Памятное. Новые горизонты. Книга 1 - Громыко Андрей Андреевич. Страница 66

Ежедневно вечером, после окончания заседаний, а иногда и по утрам сюда приезжал Антонов. В Москве он часто встречался со Сталиным и обсуждал с ним обстановку на фронтах. Здесь эта практика продолжалась. Мне, как члену делегации, пришлось присутствовать при одном таком докладе.

В первый раз я наблюдал, как Сталин следит за информацией о положении на фронте. По его спокойствию я мог судить, что для него ничего неожиданного не происходило. Он задавал вопросы Антонову, который тогда исполнял обязанности начальника Генерального штаба. Интересовался Сталин конкретными воинскими соединениями. Из вопросов стало ясно, что план наступления наших армий заранее продуман и утвержден. Главнокомандующий называл отдельные армейские формирования, интересовался их вооружением. Из его реакции на ответы Антонова также чувствовалось, что Верховный был доволен состоянием дел.

О наших потерях ни докладчик, ни Сталин не говорили. Но из всего сказанного вытекало, что враг отступает, и притом стремительно, а советские войска ежедневно занимают все новые территории. Нашим воинам предстоят еще жестокие бои по окончательному освобождению от врага Польши.

Сталин поинтересовался:

– Насколько наши войска обеспечены всем необходимым для предстоящих наступательных операций по завершению освобождения Польши?

Антонов, видимо, предвидел этот вопрос. Он спокойно ответил:

– Войска обеспечены. Мы знаем, что противник будет оказывать отчаянное сопротивление. Он понимает, что потеря Польши имела бы для гитлеровского командования трагические последствия.

Сталин, как и другие присутствовавшие, воспринимал все это с уверенностью, что дни окончательного краха гитлеровской Германии неотвратимо приближаются.

Обращал на себя внимание тот факт, что ни Сталин, ни кто-либо другой из присутствовавших почти не задавали больше каких-либо вопросов, настолько все находились под сильным впечатлением от успехов советских армий, которые, подобно могучей лавине, продвигались на запад. Сталин, вопреки обыкновению, не ходил по комнате, а присел на стул и спокойно выслушивал доклад генерала.

Все, кто присутствовал на том обзоре военного положения, получили большой заряд оптимизма. А он был очень кстати в дни Крымской конференции. Начались серьезные политические баталии во время встреч в Ливадийском дворце. Гусев и я вышли после одной такой встречи на свежий воздух. Стоял тихий вечер. Здесь, в Ялте, в этом бывшем царском дворце – Ливадии, говорили мы, сейчас крупными буквами пишется история.

Вспоминается в этой связи один знаменательный эпизод. Дело было утром до отъезда на заседание из Кореиза в Ливадийский дворец – место размещения американской делегации и место общих заседаний конференции. Рузвельт через специального посыльного прислал письмо Сталину, которому безотлагательно доложили о весьма срочном пакете от президента.

В этот момент я находился во флигеле. Получил вызов – немедленно прибыть к Сталину.

Когда я вошел в его кабинет, Сталин там был один. Поздоровавшись, я спросил:

– Как вы себя чувствуете после довольно напряженного начала конференции?

Сталин ответил:

– Вполне нормально.

Но я заметил, что его занимают совсем другие заботы, а не тема о личном самочувствии.

Сталин протянул мне какую-то бумагу и сказал:

– Вот письмо от Рузвельта. Я только что его получил.

А затем, чуть помедлив, добавил:

– Я хотел бы, чтобы вы перевели мне это письмо устно. Хочу до заседания хотя бы на слух знать его содержание.

Я с ходу сделал перевод. Сталин, по мере того как я говорил, просил повторить содержание той или иной фразы. Письмо посвящалось Курильским островам и Сахалину. Рузвельт сообщал о признании правительством США прав Советского Союза на находившуюся под японской оккупацией половину острова Сахалин и Курильские острова.

Этим письмом Сталин остался весьма доволен. Он расхаживал по кабинету и повторял вслух:

– Хорошо, очень хорошо!

Я заметил:

– Занятой теперь позицией США как бы реабилитируют себя в наших глазах за то, что они сочувствовали Японии в 1905 году. Тогда в Портсмуте, после Русско-японской войны, велись мирные переговоры между японской делегацией и делегацией России, которую возглавлял глава правительства граф Витте. В то время США, по существу, помогали Японии оторвать от России ее территории.

По всему было видно, что Сталин мнение о попытке США «реабилитировать себя» полностью разделяет.

Он несколько секунд помолчал, обдумывая содержание письма. Потом начал высказывать свои мысли вслух. Он заявил:

– Письмо является важным. Америка сейчас признала справедливость нашей позиции по Курилам и по Сахалину. Американцы, наверное, при этом будут настаивать на своей позиции по вопросу о возможности участия Советского Союза в войне против Японии. Но это уже другой вопрос, по которому, очевидно, состоится разговор.

В целом чувствовалось, что Сталин письмом очень доволен. Он прямо так и заявил:

– Это хорошо, что Рузвельт пришел к такому выводу. Закончил Сталин эту тему разговора словами:

– Америка заняла хорошую позицию. Это важно и с точки зрения будущих отношений с Соединенными Штатами.

Наряду с удовлетворением, которое Сталин не скрывал, я заметил по его виду, что он еще чем-то озабочен. Тут я спросил: – Видимо, я, товарищ Сталин, сейчас могу уйти?

Но Сталин неожиданно задал мне вопрос:

– А скажите, Рузвельт, как, по-вашему, умный человек? Ничего удивительного в этом вопросе я не видел, так как знал, что Сталин задавал его не мне первому. Да и по письмам, которые мне много раз приходилось передавать президенту в Вашингтоне, чувствовалось, что Сталин к нему относился с уважением. Даже тогда, когда Сталин не разделял тех позиций, которые отстаивал президент, он формулировал свою мысль так, чтобы Рузвельт заметил: Москва обращает внимание на малейшие оттенки точки зрения хозяина Белого дома. В ответ на поставленный вопрос я сказал:

– Товарищ Сталин, Рузвельт – человек большого ума и способностей. Один тот факт, что ему удалось добиться своего избрания на президентский пост в третий, а затем и в четвертый раз, говорит сам за себя. В США, можно сказать, исторически закрепилась традиция не избирать президента больше чем два раза. Она представлялась прочной, сложившейся традицией, которой придерживались обе партии – Демократическая и Республиканская.

И вдруг Рузвельт ее сломал, и сломал эффектно. Конечно, этому способствовала международная обстановка. А поскольку речь идет о 1944 годе, то конкретно повлиял и ход событий на советско-германском фронте, так как все видели, в том числе и в США, что крах гитлеровской Германии неминуем. Но помимо этого фактора большую роль сыграла и умелая работа демократов в части популяризации имени Рузвельта. Его выступления по радио под рубрикой «Беседы у камина» тоже производили очень сильное впечатление на миллионы американцев.

Сталин лаконично заметил:

– Как он это ловко сделал. Да, все было сделано так, как надо.

При этом на его лице появилась сдержанная, добродушная улыбка, я бы назвал ее «улыбкой солидарности». Не раз я замечал, что такое выражение его лицо принимало в тех случаях, когда у него возникали эмоции положительные: когда речь заходила о том или ином человеке, к которому он благоволил.

А само замечание Сталина: «Все было сделано так, как надо» – не оставляло сомнений, что он весьма благожелательно относился к успеху Рузвельта. Впрочем, он и ранее не один раз высказывал свое мнение на этот счет.

Не скрою, выходя из кабинета, я подумал, что настроение Сталина, его удовлетворенность позицией правительства США, изложенной в письме Рузвельта, конечно же окажут большое влияние на крымскую встречу трех, да и на то заседание, которое должно было начаться примерно через час.

Позже, в тот же день, мне стало известно, что с содержанием письма Рузвельта ознакомили Молотова.

Получению письма от Рузвельта предшествовали определенные события.