Однажды, вдруг, когда-нибудь… - Абрамов Сергей Александрович. Страница 28

— Чем? — Коля про статую слыхал, а большего его образованность не требовала.

— Помер в страшных судорогах. Тебя устроит моя преждевременная кончина?

— Да успокойся, не помрешь ты. У тебя мозги иммунитетом покрыты, капай не капай — все без толку.

Дан не стал выяснять, что за «иммунитет» покрыл его мозги и что на самом деле имел в виду Коля под этим высокоученым понятием, сказал просительно:

— Вот и не капай. У тебя-то что в Киеве?

— У меня старый, битковый аншлаг день за днем. Директор продохнуть не дает, одних шефских выездов за месяц десяток сделал. Силы на исходе. В субботу и в воскресенье по три представления лупим, порепетировать некогда. Только ночью и кидаю. Ну лады, будь здоров, тут меня гонят, я тебе позвоню после репетиловки.

— Когда? — только и успел спросить Дан.

— Часа в два, — сказал Коля и повесил трубку.

Дан свою тоже повесил и впервые пожалел, что у него появился телефон. Если еженощно в два часа пополуночи друг Коля станет его будить — а сие на него похоже, за ним, как он говорит, не заржавеет, — то Тиль сам, пожалуй, бросит Дана: недоспавший жонглер не жонглер, тут Колиным бетонным здоровьем обладать надо.

И все же Дан был рад услышать друга, любил его и скучал без него; редко им приходилось видеться: в одну программу двух жонглеров не поставят, а в Москву не из всякого города приедешь. Скажем, закончил ты в воскресенье гастроли в Ташкенте, а в пятницу у тебя премьера в Ашхабаде. Стоит ли на два дня в столицу крюка давать, если от Ташкента до Ашхабада рукой подать?… Иной раз только в отпуск в Москву и выбираешься, одна прописка в паспорте и напоминает, что ты москвич…

И тут зазвонил телефон.

Кто-то из оповещенных номер проверяет, подумал Дан, поднял трубку, сказал солидно:

— Слушаю вас внимательно.

— Хорошо, что внимательно. А я уж решила, что вы от меня скрываетесь: в студии вас нет…

— Оля! — заорал Дан. — Оленька, милая, в студии кино снимают, манеж занят, я ждал-ждал, надеялся, а потом неудобно стало — ушел, делать там нечего… — Он в радости даже не заметил, что «выдает» себя: ждал, надеялся — слова-то какие! Где его пресловутая сдержанность? Спохватился, сбавил тон: — Как вы узнали мой телефон?

— А как узнала, что вам его поставят?

— Кстати, как?

— Надоело повторять, да вы все равно не верите.

— Верю, — сказал Дан, но это «верю» было обыкновенной данью вежливости, той условной игре, которую начала Оля. — Но все же как?

— Ах ты, Господи, скучный вы человек. Вам реальное объяснение нужно? Пожалуйста: набрала 09, спросила номер, адрес-то я знаю…

— Позвольте, как 09? Там меня в списки только через месяц включат, а то и позже. Я знаю, был случай проверить.

— Раз вы такой всезнающий, то не задавайте лишних вопросов. Главное — я дозвонилась. Ведь так?

— Так, — подтвердил Дан, старательно убеждая себя, что подтверждает он «главное» тоже ради вежливости, убеждая, но все же не очень веря своим убеждениям. Если честно, он тоже считал, что это главное. — Вы сегодня свободны?

— Конечно.

— Пойдем в гости?

— Пойдем, обязательно пойдем. Но к кому?

— К моим приятелям. Помните, когда мы впервые познакомились, я от них возвращался?

— К Валерию Васильевичу и его жене Инне?

— Нет, что за память!

— Я помню и знаю все, что касается вас.

Дан не стал комментировать самоуверенное заявление, спросил только:

— Когда и где мне вас встретить?

— Как обычно: в полседьмого на остановке у Самотеки…

Поговорили, попрощались, Дан на тахту с книгой улегся, полистал пожелтевшие страницы («С «ятями»», — как презрительно говорил Коля, не умевший читать дореволюционные издания, спотыкавшийся на каждой незнакомой.

— «мертвой» — букве), но не шла в голову «седая старина», монастырские и храмовые истории — Оля мешала.

Она помнит и знает все, что касается Дана. Каково, а? На первый взгляд пустая фраза, но за краткое время знакомства Дан почти поверил, что пустых фраз Оля не произносит. Хотя сейчас, про 09, — явно для проформы. Сказано, чтоб Дан-реалист успокоился, не приставал с глупостями. Но как она узнала номер? Позвонила на АТС? Или, может, она работает в Министерстве связи? Хорошее объяснение! Тогда она еще должна работать на полставки в Москниготорге, заниматься букинистической литературой. Иначе не объяснить ее провидение с книгой. Увидела она его коллекцию, предположила, что может его интересовать, позвонила туда-сюда, переправила «Седую старину» в Дом книги. Да, но старичок?… Старичок, сдавший красный том, в схему не укладывался. А почему не укладывался? Он ее папа. Или дядя. Или сослуживец. Она попросила — он и снес книжечку в магазин. А то, что книжечка оказалась той самой, за которой Дан гонялся, — случайность.

Друг Коля как анекдот рассказал. Спорили священник и атеист. Атеист говорит: «Чудес не бывает». А священник ему: «Взойдешь ты, допустим, на колокольню, сиганешь вниз и целым останешься. Что, не чудо?» Атеист ему: «Не чудо — случайность». Батюшка горячится: «А ты еще раз взойдешь, вновь сиганешь — и обратно цел». — «Опять не чудо — совпадение». Священник к последнему аргументу прибегает: «Ты в третий раз с колокольни сиганешь — и ни синяка. Чудо?» — «Ну, гражданин поп, — атеист ему в ответ, — это уж точно не чудо. Это привычка».

В Дане сейчас атеист со священником спорили, никто друг друга переубедить не мог, хотя Дан склонялся к тому, что период случайности закончился, начались совпадения, прав атеист. Как бы все в итоге в привычку не переросло…

Надо будет тещу Марфу Петровну о том расспросить: что слышно насчет волшебства на белом свете — не перевелось ли? И ведь скажет, что не перевелось, ибо в Бога верует, в церковь ходит, службу отстаивает. Дан как-то едал у них куличи освященные — не тем ли батюшкой, что с атеистом спорил? — нормальные куличи, вкусные, рассыпчатые, ничем от обыкновенных, неосвященных, не отличимые…

6

Не спросил ни о чем Марфу Петровну — не пришлось. Увидела она, что Дан не один в дом пришел, захлопотала, забегала, наготовила всякой всячины — стол ломился. Суета была ничуть не меньшая, чем когда разлюбезный Коленька появляется, а может, и поболе суетились: Дан ни разу со своей девушкой не жаловал — событие мировой значимости, раскрытая тайна Бермудского треугольника, ну, может, не до конца раскрытая, а так — занавеску отодвинули, краешек тайны и выглянул.

Ели, пили, Оля волшебницей не притворялась, вела себя вполне реалистически, с Антоном говорила, над шутками Валерия Васильевича хохотала, с Инной о тряпках поговорила, а когда прощались, тещу Марфу Петровну в щечку чмокнула: спасибо, мол, вы — настоящая волшебница, так все вкусно было. Выходит, не боится конкуренции, терпит рядом с собой иных волшебниц, даже поощряет их легкими поцелуями. Или настолько уверена в своих силах, что не верит в конкурентов — за таковых не считает?

И снова был дождь, ожидание троллейбуса, только теперь они стояли под одним зонтом, под черным зонтиком Дана, тесно прижавшись друг к другу, потому что иначе — на приличном расстоянии — остаться сухим невозможно: льет не только с неба, но и с зонта.

Странное дело: храбрый человек Дан, нахальный ухажер, который ни за что не упустил бы счастливого момента «дождевого сближения», стоял и держал руки по швам, как школьник, впервые провожающий девушку. Что-то останавливало его от решительных действий, заставляло смущаться, двадцать пятым чувством ощущал, что не время сейчас руки распускать. Коля бы сказал: не обломится. А может, и «обломилось» бы, но не мог Дан справиться с непривычной скованностью — что с ним случилось? Да что там руки: он с Олей до сих пор на «ты» не перешел, на брудершафт не выпил, хотя нынче возможности были. Вон Валерий Васильевич через десять минут «тыкал» Ольге, и она ему тем же отвечала, а уж об Инне и говорить нечего.

Тесно было им под одним зонтом, тесно, странно и сладко. Будто не было ни дождя, ни мокрого Садового кольца, ни машин, ни людей — двое в целом мире: очень чужие и очень близкие друг другу люди…