Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад. Страница 16
- Хорошо. Нужно согласиться с твоим желанием… Ты прекрасно знаешь, что для меня это большая жертва, но матери рождены, чтобы идти на жертвы. Но по крайней мере, могу ли я узнать, что произошло этой ночью с Яниной?
- Дело не в этой ночи, это всегда. Оставим эту тему, мама, прошу тебя. С моей стороны, мое прошение – это просьба, и больше не спрашивай меня.
- Если не хочешь говорить, пусть она сообщит мне. Ты проявляешь к ней откровенную антипатию… Что мы можем поделать! Она будет еще одной жертвой, но по крайней мере я покажу тебе всю любовь, покорность и уважение, которое Янина испытывает ко мне. – И повысив голос, позвала: - Янина… Янина!
- Не зови ее, мама, потому что она не придет. Ее нет в доме, и нужно, чтобы ты узнала правду. Она вышла этой ночью, как и другие, полагая, что их не заподозрят. Она там наверху, на территории хижин… Я чувствую разочарование относительно нее, но это не то, что ты думаешь. Ты хотела вытащить ее из среды, окружавшей ее, и не думай, что тебе это не удалось. Хорошо еще, что она, по сути, такая же, как и остальные. Будет достаточным дать ей свободу, чтобы она проявила себя, без маски лицемерия, которым она очаровала тебя…
- Ренато, проводи меня в спальню. Я позову Янину. Увидишь, когда она придет, то развеется эта клевета, которую ты высказал о ней. Она не способна пойти на этот праздник. Она на этой стороне. С детских лет я занималась ее образованием. Она…
- Она там наверху, мама, я видел ее своими глазами.
- Ты? Ты хочешь сказать, что тоже был там?
- Это не самое худшее… но не будем больше говорить об этой ночи… думаю, я вне себя, и должен сказать тебе самое важное: правду моего сердца…
- Не говори сейчас. Правда твоего сердца мне известна, не повторяй ее… Подожди, подожди несколько месяцев… Идем, идем в спальню. Я снова вижу тебя таким растерянным, обманутым, как в детстве. Я хочу освободить тебя от этого…
Она взяла его за руку и мягко повела за собой, с тем же болезненным беспокойством защитить его детство, спасти от всевозможных и невозможных опасностей… Они вошли в спальню, и сели спиной к окнам. На мгновение она посмотрела через них на красное пятно костра, горевшего вдали, в просвете кофейных плантаций…
Воздух, подувший с той стороны, казалось, принес чувственный ритм музыки, раскаленный запах костров, что лизали склоны горы. И воздух словно заполнился темными предзнаменованиями, словно мрачные приметы воцарились над рождением Ренато Д`Отремон, вновь ожили над его белокурой головой…
- Я должна тебя защитить от самого себя, Ренато. Своего злейшего врага ты носишь внутри… Это твое сердце, безрассудное сердце, всегда заинтересованное в том, чтобы причинить себе как можно больший вред. Сначала дружба этого негодяя, которого ненавидишь… Теперь любовь запретной по человеческим и божественным законам женщины…
- Нет закона, который запрещает сердцу чувства. Разум думает, а сердце чувствует…
- Разве не существует сознательного греха? Ты думаешь, нет греха в том, чтобы развлекать себя запретными мыслями? Не достаточно иметь наше имя и родиться Ренато Д`Отремон, нужно знать об этом, нужно принимать обязанности общественного положения, судьбы, власти… Ты родился влиятельным, богатым, со всеми почестями и преимуществами. Ты должен защищать то, что другие делали ради тебя…
- Думаю, ты превзошла упреки, мама. Хотя я не сделал ничего недостойного.
- Я верю, что Бог поможет тебе не делать этого. Еще есть время, но ты должен проявить волю. Не возвращайся в Сен-Пьер… Останься здесь, подожди по крайней мере рождения сына… Ты не чувствуешь, что с этим созданием, которое родится, покажется надежда на новую жизнь?
Ренато опустил голову. Долгое время он пытался ответить, словно копаясь в своей совести, словно спустился в глубь себя. Затем он поднял глаза, вперив взор в Софию, и отверг:
- Я живу лишь раз, мама. Я хочу жить своей жизнью… Я понимаю твою точку зрения, но речь идет о моей. Я хочу свою жизнь, чтобы она кипела в моих венах, не ту, которую, как ты хорошо сказала, другие делали для меня… Для тебя достаточно не делать ничего недостойного или пытаться не делать… Думаешь, я недостаточно намучился? Поздно вышла правда из моего сердца. Почему я был так слеп?
- И почему бы тебе не принять последствия своей ошибки, поскольку ты уже совершил ее?
- Потому что не могу, мама! Я не могу довольствоваться этой легкомысленной и ограниченной жизнью, которую ты предлагаешь. Я не могу быть рабом куска земли, букв своей фамилии… Я бы пытался, пусть даже не желая… Не хватит моего слова, чтобы ты могла вырвать меня из этого, не хватит моих клятв, если поклянусь в том, чего не смогу выполнить. Не мучай меня больше, мама… Это бесполезно… пусть свершится моя судьба…
- Ну почему твоей судьбе нужно лететь в пропасть?
- Потому что таковы все Д`Отремон, мама: жить ради наших страстей, и умирать ради наших страстей…
София сделала жест, чтобы остановить резко удаляющегося сына, но не остановила. С бесконечным отчаянием в глазах она смотрела, как тот уходит, а затем упала в кресло и зарыдала. Дверь спальни открылась, и Баутиста извинился:
- Простите, что так вошел…
- Где Янина?
- Я не нашел никого, кого можно было отправить на ее поиски, ни служанку, которая бы могла спросить у вас разрешения войти. Поэтому я так вошел… Все вышли; но с разрешения сеньоры, завтра я преподам им урок. Похоже демон вселился во всех. Никогда еще в Кампо Реаль не случалось такого… Но Янина немедленно вернется, сеньора. Уверен, она должна была сделать какой-то пустяк…
- Янина тоже наверху… Я видела своего сына, и поняла, что нет серьезных причин увольнять ее…
- Если сеньор Ренато считает, что должен уволить всех, то в первую очередь сеньору Айме.
- Что ты говоришь?
- Нет света с той стороны дома…
- Она отдыхает и спит. Не тебе ее судить… Ты понял? Я требую от всех большого уважения и большого почтения для жены сына. По крайней мере, на данный момент…
- Теперь и в будущем, я буду делать в этом доме то, что вы говорите, донья София. Вы единственная хозяйка, которую мы признаем законной и старинной… За вас мы умрем… Это чувствую я, и моя племянница тоже. Конечно же, сеньор упорно стремится выгнать ее отсюда…
- Поищи ее сам, Баутиста, найди ее… Мне ничего не нужно…
- Сеньору тоже ничего не нужно… Он в столовой и сам себя обслуживает… Он пьет, как в худшие дни: один, и рюмку за рюмкой… В этом есть судьба хозяина дона Франсиско… Выпивка была для него лучшей компанией… Моя сеньора, на праздниках, с друзьями, со всем, что есть у важного господина. Пусть даже его грехи были в этом, но он был великим…
- Замолчи, Баутиста, делай то, что я сказала. Приведи Янину…
- Я уверен, что сеньора ошибается в Янине. Если сеньор и видел ее наверху, то только на секунду. Лишь маленькое любопытство. Руку отдам, что ее там нет, и сеньора сама это увидит… С вашего разрешения…
Нет… Янины не было на территории хижин, где проходит негритянский праздник, где потные тела крутились в местных танцах, где, как пламя костра, трепетали желания, соединяясь в обнаженной любви и смерти… Вслед за долгим болезненным оцепенением, она продолжала идти, сначала без направления, затем словно подталкиваемая мыслью…
Она двигалась сначала очень медленно; затем быстрее… Она шла, пока не обнаружила скрытый неровный путь, который взбирался в гору через скалы к самой высокой точке долины, рядом с изгибом ущелья, туда, где скрывался и прятался среди большого утеса полуразрушенный шалаш колдуньи Кумы…
Она сошла с пути, скрывшись среди зарослей, пока какая-то тень не прошла рядом с ней и не исчезла… Долгое время она смотрела, пытаясь разглядеть ее в полумраке… Подозрение заставило почувствовать страстное желание пойти за ней, но она не сделала этого, и когда все стихло, она подошла к хижине знахарки…
- Кума! Кто вышел отсюда? Я видела, я столкнулась с ней на дороге… Почти могу поклясться… Кума, скажи мне…!