Колодец Единорога - Прэтт Флетчер. Страница 32

Все это время Эйрар сжимал руками край стола с такой отчаянной силой, что пальцы, казалось, готовы были вдавиться в твердое дерево. Ему не хватало воздуху. Наконец он сумел кое-как выговорить:

— Где она… теперь?..

Он смотрел на Рогея, и Рогей ответил:

— Мелина? Ее побили кам… погоди, ты про беленькую, должно быть? Я точно не знаю, но слыхал, будто она просила, чтобы ее отпустили в Стассию — испить из Колодца. А вот парня, приведшего девушку к герцогу — как бишь его звали, Уви? Ове! — так вот, его вздернули. Люди решили, что это он навлек несчастье на Салм, ведь после того, что случилось, барон Дейдеи перешел на сторону врага.

Эйрар оттолкнул свое кресло назад так, что оно не устояло и опрокинулось. Когда же он заговорил — сидевшие за столом разом смолкли и повернулись к нему. Собственный голос показался ему чужим и незнакомым:

— Господа мои… позвольте вас покинуть… у меня нынче выдался нелегкий день… Прошу вас, угощайтесь и веселитесь, а завтра поговорим о делах…

Провожаемый взглядами, он направился к двери. Он едва сдерживался, чтобы не пуститься бегом. Слезы душили его… Вот все и кончилось, мир рухнул. Добравшись к себе, он упал на кровать и разрыдался. Он знал, что это не по-мужски, но ничего поделать не мог…

Потом на его плечо легла чья-то рука. Он приподнял голову и увидел Мелибоэ, и в глазах волшебника ему померещилось сочувствие. Но старец молчал, и спустя время Эйрар спросил:

— Нет ли у тебя… заклинания от разбитого сердца?

— Сердца не разбиваются, — отвечал Мелибоэ. — А если даже и разбиваются, то быстро срастаются вновь, согретые теплом новых весен. Между прочим, девушка-воин очень ласково поглядывала на тебя. И, если я еще не ослеп, ее голос тронул кое-какие струнки в твоем сердце… которое ты с присущей тебе поспешностью величаешь разбитым.

Эйрар протянул было руку, но тотчас беспомощно уронил ее:

— Если бы я тогда наплевал на твое гадание и повернул в Салмонессу — я мог бы спасти ее…

— Спасти? От чего? Скоро она достигнет Колодца и обретет мир. Если ты не желаешь, чтобы ей было лучше, значит, твое чувство себялюбиво. А что касается гадания, оно ведь не солгало. Всем твоим надеждам и планам в Салмонессе грозила смертельная опасность!

— Но ведь Рогей вырвался…

— Вырвался, потому что не был по уши замешан во всех этих делах с ненавистью, любовью и убийством коронованного герцога. Лучше посмотри, как удачно для тебя все разрешилось. Тебе даже мстить некому, все твои обидчики уже мертвы — и Ове, и герцог. Не пора ли задуматься о вещах более значительных, чем объятия и поцелуи?

Эйрару безумно захотелось ударить Мелибоэ… Его лицо жалко исказилось, он выкрикнул:

— Ты не знаешь! Ты не… Нет! Я поеду за ней в Стассию…

Маг присел рядом с ним на кровать.

— Что ж, как хочешь. Может, тебе даже удастся добраться до какого-нибудь порта… до Наароса там или до Малого Лектиса… Милый мой, ты неглупый парень и когда-нибудь, я надеюсь, поймешь, что в этом мире за кого-то цепляться — значит отнимать шанс у обоих. Ну да, как же, боль утраты и прочая чепуха. Подумай, однако, сам — что ты утратил? Насколько вы в действительности знали друг друга и принадлежали друг другу? Ну, спроси себя не лукавя. Потеря, вправду способная потрясти — это потеря многолетнего спутника, к которому привык, как к себе самому. Хочешь, я создам видение, и оно доставит тебе точно ту же боль или радость? И тоже, кстати, лишь на краткое время, ибо любовь на всю жизнь — совсем другое дело…

Он извлек из кармана нечто, ярко блеснувшее в свете единственного факела, горевшего в комнате. Щелкнул пальцами и, бормоча, стал водить руками в воздухе, словно ткач за станком.

Вот перед Эйраром у стены затрепетела неясная тень… Тень росла, облекалась плотью… и наконец превратилась в Гитону — совсем настоящую, живую Гитону!.. Но лицо ее было неподвижным и отрешенным, как в то утро на Вагее, когда она бросила ему такие злые, хлещущие слова… И он вдруг понял, что именно это было правдой в их отношениях — именно это, а вовсе не призрачная, мимолетная нежность, добытая заклинаниями… И еще: теперь он знал, что Гитона присоединилась к его отряду только ради того, чтобы не оказаться выданной за него по воле отца… «Если бы это был Висто!..»

Видение рассеялось. Эйрар понял, что сам только что выкрикнул эти слова — или что-то похожее.

На какой-то миг дьявольская улыбка скривила губы Мелибоэ… Потом волшебник сказал:

— Доброй ночи, молодой вождь. Завтра — новый день! Нас ждут горные дороги и великие битвы!

16. Правосудие в Хестинге

Коновод Хольмунд, хозяин двора, приехал на следующий день. Это был рослый, рассудительный человек с изборожденным морщинами, бесстрастным лицом. Навряд ли он очень обрадовался, застав у себя дома такую толпу новоприбывших гостей — однако виду не подал. Когда собрали военный совет, он принялся обсуждать дальнейшие действия с невозмутимым спокойствием, словно речь шла не о сражениях, а о статях кобылицы. Кроме него, на совете присутствовал Рогей и, конечно, Эйрар, как предводитель самого многочисленного отряда; Мелибоэ, как предсказатель, и карренские Воеводы с сестрой. Долговязого Эрба на совет не допустили, хотя Эйрар и просил за него, считая Эрба разумным и опытным воином.

— Вокруг нас враги, — объяснил ему Рогей, — и я, в отличие от герцога Роджера, вовсе не расположен выбалтывать им наши секреты. Ну, да, твой Эрб, конечно, парень-кремень, но и у него, знаешь ли, язык есть во рту. И чем меньше будет языков…

Эйрар счел несправедливым подобное обращение с Эрбом, человеком безусловно преданным и вдобавок наделенным немалыми полномочиями. Но протестовать не решился, ибо на его глазах Хольмунд обошелся точно так же со своим собственными сыном:

— Вот выберут тебя Коноводом, тогда и будешь с нами сидеть. А пока — чем ты лучше всех остальных хуторян?

Что же касалось планов на будущее — Воеводы, как и Рогей, пребывали в полной растерянности. Все они — кроме Эвименеса — две зимы прятались в Хестинге, пока их не привели на хутор Седу люди Железного Кольца, проведавшие, что здесь находился Эйрар с Мелибоэ и наиболее значительным отрядом, уцелевшим после разгрома у дамбы. Но, по словам Хольмунда, скрываться далее не представлялось возможным. Как только подсохнут дороги, кавалерия Бордвина наверняка перевернет всю Хестингу вверх дном, выискивая беглецов. Кто-то предложил кочевать, не задерживаясь на хуторах подолгу.

— С одной стороны, вас слишком мало, с другой — слишком много, — сказал Хольмунд-Коновод. — Слишком много, чтобы жить подобно разбойникам, что гнездятся в ущельях Драконова Хребта и порою грабят наши стада. И слишком мало, чтобы поднять Хестингу против терций, сокрушивших Салмонессу…

— Кто хочет — всегда может сдаться на милость Империи, — заметил Рогей. И украдкой покосился на карренцев: как-то они примут эти слова?

— Не выйдет: нас всех прокляли, — ответил Плейандер, а Альсандер добавил:

— Не забывай, что наместником числится Вальк. Судить нас поручат ему — и уж он-то намотает наши кишки на дерево. Право слово, Рогей! То ли ты веришь в его благородство, то ли у тебя мозги не в порядке…

— Не так, брат, — прозвучал хрипловатый голос Эвадне. — Разве ты не понял, что эти полумужчины-дейлкарлы все еще подначивают нас, выясняя, можно ли нам доверять? — и повернулась к Рогею: — Вот что, хватит уже проверок! Мы все загнаны в угол и не выживем, если не будем доверять друг другу, как себе самим! Мы, братья-Воеводы, сражаемся ради чести — а кроме того, за плату. Того и другого нам в этой вашей ублюдочной войне, как видно, немного достанется. Да, мы пробовали договориться с графом Вальком. Мы обещали ему навсегда покинуть эту страну, если только он освободит из заточения нашего брата Эвида. Валькинги оказались невежами: либо полная сдача, либо и разговаривать не хотят. Так что мы теперь с вами… и безо всякой платы, если уже на то пошло, потому что нам нет места в Империи, а в языческие края мы и сами не поедем. Однако что нам теперь делать — ума не приложу!