Колодец Единорога - Прэтт Флетчер. Страница 26
— Эй, господин волшебник! — весело кричали ему. — Нет ли у тебя какого-нибудь завалящего заклинаньица от мечей?.. — и так далее, и порой совсем не столь безобидно, но Эйрар при всем желании не мог избавиться от грызущей тревоги за Гитону и разделить их веселье — и пусть, кому охота, думают, что он струсил.
Бледное солнце перевалило полуденную черту; поход продолжался. Топи сменились настоящими плавнями, по левую руку вдали показался даже возделанный остров. На острове виднелся домишко, а рядом с домиком стояла женщина, махавшая и махавшая шедшим мимо войскам. Потом задние донесли приказ герцога: устроить привал и перекусить.
Эйрар слез с лошади и почувствовал, как одеревенели суставы. Он присел рядом с карренцем. Откупоривая бутылку кислого вина, привезенного с родины, тот продолжал ворчать:
— Эх, иначе все выглядело бы, командуй здесь наш Воевода Эвименес! Отправились, как на прогулку, а ведь там, чего доброго, с ходу драться придется. То ли было дело, когда Воеводы вели нас, помню, на Полиолис! Мы тогда скакали весь день и всю ночь и чуть только не падали с седел, а как же, и потом сразу кинулись в бой на…
Досказать ему не пришлось: вернулся Висто.
— Ее там нету, хозяин, никто даже не видел. Правда, там немногие и знают-то, что к чему…
— Одна надежда, — сам с собой рассуждал карренец, — что эти, как их, валькинги не шибко умелые вояки. Сам-то я никогда не имел с ними дела. Только слышал, будто ихняя пехота носит такие большущие круглые щиты с шипом посередке — как раз пырнуть человека. Поэтому, говорят, если валькинг замахивается мечом — смотри в оба, чтобы не получить в бок этим шипом. Говорят еще, здорово они наловчились спасаться от стрел. Строятся, собачьи дети, по двое, и один прикрывает обоих здоровенным щитом, а второй знай бросает дротики, и оба топают себе вперед, пока не сойдутся с лучниками грудь на грудь и не разгонят. Так что лучникам против них надо плотной кучей держаться, не то вовсе толку не будет…
Висто терпеливо стоял около Эйрара.
— Что будем делать, хозяин?
— Ищи, спрашивай! — повторил Эйрар. И тут нежданная мысль взметнула его на ноги: — Ове Губошлеп!.. Где он, кто его видел последним?
Но к ним уже шел посланник, с немалым трудом пробившийся из головной части войска:
— Воевода Альсид просит поторопиться, ибо время не ждет!
И вновь крик, суматоха; словно бы медленная волна прошла по колонне — движение возобновилось. И хотя Эйрар не мог уже думать решительно ни о чем, кроме Гитоны, — надо было двигаться дальше, и он двигался, и пели трубы, хотя и не так задорно, как вначале, — ибо музыканты тоже были людьми и шагали, как все.
Плавни, хоть как-то разнообразившие местность, вскоре остались позади; вновь потянулись по сторонам когда топи, когда тростники. Мрачный пейзаж — и мрачны были мысли Эйрара, все думавшего о герцоге и о том, что мог замышлять Салмонесский Бастард…
Впереди снова что-то случилось; послышались возгласы, улюлюканье. По краешку дамбы навстречу воинам пробирался кто-то одетый в длинные белоснежные ризы, с золотым обручем на голове. Он держал резную чашу перед собой на седле. Следом ехал второй всадник, и тоже в церемониальном облачении. Эйрару показалось, это был тот самый пустоглазый представитель Империи, которого он видел тогда при дворе в Салмонессе.
Одетый в белое подъехал к Эйрару и с поклоном спросил, не является ли он предводителем отряда. Эйрар ответил утвердительно, и священник протянул ему чашу:
— Тогда, во имя Мира Империи, который есть Богом Установленный Мир, повелеваю тебе испить из этой чаши истинной воды, почерпнутой из Колодца Единорога. Испей вместе с графом Вальком, законным наместником Его Священного Величества Императора Аурариса. Испей в знак того, что отказываешься от этой богопротивной войны. И знай: если ответишь отказом — будешь отторгнут от Империи и отлучен от благодати Колодца!
Эйрар ответил:
— Не в моей власти, святой отец, решать что-либо о войне. Поезжайте лучше к герцогу Роджеру, нашему сюзерену…
Судя по лицу священника, иных слов он и не ожидал. Он молча направил коня в гущу воинов, проталкиваясь дальше. Зато имперский представитель повернулся в седле и скрестил пальцы, крикнув:
— Отлучен! Отлучен!..
— Ох, скверно… — шагая у стремени Эйрара, пробормотал Долговязый Эрб. Но юноша был слишком занят собственными тревогами и не ответил. — Да, — продолжал Эрб. — Тут и не поколдуешь!
День клонился к вечеру. Усталые люди разговаривали мало и неохотно. Слышался только шорох шагов, да копья торчали в разные стороны, щетинясь над головами. Эйрар сделал усилие и попробовал представить себе сражение и как будут выглядеть в нем его молодцы и он сам… но даже и эта мысль каким-то образом снова привела его к Гитоне. А тем временем по сторонам дамбы там и сям уже возникали островки твердой земли, виднелись тропки, явно проложенные людьми — берег болот Салма был близок.
Островки уже смыкались в некое подобие суши, когда нестройный рев труб разом вывел его из задумчивости. К беспорядочным сигналам примешивались далекие крики. Эйрар увидел, как опустили забрала карренцы, ехавшие чуть впереди его рыбаков.
— Скажи людям, пусть надевают тетивы, — велел он подоспевшему Эрбу и сам почувствовал, что голос готов был сорваться. — Пусть выдвигаются с насыпи на твердую землю, вот сюда, вбок. Мы должны прикрывать мариоланцев, а они — герцога!
Произнося это, он на какой-то миг оторвал взгляд от творившегося впереди, и что же? Когда он повернулся обратно, вокруг не было почти никого. Лишь спины последних карренских всадников мелькали там, где дамба переставала быть дамбой и превращалась просто в дорогу, убегавшую на северо-запад по отлогому склону холма, и оттуда слышался стук оружия и воинственные крики. Пущенный кем-то дротик одиноко валился наземь из алого закатного неба. Перепуганная болотная птица пронеслась мимо с жалобным писком, едва не чиркнув крылом по его волосам.
Кто-то дернул стремя, и Эйрар увидел, что рыбаки, пригибаясь, бежали куда-то влево. Иные на миг останавливались выпустить стрелу, но без всякой видимой цели.
— Вот они! — крикнул подбежавший воин, указывая рукой. — Господи помилуй, вот же они!..
С заросшего ивами пригорка прямо на них рысцой ехала кучка всадников в шлемах с яркими плюмажами. Валькинги!
Эйрар, вооруженный как все, завел руку за спину, хватая лук.
— Стреляйте! — услышал он крик Долговязого Эрба. — Стреляйте же, дьявол!..
Один из рыбаков схватил коня Эйрара под уздцы и потащил в кусты и заросли тростника, а над дамбой уже поблескивали, надвигаясь, мариоланские копья и слышался яростный боевой клич изгнанников, ведомых Рогеем.
Всадники и не подумали поворачивать обратно, — лишь рассыпались цепью. У каждого в левой руке была плеть, и они нахлестывали коней, пока те не пошли галопом. И за миг перед тем, как напороться на копья мариоланцев — круто развернулись, разом метнув дротики со специальных металок. Эйрару не по силам оказалось целиться и стрелять, одновременно управляя конем. Просвистело рваное облачко стрел, выпущенных его рыбаками, а навстречу стрелам промчались дротики. Конь Эйрара увернулся от смертоносного острия скорее вопреки усилиям всадника, нежели благодаря им. Эйрар услышал где-то рядом страшный булькающий крик, а всадники уже удалялись, и одна из лошадей бешено брыкалась — в крупе ее торчала стрела.
Эйрар поискал взглядом кричавшего… это был Вардомил, славный, дружелюбный парнишка. Дротик пробил ему горло. Обливаясь кровью, с лицом, исковерканным мукой, Вардомил обеими руками пытался выдернуть дротик…
Эйрара скрутила внезапная тошнота. Холодея, он осознал, что война вовсе не была веселой забавой, как ему думалось прежде, война оборачивалась ужасом, болью и гибелью лучших друзей…
Но переживать не было времени. Рыбаки, разбежавшиеся из-под дротиков по кустам, вновь подняли испуганный крик. Сверху, с холма, на них неотвратимо двигалась вражеская терция.