Капитан Трафальгар (сборник) - Лори Андре. Страница 30

В ту пору Галвестон, куда мы прибыли два часа спустя после нашего отъезда из Сан-Марко, не был еще особенно людным и излюбленным моряками портом. Когда наш катер входил в его гавань, там стоял только старый испанский бриг, ветхий и полусгнивший, семь или восемь береговых катеров и большое американское трехмачтовое судно «Эврика», разгружавшееся в данный момент. Груз его состоял из железных лопат, кирок, вил и других сельскохозяйственных орудий.

Я с первого же взгляда нашел, что «Эврика» была бы очень подходящим для нас судном. Это был превосходнейший клипер, какие обыкновенно строят американцы для перевозки срочных грузов, легкий, прочный, надежный и быстроходный. Судя по элегантности и стройности корпуса, удивительной высоте его мачт и очень значительному числу парусов, в сравнении с его вместимостью, можно было почти с уверенностью сказать, что это судно, если бы нам посчастливилось приобрести его, могло бы назваться положительно исключительным приобретением, но возможно ли было приобрести его, — вот в чем заключался теперь главный вопрос.

По счастью, капитан клипера, рыжеволосый янки, был вместе с тем и собственником этого судна. Впрочем, такого рода щегольские и превосходные суда вообще строят только для себя. Недолго думая, мы отправились на клипер.

— Не согласны ли вы будете продать «Эврику»? — сразу же спросил я.

— Если бы я нашел такого покупателя, который дал бы мне за нее хорошую цену, то почему бы и нет! Я был бы даже совсем не прочь отказаться от этого! — отвечал он, смерив нас таким взглядом, который, казалось, не предвещал нам ничего особенно хорошего. Казалось, взгляд его говорил нам: «Да уж только не в ваших карманах, любезные мои, найдется такая сумма, какую я считаю хорошей ценой за свой клипер».

— А что вы, собственно говоря, называете хорошей ценой? — продолжал я, не смущаясь взглядов капитана.

— Ту сумму, которая покрыла бы мои расходы по постройке этого судна, по покупке необходимых материалов, и притом обеспечила бы мне возвращение в Нью-Йорк.

— Назовите цифру!

С минуту янки стоял как бы в нерешимости.

— Сто двадцать тысяч долларов! — проговорил он наконец, — никак не меньше! — добавил он, глядя в потолок.

— Какая у вас вместимость? — продолжали допрашивать мы.

— Восемьсот тонн!

— Какой ход?

— О, в этом отношении я не имею соперников! — засмеялся янки. — Вы можете посмотреть мой лаг и увидите, что наш средний ход по пути из Нью- Йорка был по пятнадцать узлов в час…

— Судно это в исправности?

— Как нельзя более! Новехонькое, прямо из мастерских всего шесть месяцев тому назад! Это — его первое плавание; сделан он из перуанского корабельного леса, с медной обшивкой, норвежские мачты, свежие паруса и снаряжение… Я готов уступить вам, сверх того, и весь мой экипаж! — добавил янки со скрытой улыбкой, заметив, что мы не шутим, а говорим серьезно.

Осмотрев деки, пространство между деками и трюм, мы убедились, что «Эврика» действительно превосходнейшее судно, какого только можно было поискать. Складское помещение трюма было светлое и просторное, кормовая часть, отделенная под кают-компанию, и шесть маленьких кают были превосходно устроены и обставлены со всеми удобствами для приема пассажиров.

— Та сумма — ваша последняя цена? — осведомился я у капитана после осмотра, когда мы вместе с ним вышли на палубу.

— Это мое первое и последнее слово! — решительно заявил он.

— Ну, в таком случае, вы завтра получите эту сумму полностью! — сказал Белюш, — но только судно нам необходимо в течение дня.

— Когда вам будет угодно. Разгрузка может быть окончена через каких-нибудь два-три часа. Теперь скажите, намерены вы оставить меня капитаном на «Эврике»?

— Не знаю, не думаю!

— В таком случае, это будет вам стоить на двести долларов дороже! — сказал янки. — Эта сумма должна покрыть мои расходы по возвращению на родину.

— Пусть так, но ни копейки более! — заявил я ему в свою очередь, и на этом мы с ним простились.

Между тем комендант ожидал нас с величайшим нетерпением. Когда мы сообщили ему о результатах нашей поездки, он остался чрезвычайно доволен.

На другой день поутру мы отправились в Галвестон вместе с комендантом, чтобы вручить рыжему янки сто двадцать тысяч двести долларов полновесными английскими гинеями. За какой-нибудь час все дело было улажено, условия подписаны, бумаги получены и засвидетельствованы, оставалось только принять экипаж.

Комендант Жан Корбиак, сидя на корме в своем большом переносном кресле, приказал представить себе поодиночке всех людей экипажа. Их было всего-навсего тридцать человек, преимущественно испанцев и американцев.

Один из них оказался англичанином и был немедленно уволен с приличным вознаграждением. Старший боцман, рослый янки по имени Брайс, казавшийся умным, расторопным и энергичным парнем, сохранил за собой свое звание.

Прежде чем принять их на свою службу на шесть месяцев сроком, комендант Корбиак предупредил, что они должны будут подчиняться строжайшей дисциплине, как это принято на военных судах.

— Вас будут кормить вволю, хорошо платить, порцию вина и тафии будете получать дважды в день, утром и вечером, двойное содержание, полная экипировка для каждого из вас, а по прибытии на место — премия в двадцать долларов… Если я вздумаю рассчитать вас не раньше и не позднее шести месяцев, я как в том, так и в другом случае выдам вам наградные. Словом, вам не на что будет пожаловаться, если вы только будете хорошо и добросовестно исполнять все мои требования. Но знайте, что я прежде всего требую полнейшего и беспрекословного подчинения моим приказаниям, и малейшее нарушение или погрешность против правил и порядков, установленных мной на судне, будет караться наказанием. Я ни в каком случае не намерен допускать ни малейшего возражения или недовольства… Знайте это все… А теперь обдумайте и решите сами, можете ли вы примириться с моими условиями, от которых я ни в коем случае не отступлю!…

Матросы отвечали дружным «ура!» на слова коменданта Корбиака, причем Брайс первый подал сигнал к этому приветствию.

Вечером того же дня «Эврика» стояла уже на якоре в потайной бухте, служившей гаванью для цитадели Сан-Марко. С рассвета следующего дня началась нагрузка и переноска всех ценных товаров из казематов цитадели в трюм клипера.

Через неделю погрузка «Эврики» была окончена. Одновременно с этим палуба клипера украсилась шестью надежными медными пушками, а между деками возвышалась целая пирамида с ружьями и другим оружием, которое таким образом было во всякое время у всех под рукой. Белюш лично наблюдал за погрузкой снарядов, пороха и оружия. Комендант, переселившийся уже и довольно удобно устроившийся на судне, успел за это время убедиться, что при содействии Белюша и моем он прекрасно сумеет удержать в своих руках главное управление судном. И это положительно возродило его, он словно ожил от этого сознания.

— Если бы кто-нибудь сказал мне шесть месяцев тому назад, что я еще буду командовать судном, я бы, конечно, не поверил ему! — говорил он, весело улыбаясь, в тот момент, когда кабестан «Эврики», под усилием половины людей ее экипажа, сделал поворот и поднял свои якоря, крепко засевшие в песчаном дне.

С того момента, как я расстался с Розеттой и моим отцом, прошло уже двенадцать дней.

— Командир, якоря подняты! — пришел доложить Белюш, почтительно останавливаясь перед Корбиаком. — Какое будет ваше приказание?

— Держать курс на запад… мы идем в Баратарию! — просто отвечал командир, как будто это имя не напоминало ему ровно ничего.

На палубе раздался свисток, затем топот ног и суета. Клипер медленно повернулся на киле, вобрал ветер и с легкостью ласточки, скользящей над водой, вышел в канал, ведущий в открытое море. В тот момент, когда мы выходили из канала в восточной стороне залива, страшный взрыв заставил всех нас обернуться. Казалось, будто грозный вулкан разверг свою огнедышащую пасть над островком, где возвышалась цитадель Сан- Марко, и метал в воздухе, вместе с языками пламени, бесформенные громадные глыбы камня, превращая все в дымящиеся развалины. Момент-другой, и там снова воцарилась мертвая тишина.