Виктор Цой - Калгин Виталий Николаевич. Страница 7

И вот когда однажды родители уехали на юг, оставив сыну 90 рублей (из расчета три рубля в день), Виктор немедленно потратил все деньги на двенадцатиструнную гитару. Стоило это чудо советского музпрома 87 рублей. Как вспоминали друзья Виктора — на оставшиеся три рубля голодный Цой у метро «Парк Победы» купил беляшей по 16 копеек. Что было дальше — Виктор старался не вспоминать. С тяжелым отравлением он пролежал в постели несколько дней, не выходя из квартиры.

По воспоминаниям друзей, с Цоем довольно часто приключались какие-нибудь истории — и курьезные, и опасно-трагические.

Андрей Крусанов: «Как-то сидя в гостях (забыл у кого) и ожидая гонцов, посланных в гастроном за вином (принесенного с собой, как водится, не хватило), мы нашли с Цоем в ванной флакон хозяйского одеколона “Бэмби”. Всё было нам интересно, всё ново… Ни он, ни я прежде не пили одеколон.

Мы тут же решили — пора. Ополоснув подвернувшийся пластмассовый стаканчик, в котором хозяин квартиры обычно, надо полагать, взбивал пену для бритья, мы разбавили в нем водой на глазах белеющий “Бэмби” и, преодолев отвращение, выпили, поделив содержимое стаканчика на двоих. Не в том дело, что мы ощутили. В то время нас не мог бы подкосить даже чистый яд, который и теперь достать непросто, а тогда, в пору тотального дефицита… Зачем-то оказавшись в ванной через полчаса после распития “Бэмби”, Цой, выглянув оттуда, поманил меня рукой — пластмассовый стаканчик, из которого недавно мы лакали одеколон, одаривший нас на сутки скверной отрыжкой, скукожился, осел и как бы полурастаял — о ужас! — что же творилось в наших желудках?! В тот раз мы, как водится, смеялись. Но впредь одеколон нас уже никогда не прельщал. Никогда» [30].

Андрей Панов: «Цоя у нас называли “одноногим Хендриксом”. Как-то он в дубленке в подземный переход прыгал. И приземлился прямо перед женщиной. Ту сразу же увезли. Потом он, прихрамывая на ногу, от ментов убегал…» [31]

Максим Пашков: «Его вообще ноги плохо держали, он их ломал, спотыкался, умудрялся вступить в лужу, которую все обходили, провалиться на тонком льду. Однажды мы драпали от милиции, он прыгнул в подземный переход на Невском с самого верха, сломал ногу, но добрался до парка Победы. Потом ходил с палочкой — всех веселил. Там был Свин (лидер группы “Автоматические удовлетво-рители”) и еще целая компания: кто с зелеными губами, кто с булавками в носу, в ушах… За одно за это тогда забирали. Ну и пьяные, естественно: когда это мы трезвыми ходили по Невскому?

Был еще просто классический случай, когда он умудрился упасть в метро, на спускающемся эскалаторе, вниз головой. Мы шутили, спешили в баню, он был в кожаном пальто до пят, бежал впереди, я его окликнул, хотел что-то сказать, пошутить, и вдруг: “А-а-а…” Я увидел падающую голову. Пальто распахнулось, штаны вельветовые затрещали, оттуда вывалились красные трусы… А я, вместо того чтобы помочь другу, корчился от смеха до коликов. Он даже под обид елся на меня… Много забавного было! Несмотря на то что человек он был мрачноватый, иногда на него нападали приступы веселья. Мы всегда прикалывались: когда он выпивал ликера, то вдруг становился пунцовокрасным… С нами постоянно что-то происходило. Наша компания была предметом ярости и гопников, и милиции.

…Еще помню случай: Витька проголодался и начал есть из банки варенье, а банка разбилась, огромный кусок отлетел, и Цой его проглотил. Начал харкать кровью, я насмерть перепугался. Но ничего, всё обошлось…» [32]

До приезда родителей месяц Цой жил впроголодь, но зато теперь у него была гитара, о которой он так долго мечтал. И вот, оправившись от последствий отравления, он явил на свет две песни «Вася любит диско» и «Идиот».

Андрей Панов: «Мне нравилось, я ему подыгрывал. Потом Цой просто стал репетировать с моим ВИА…» [33]

Виктор не только мастерски «снимал» аккорды всевозможных западных групп, но и умел пародировать артистов.

Андрей Панов: «У Цоя, кстати, были хорошие склонности к пародированию. Он неплохо пародировал советских исполнителей — жесты, манеры… Особенно он любил Боярского. И Брюса Ли, но это уже потом. А с Боярским было заметно очень. Он ходил в театры, знал весь его репертуар, все его песни. Ему очень нравилась его прическа, его черный бодлон, его стиль. Цой говорил: “Это мой цвет, это мой стиль”. И действительно знал и исполнял репертуар Боярского очень неплохо» [34].

Алексей Рыбин: «Мы Боярского слушали, развлекались, и Виктор некоторые песни наизусть знал. Да что там Боярский! Мы на концерт Валерия Леонтьева в СКК ходили! Это же было профессионально, почему не посмотреть. Я вот Эдуарда Хиля люблю до сих пор» [35].

Евгений Титов: «Да что там Боярский… Мы со Свиньей на концерт Педко Педкова [36] вместе ходили, сидели в первом ряду, “фанатели”. Даже БИЛЕТЫ ПОКУПАЛИ. В начале восьмидесятых был такой болгарский эстрадный исполнитель, с усами, как у таракана или Вилли Токарева, с кордебалетом. Может, это творческий псевдоним был такой, я не знаю. Мы афишу увидели, прикололись — решили сходить. Может, его звали Петко Петков, но всё равно смешно. Он был не просто Педко, а еще и Педков. Двойной удар. И афиша была красивая — в центре сидит этот шпендик Педко, с огромными торчащими в разные стороны усами, а его облепила толпа полуголых девок, и все довольные. Круто, в общем… Боярский отдыхал» [37].

Кстати, что касается Боярского, то когда Цой уже станет более или менее известным, именно он будет цензором по «литованию» текстов, курировавшим группу «КИНО».

Михаил Боярский: «Я достаточно близко был знаком с человеком, который мне понравился сразу. Это Виктор Цой. Я был его цензором. Мне приносили его тексты, для того чтобы я подписал: можно петь это или нельзя. И я подписывал — можно. Ну конечно, смешно. Он с хорошим юмором был, без фанаберий…» [38]

Мнения самого Цоя о Боярском, к сожалению, не сохранилось, но вот что касается черного цвета, то есть несколько интервью Виктора, в которых он говорил, что любит именно этот цвет. Например, в интервью «Советскому экрану» в 1989 году:

«— Виктор, вы всегда ходили в черном?

— Да, всю сознательную жизнь, во всяком случае».

И в интервью пермской газете «Молодая гвардия» в 1990-м:

«— Твой любимый цвет — черный. Это символ жизни для тебя?

— Нет, это просто мой любимый цвет. И всё».

Павел Крусанов: «Когда мы познакомились с Цоем, а случилось это весной 1980 года, он красовался в узких черных штанах, черной рубашке и черной, клеенчатой, утыканной булавками жилетке. Копна смоляных волос, смугловатая кожа и агатовые глаза довершали этюд. Определенная степень внешней припанкованности отличала и других участников этой компании, почему-то называвших себя “битниками”, — Пиню и Рыбу, однако настоящим, идейным панком (правда, в собственной, несколько специфической трактовке этого понятия) был здесь, пожалуй, только Свин — актер по жизни и беззаветный чудила с весьма своеобразным чувством юмора. Нейтральнее других выглядел Олег Валинский, поэтому, должно быть, к нему так и не приросла никакая кличка…» [39]

Шло время, и однажды произошло знаменательное событие, о котором Алексей Рыбин рассказал в своей книге «Кино с самого начала» следующим образом:

«В один из обычных, прекрасных вечеров у Свина, когда все, выпив, принялись удивлять друг друга своими музыкальными произведениями, я и басист “Палаты” сидели на кухне и наблюдали за тем, чтобы три бутылки сухого, лежащие в духовке, не нагрелись до кипения и не лопнули раньше времени — наиболее любимая нами температура напитка составляла градусов 40–60 по Цельсию. Поскольку лично мы еще не были знакомы, я решил восполнить этот пробел.