Брахмапутры и Карнали [59], которые тибетцы именуют соответственно рекой, текущей изо рта льва, рекой, текущей изо рта слона, и рекой, текущей изо рта лошади, – как и многие другие азиатские народы, жители Тибета предпочитают мифологическое объяснение научному.