Колодец Единорога - Прэтт Флетчер. Страница 76
— Не так велика эта река и воды в ней не такие синие, как в нашем вастманстедском Нааре, — подумал он вслух и немало удивился, когда ему ответил какой-то шелландец:
— И не так она благородна и добра к людям, как наш Веллингсведен!
А Эйрару Веллингсведен показался всего лишь мутным, холодным потоком…
Галера вернулась совсем неожиданно, как раз когда на кораблях собирались укладываться спать. Первой мыслью было, что она примчалась за помощью, ибо люди на палубе прыгали и размахивали факелами. Но вот долетел перезвон струн какого-то инструмента, и Рогей радостно прокричал:
— Вся Дейларна поднялась, валькингов бьют!..
Потом, однако, когда все поднялись на борт и закусывали хлебом и мясом, Альсандер выразился скромнее:
— Ну, не то чтобы уж вся…
— Нет, ты только вспомни его рожу, когда он увидел твои волосы!.. — расхохотался Рогей.
— Как звали старого козла — кажется, Родвальд? — спросил Плейандер.
— И стервец наш прибрался, не к ночи будь помянут, — не мог успокоиться Рогей.
— Говорили бы толком, — попросил Эйрар.
— Если позволите, братья, я расскажу все по порядку, — вызвался Эвименес и начал: — Стало быть, подгребли мы к причалу… набережная в снегу, и что-то никто не бежит нас приветствовать. Диад — у него из всех наших ребят самый сильный южный акцент — стал спрашивать, как найти синдиков той гильдии, которая у них там по части съестного. Ну, вышла к нам парочка старцев, до того седых, что уж и не разобрать, какие у них волосы были раньше. Указали они нам дорогу, этак пальчиком через плечо, и плюнули нам вслед, полагая, что мы не видим. Думаете, мы обиделись? Ничуть не бывало! Мы несли знак Лесной Крысы: а чем больше ее оплевывают, тем лучше для Выдры. Да здравствует Каррена!.. — Он встал и поднял кубок, приглашая всех выпить. — Так вот, с грехом пополам указали они нам дорогу, — опрокинув чашу, продолжал Эвименес. — Ну, значит, приходим. В зале гильдии нас принял толстущий мужик — вот с таким брюхом и золотой цепью на нем, весь в мехах, фу ты, ну ты, не то что наши южные синдики, те себя держат попроще. Встретил он нас не так уж недружелюбно, старый хитрец.
«Ваша милость…» — обратился было к нему Альсандер, но он тотчас перебил:
«Не милость, а малость. Когда в нынешние смутные времена мне говорят «ваша милость», так и кажется, что хотят откормить да и прирезать на сало!»
«Кстати, о сале, — говорит братец Альсандер. — Мы — союзники вашей милости и осаждаем пиратов, испокон веку мешающих вам жить. Понимаете ли, нам совсем нечем стало набить животы. Так что мы бы с радостью взяли и сало, и еще много чего в придачу. Да и разговаривать с нами не мешало бы повежливее…»
«В самом деле? — отвечает наш пончик. — А я-то думал, харч вам нынче важней приветного слова, — и ну перебирать цепочку на пузе: — Так не позволите ли взглянуть на ваши верительные грамоты?»
«Мы — солдаты Империи и Колодца, — молвит Альсандер. — Мы пришли издалека, чтобы сражаться под знаменем Бордвина Дикого Клыка. Какие еще верительные грамоты?»
«Ха, Бордвин! — хмыкает наш тюфячок и поглядывает на нас так это искоса. — Значит, при вас должна быть его печать: он же знает, я без нее не могу раздавать хлеб, принадлежащий нашему милостивому графу!»
Ну, тут мы поняли, к чему дело идет…
— Я лично только понял, что его надо прощупать поглубже, — вмешался Альсандер. — Стал я его водить, точно рыбку на леске: и до каких же пор, думаю, будет упираться? Ох и спорили мы с ним — любо-дорого вспомнить, как он тряс всеми своими подбородками, а позади стояли писцы, и. Господи, с каким отвращением они глядели на нас!.. Тут я легонько намекнул, что, мол, оголодалые воины иной раз перестают стесняться в средствах, и он, кряхтя, уступил пару овечек и дюжину мешков муки, но вина — ни-ни, нет, мол, ни капли. И тут, отколь ни возьмись, появляется Рогей…
— С двумя лучниками валькинговской стражи в качестве эскорта, — вставил Рогей.
— Эскорта!.. — захохотал Эвименес. — Вот уж чего им точно хотелось, так это снять тебе голову с плеч. У меня и то во рту пересохло, хоть они на твое горло посматривали, а не на мое…
— Рассказывайте дальше, — напомнил Эйрар.
— А дальше наш пуфик, то есть синдик, сперва порозовел весь, а потом аж пятнами пошел. «Что такое?» — спрашивает.
«Изменник, схваченный на месте преступления! — честь честью ответствуют лучники. — И дезерион говорит, чтобы вы, ваша милость, будучи старшим синдиком, учинили над ним суд, поскольку барон Баррилис, как вам известна, отбыл третьего дня но важному государственному делу…»
«А где, — говорит синдик, — свидетели?»
«Свидетели! — возмущается один из лучников. — Какие свидетели, когда у тебя есть слова нашего дезериона? Ты что, хочешь вызвать его в суд, точно какого-нибудь дейлкарла?»
«Я не слыхал слова дезериона, — говорил Родвальд. — Покамест я слышу только вздор, который несут два сопляка-лучника…»
Те, понятное дело, глядят исподлобья, вот-вот схватят мечи. Синдик тоже набычился, но держится молодцом. А Рогей стоит себе этак беззаботно, ну прямо кот у печи, так, словно это к нему вовсе и не относится. Да притом еще напевает…
— Потому что, — перебил Рогей, — я видел то, чего не видели вы: наш толстопузый и вправду был — наш. Вы думаете, он что там вертел в руках? Маленькое железное колечко на золотой цепи, рядом с печатями. Вот я и запел: «Горе, и слезы, и стенанья повсюду». Полагаю, впрочем, что раньше он только обещал помогать, а до дела дошло впервые. То-то он затрясся, как студень!
— Тут брат Альсандер тоже увидел кольцо, — продолжал Эвименес. — Когда лучники ушли за подмогой, он и говорит синдику: «Ваша милость, раз уж у вас совсем нет вина, нельзя ли попросить хотя бы воды?» Уходит с одним из писцов, быстренько смывает краску с волос и возвращается, сияя на весь зал нашей знаменитой звездой!
«Карренцы!» — ахает толстячок, и зубы у него принимаются стучать, ну точно как те косточки, с которыми пляшут танцовщицы из Дзика. Потом, смотрю, начинает нас пересчитывать.
«Ваша милость, — говорит Альсандер, — вы, без сомнения, ужасно рады нас видеть, но ловко это скрываете!»
Тот чуть на плачет:
«Только вообразите себя в моей шкуре! Господь всеблагий, будь мне свидетелем; я, верховный синдик Малого Лектиса, отдал бы все свое состояние, чтобы поменяться местами с последним подмастерьем! Не успеет смениться луна, в нашем городе будут кишмя кишеть не то что валькинговские «союзники» — целые терции валькингов, взбешенных притом! А тут еще и вы… еще и вы…» — Словом, жалко было смотреть. Альсандер его малость утешил, сказав, что мы, собственно, к нему ненадолго, только пополним припасы и сразу уйдем. Но было похоже, что он знает нечто важнее, и уж мы его порасспросили. Он и в самом деле оказался верным малым, этот Родвальд, хоть и кусал пальцы со страху. Нагрузил нас съестным выше бортов, а рассказал вот что. Когда сгорел Ос Эригу, по берегу, где стоял валькинговский лагерь, разбежалось целое стадо троллей, гоблинов и разной другой мерзости, которую в свое время замуровал между камнями и балками замка его строитель, герцог Микал: он же вроде был любовником одной королевы-ведьмы… забыл, как ее звали. Так вот, при виде нечисти рабочие кинулись наутек, хотя им грозили расправой; свалка, говорят, была не приведи Бог. Еще говорят, будто Бордвина-полководца слопали тролли, когда он пытался что-то предпринять с помощью заклинаний. Правда, другие утверждают, будто его убил сам граф Вальк, малость тронувшийся со страху… или, может, не Вальк, а Стенофон Пермандосский. Но совершенно точно одно: великий Бордвин мертв, как прошлогодняя вяленая треска, все бароны из северных городов призваны в свои терции — и ссорятся на погибель всем валькингам так, что горы трясутся. Да здравствует Дейларна! Да здравствует Каррена!..
33. Побережье Скогаланда. Четвертый сказ о колодце
Все слегка захмелели от радости и от выпитого вина. А утром к ним присоединился еще один корабль — когг из Малого Лектиса. Однако трезвое размышление подсказывало: валькинги и прежде не раз враждовали между собой, и ничего, держава не рухнула, и даже более того: ничто так не сплачивало их и не заставляло забыть распри, как общая беда и общий враг. Поэтому восставшие не изменили первоначального плана — зазимовать в Скогаланге — и провели день в трудах: перегрузили провизию с галеры на большие корабли, а галеру сожгли.