Дар дождя - Энг Тан Тван. Страница 51

Она подняла глаза и сказала:

– Ты такой взрослый, когда говоришь такие вещи.

Я не обратил внимания на попытку меня задеть. Она наклонилась вперед и сказала, понизив голос:

– Значит, это и есть то великое откровение, которому научил тебя твой японский учитель?

– Ты от отца о нем узнала?

– Филип, ты всегда был таким скрытным. Мы с Уильямом узнаем все по крохам. Кто он?

За исключением отца, я не рассказывал о своем общении с Эндо-саном никому из домашних. Мы всегда жили каждый своей жизнью, поэтому мне было легко продолжать регулярные тренировки, не привлекая внимания. То, что я открыл, общаясь с Эндо-саном, было для меня драгоценно, и я боялся, что обсуждение этого знания размоет его силу и чистоту.

– Он арендует у нас остров. Он построил на нем маленький коттедж, и мы с ним познакомились, когда вы были в отъезде, – сказал я, ограничиваясь сухими фактами.

– Сейчас опасно водить дружбу с япошками, – сказала она.

Атмосфера между нами изменилась, и это меня покоробило. Было очевидно, что она повторяла чье-то мнение и, наверное, теми же словами.

– Кто тебя научил так говорить? Питер?

У нее хватило скромности опустить глаза и слегка покраснеть.

– У Питера большие связи, и он много знает.

– Знает о чем?

– Что япошки нападут на Малайю. Что у них здесь уже много лет есть шпионы. В городах и поселках вдоль всего побережья, расположенных рядом с военными стратегическими объектами. Они маскируются под лавочников, скупщиков каучука и рыбаков. Очень надеюсь, что твой японский друг не один из них.

– Нет, я вполне уверен, что мой «японский друг» не один из них. Все, что ты слышала, – это только слухи. Уже пора обедать. Ты будешь заказывать еду или нет?

Когда отец вышел из кабинета, я сидел у себя в отсеке.

– Как идет подготовка к празднику?

Я потряс коробкой с пригласительными открытками, которую забрал в типографии.

– Собираюсь вписывать имена гостей.

– Пошли приглашения господину Эндо и японскому консулу. Я решил пригласить еще кое-кого из местных японцев.

Это был благородный жест с его стороны, но я спросил:

– А это разумно? Мы же приглашаем столько китайских таукеев.

Я протянул ему список местных магнатов. Прошло всего несколько недель, как Императорская армия Японии захватила Кантон, и даже Мин непривычно помалкивала, беспокоясь о матери. Изабель пыталась ее утешить, повторяя, что мать наверняка успела бежать в какой-нибудь отдаленный сельский район. Китайская диаспора Пенанга и кампания помощи Китаю устроили марш протеста против живущих в Малайе японцев, требуя их депортации. Резидент-консул получил петицию с похожей просьбой от Китайской торговой палаты, возглавляемой отцом Кона. Однако, к ярости палаты, резидент-консул отказался переправить петицию губернатору в Сингапур. Редактор местной газеты заполучил текст этого документа и опубликовал все до последней строчки вместе с именами подписантов. Недееспособность палаты стала достоянием публики. Китайцы серьезно потеряли лицо.

Отец растянул губы в улыбке, которая мне не очень понравилась.

– Они – твои друзья, так что за мир будешь отвечать ты.

Я опустил коробку, гадая, каким образом смогу это сделать.

– Да, кстати, – сказал он, уже почти вернувшись в кабинет, – не забудь пригласить своего деда и тетю Мэй.

Вечеринка была назначена на последнюю субботу октября сорок первого года. Как и предсказывал отец, ей предстояло стать одним из самых выдающихся празднеств уходящего года. Все складывалось хорошо, Уильям должен был вернуться со своих военно-морских учений за два дня до события. Он не предупредил нас о приезде и прошел в дом, в столовую, когда мы ужинали. Отец поднял за него тост, а Изабель радостно вскрикнула.

Мы заставили Уильяма, одетого в форму, покрутиться перед нами, чтобы все рассмотреть. В глазах Эдварда мелькнула искорка зависти, и я заметил, что отец ее уловил.

– Меня прикомандировали к линкору в Сингапуре, – сказал Уильям. – Ни больше ни меньше, как сам «Принц Уэльский», тот, что потопил «Бисмарка» [68], гордость всего флота. На ближайшие месяцы мой дом там.

Мы принялись подшучивать над его короткой стрижкой и обгоревшим на солнце лицом.

– Кстати, – заметил он, глядя на меня, – нам преподавали рукопашный бой, так что я готов с тобой сразиться, когда пожелаешь, маленький братец.

Я презрительно усмехнулся, а Изабель заявила:

– Уильям, заткнись!

– Ну, как идет подготовка к моей вечеринке?

Я швырнул в него куском хлеба. Изабель рассмеялась и последовала моему примеру, к ней присоединились Эдвард с отцом, забросав Уильяма булочками.

– Кто сказал, что это твоя вечеринка?

– Ладно, тогда мне лучше вернуться в Сингапур, да? Хорошо-хорошо, хватит булок. Нас кормят только ими. Меня уже тошнит.

Он уселся на свое обычное место и жадно набросился на еду под наши язвительные замечания об умении матросов вести себя за столом. Вечер продолжался: мы отставили тарелки и продолжали беседу, разомлев от вина, жары и воодушевленных остроумных реплик. Отец светился довольством. Черты лица смягчились, голубое сияние красивых глаз потеряло стальной отблеск. Я окинул всех взглядом, одного за другим – в каждом отражались отцовские чувства. Заглянув в себя, я с удовольствием обнаружил, что тоже доволен и счастлив. Отец взглянул на меня через стол и едва заметно кивнул. Мы оба поняли, что после долгих лет искания собственного пути и отстранения я наконец-то вернулся в семью. Мы встречали Уильяма. Мы встречали меня.

Глава 19

Среди приглашенных на вечеринку были все важные лица: британский правящий класс Пенанга в лице резидент-консула с супругой, важных чиновников, армейских и флотских офицеров; несколько драматургов и музыкантов, редакторы газет и те, кто на самом деле управлял островом, – китайские магнаты, малайская аристократия и английские туан-беcары. Еще были японцы, которых пригласил я. Настоящее сборище друзей и врагов.

Мы ходили по дому, делая последние приготовления, и Изабель нервничала. У нее дрожали руки, и мне пришлось забрать бокалы, которые она начала было протирать.

– Полюбуйтесь, пятикратная чемпионка Пенангского стрелкового клуба в трясучке. Ты же хотела поймать кое-кого в прицел?

– Заткнись!

Она бросилась наверх к себе в комнату, а я рассмеялся, но я ей завидовал: встретив того, кто много для нее значил, она могла представить его отцу и гостям. Я отправился на обычный послеобеденный заплыв, проверяя в уме, все ли готово, и пытаясь вспомнить, не упустил ли чего-нибудь. Меня беспокоило присутствие Эндо-сана, потому что я не знал, как себя вести. Пришлось пригласить Сигэру Хироси, а я был уверен, что он так и не простил меня за потерю лица на приеме у Генри Кросса. А еще были Кон, его отец Таукей Ийп, сэнсэй Кона Танака и мой дед с тетей Мэй. Пока день клонился к закату и жару сменяла вечерняя прохлада, я торчал в бассейне и волновался все сильнее. В конце концов я решил, что пора вылезать. Тревоги Изабель вдруг показались мне не такими уж смешными.

Вечер был тих: небо переливалось умиротворяющей палитрой киновари, лилового и темно-синего, которую оттеняли длинные клочья облаков. На деревьях и в траве перекликались цикады, а над нами разлетались по домам стаи ласточек, легко рассекая воздух хвостами-ножницами. На деревьях вдоль подъездной аллеи висели китайские фонарики, напоминая нитку гигантских раскаленных жемчужин.

Мы с отцом стояли на ступенях и встречали гостей. В отличие от большинства европейцев, Ноэль Хаттон отказался от традиционного белого смокинга, предпочтя привычный для него черный, в котором выглядел безупречно; упавшая прядь волос щекотала ему левую бровь.

До нас доносились звуки оркестра из восьми музыкантов, игравшего в саду попурри из Ирвинга Берлина [69]. В промежутках между пожиманием рук и приветствиями мы разговаривали.