Шерлок Холмс в Тибете - Норбу Джамьянг. Страница 54

– Хари, друг мой, вы слышите меня?

Я почуял запах горелой плоти, исходивший от моей пробитой груди, и понял, что это конец, что настала пора отправиться в последний путь в караване жизни.

– Я умер, мистер Холмс, – просто ответил я. Но на самом деле все было не так просто: до меня донесся хриплый голос Мориарти, явно не желавшего, чтобы я ушел из жизни так скоро.

– Э нет, мой жирный друг. Не спеши. Прежде чем тебя не станет, ты будешь долго гореть на этом огне. Словно тлеющая головешка. О да. Словно тлеющая головешка. Ха-ха-ха.

Даже в последние минуты жизни мне было отказано в мире и утешении. Безумный смех Мориарти огласил пространство храма, и ледяной купол откликнулся эхом, стократ усилив и умножив его адский хохот.

– Ну, кто следующий? – мерзко прокаркал Мориарти. – Нет, Холмс, вы – только в последнюю очередь. Я хочу, чтобы вы увидели все от начала до конца. Должны же вы посмотреть на те страдания, которые выпадут на долю ваших друзей из-за того, что вы постоянно суете свой нос в мои дела. С кого же мы начнем? Давайте поразмыслим. Может быть, первым в чистые земли, как изящно выражаются в этой стране, мы проводим далай-ламу?

– Мистер Холмс! – воскликнул в отчаянии лама Йонтен. – Спасите же его святейшество.

– Старый болван! – рассмеялся Мориарти. – Ну что этот англичанин может сделать против моей силы? А против силы камня?

– Послушайте меня, – безнадежно прокричал лама Йонтен Шерлоку Холмсу, – на самом деле вы не англичанин. Вы один из нас. И у вас тоже есть сила.

– Что ты имеешь в виду, старая обезьяна? – крикнул ему Мориарти, однако внимание ламы было полностью сосредоточено на Шерлоке Холмсе, которого он неистово тряс за полу ладакского наряда. Первый и последний раз в жизни я видел мистера Холмса настолько ошеломленным. Рот его распахнулся, и он тупо уставился перед собой. Между тем лама Йонтен не оставлял попыток убедить Шерлока Холмса в своей безумной идее.

– Мистер Холмс, мистер Холмс, послушайте меня! Никакой вы не Шерлок Холмс! Вы прославленный тулку Гангсар, бывший настоятель монастыря Белого Гаруды, один из величайших знатоков оккультных наук. Нечистый убил вас восемнадцать лет назад, но, прежде чем жизненная сила окончательно покинула ваше тело, посредством йоги Пхова [105] нам удалось перенести ее в иное тело, далеко за пределами Тибета.

– Но я не помню… не помню… – пробормотал мистер Холмс и, покачнувшись, словно пьяный, отступил на несколько шагов назад.

– Вы не можете ничего помнить, ведь в тот миг, когда выполнялись действия Пхова и отверстие Брахмы [106] открылось, чтобы выпустить священную птицу, вы были без сознания и стояли на пороге смерти. Именно поэтому, когда сознание устремилось наружу, мы не смогли направить его куда бы то ни было, и нам пришлось вверить его силе Трех Драгоценностей, чтобы они помогли найти ему подходящее тело [107]. Мы сделали все, что было в наших силах.

Может быть, дело в том, что я был на волосок от смерти, а может, боль, которую я испытывал, распростершись на холодном полу храма, была слишком сильна, но слова ламы Йонтена не вызвали у меня ни удивления, ни недоверия. Сказать по правде, мой полубессознательный помутненный разум начал даже принимать их как должное. Мистер Холмс – бывший лама? А почему бы и нет? Особенно если учесть его безбрачие, благородную манеру себя держать и великую мудрость. Следуя заповедям альтруизма и сострадания, записанным в Махаяне, он посвятил всю свою жизнь защите слабых, бедных и беспомощных от сил зла. Он имел обыкновение поститься, чтобы очистить жизненные каналы и добиться ясности прозрений. А по способности к сосредоточению он далеко превзошел многих практикующих йогов. Я не знал ни одного воплощенного ламы, который в большей степени соответствовал бы этому званию и был бы более достоин монашеской шапки и одеяний, нежели мой любезный друг.

Но тут тело мое вновь пронзила жгучая боль, и я на мгновение потерял сознание. Придя в себя, я первым делом услышал оскорбительное фырканье Мориарти.

– Итак, Гангсар, мой благочестивенький, добренький однокашник. В конечном счете ты тоже выжил. Однако же неисповедимы пути кармы. Два главнейших моих врага – один и тот же человек. Если задуматься, очень удобно. Можно обойтись даже без кровожадных обобщений императора Калигулы, который пожелал однажды, чтобы у всех граждан Рима была одна шея, дабы ее можно было перерубить одним махом. Впрочем, сперва мы займемся далай-ламой. А вам, Холмс, или Гангсар, – это уж как вам будет угодно, – придется подождать своей очереди.

– Пока Холмс, – ответил мой друг сильным чистым голосом, подбоченясь и выпрямившись в полный рост, – а мальчика вы не тронете.

Даже находясь на пороге смерти, я не мог не порадоваться тому, что к Шерлоку Холмсу вернулась сила. И в самом деле, глаза его засверкали, как драгоценные камни, и все наиболее выдающиеся черты его лица – тонкий орлиный нос, волевой подбородок, благородный лоб – стали еще резче и в полной мере выявили его величие. Это было истинное преображение.

– Вот те на! Неужто это вызов? Глупо с вашей стороны, ах, как глупо, – язвительно заметил Мориарти, назидательно качая длинным указательным пальцем, как если бы перед ним стоял провинившийся ребенок. – Думаете, раз уж к вам вернулась память и старые оккультные силы, вы сможете мне противостоять? Вы что, забыли про Великий Камень Всемогущества? Даже объединенные усилия Колледжа оккультных наук и всех великих магистров, ныне живущих и ушедших в мир иной, не помогут справиться с его безграничной силой. Как же вы собираетесь меня остановить? Вам не совладать даже с каплей его энергии. А ну попробуйте!

Вновь между его глазами и камнем по воздуху прошла рябь, и камень испустил невидимую волну разрушительной энергии, которая хлынула в направлении Холмса и лам. Шерлок Холмс поднял руки и – как если бы всю жизнь только этим и занимался (а в каком-то смысле дело так и обстояло) – сложил пальцы в странные тантрические жесты, именуемые на санскрите мудрами. Тотчас же перед ним возник едва различимый, подобный мерцающему занавесу энергетический барьер. Волна энергии разбилась об этот психический щит с шумом, подобным раскату грома. Холмс и оба ламы упали на землю, однако мало-помалу поднялись на ноги, и стало ясно, что атака не причинила им никакого вреда.

– Хорошо, Холмс, хорошо, – прокаркал Мориарти, – но, с позволения сказать, можно было бы и лучше. Внемля урокам нашего старого наставника, вы определенно не проявили должного прилежания. Мизинцы должны раскрываться, словно лепестки цветка Утпала [108] после первого дождя, а не свисать, колеблясь, как лингам евнуха. Что, попробуем еще раз?

Вновь и вновь Мориарти наносил удары, прибегая к устрашающей силе камня, а Шерлок Холмс вновь и вновь возводил психический щит, защищая лам и себя от полного уничтожения. Но было катастрофически очевидно, что Мориарти попросту играет с Холмсом и использует, как он сам заявил, только частицу своей силы. Выпрямившись в полный рост, лучась здоровьем, он насылал на быстро слабеющего Шерлока Холмса одну за другой смертоносные волны энергии.

Глаза мои наполнились слезами, когда я понял, что мой благородный друг обречен, как обречены далай-лама и лама Йонтен, а вместе с ними, конечно же, и весь Тибет, эта восхитительная страна, изучению которой я посвятил столько лет жизни. Неужели сейчас им всем придет конец? Я, не в силах помочь, лежу на холодном полу и умираю, а Мориарти с важным видом расхаживает вокруг, словно петух по навозной куче, и торжествующе кукарекает, празднуя победу. Нет, это было омерзительно. Попросту невыносимо. Но что было делать мне? Я не мог даже пошевелиться. Или мог?

Сжав зубы, я предпринял робкую попытку и обнаружил, что тело мое уже лишилось чувствительности и подвижности, однако в правой руке еще теплилась жизненная сила, – во всяком случае, ее должно было хватить. Цепляясь правой рукой за ледяной пол, я медленно и мучительно пополз вперед.