Шелк и сталь (Техасская любовь) - Харт Кэтрин. Страница 59

Вскоре Лорел с огорчением обнаружила, что ей нечего беспокоиться о том, как добраться до дома на лошадях. Когда она, наконец, дошла до того места, где оставила коляску, ни лошадей, ни коляски там не оказалось. Очевидно, лошади, объятые страхом, в панике умчались. Бог знает, где они сейчас!

Лорел присела на обочину тротуара, желая немного отдохнуть. Ей хотелось кричать и плакать от безнадежности. Почему именно в это утро она нашла злополучное письмо и решила убежать? Она должна была быть дома в постели, когда началось землетрясение. Да, но что с Брендоном? Где он может быть сейчас? Дома ли он и умирает от страха за нее? А может, их дом разрушен, и там все погибли? Или он выдержал толчки и цел? Что с Брендоном?

Поднявшись, она взяла свои вещи, причем Сэсси жалобно замяукала, но у Лорел не было сил приласкать кошку. Она должна добраться до дома и найти Брендона. Ей необходимо знать, что он жив и здоров. Все тревоги, связанные с Кристалл-Сити, казались ничтожными по сравнению с тем, что Брендон может быть ранен.

С трудом тащилась она дальше. По мере того как она приближалась к Мишн-стрит, ей встречалось все больше людей. Разбуженные землетрясением владельцы магазинов спешили проверить, что сталось с их имуществом. Были и просто любопытствующие, а были и такие, как и предполагал сержант Мерфи, которые искали, где и чем можно поживиться. Часть людей спасалась от пожаров.

Когда, наконец, Лорел добралась до Мишн-стрит, она падала с ног от усталости. После первого толчка прошло уже три часа. Столько времени потребовалось ей, чтобы прямыми или окольными путями, в зависимости от обстановки, преодолеть расстояние всего лишь в несколько кварталов.

Улица была полна дыма от пожаров. Лорел стояла, оглядываясь по сторонам, не зная, в какую сторону двигаться дальше. Впереди и справа небо было черным от вздымающихся клубов дыма, между домами взвивались красно-оранжевые языки пламени. Когда же она оглянулась назад, на тот путь, по которому пришла, то увидела огромное облако черного дыма. Она с трудом сдерживалась, чтобы не зарыдать от страха. Что делать? В какую сторону идти? О Господи! Она была в панике! Если она останется на месте, то окажется между двумя надвигающимися пожарами и, скорее всего, погибнет!

– Я не хочу умирать! О Господи, я хочу жить, я хочу подержать на руках своего сына! – обезумев, в слезах причитала Лорел.

Из-за сгущавшегося дыма и завалов трудно было сориентироваться, но ей казалось, что она знает, где находится. Она начала пробираться в направлении к торговому центру; это, казалось, уводило ее от огня, но и от места, откуда она могла бы пройти к своему дому.

Она успела сделать, вероятно, несколько шагов, когда произошел новый толчок. Находясь на грани истерики, она все же ухитрилась вползти в дверной проем какого-то дома, где долго простояла, дрожа и рыдая, уже после того как толчок кончился. Сейчас она отдала бы все, лишь бы оказаться в сильных и теплых объятиях Брендона.

В это время у Брендона были свои проблемы и переживания. За несколько минут до землетрясения он и судья Генри обсуждали планы спасения женитьбы Брендона. Обшарив свои карманы, судья вдруг обнаружил, что выкурил последнюю сигару. Извинившись, он отправился за куревом.

Судья Генри только успел выйти из комнаты, как все здание затряслось. Перед затуманенным вином взором Брендона стены комнаты стали трескаться и раскалываться на части. Послышался звон разбившегося стекла в окнах. Столы и стулья запрыгали в каком-то диком танце. Люстры закачались и обрушились на пол. И сквозь грохот разрушения до Брендона донесся ужасный гул.

Услышав тяжелые вздохи и странный скрип над головой, Брендон взглянул вверх и увидел, что на него опускается потолок. Сорвавшись со стула, он бросился к двери. Последним, что запомнил Брендон, был пол, двигавшийся ему навстречу, в то время как он, стараясь увернуться от огромных обломков падающей штукатурки, споткнулся и упал, больно ударившись о дубовую стойку.

Брендон застонал и сделал попытку высвободить ноги. Безуспешно. Они почему-то не двигались. Он медленно приходил в себя. «Почему здесь так душно? Следовало бы открыть окно…» – подумал он.

Он облизал сухие губы и с удивлением почувствовал вкус извести. Его глаза были широко открыты, но взгляд натыкался только на темноту, непривычную густую темноту. Он попытался разглядеть какие-нибудь знакомые очертания, но в окружавшей его мгле не было видно ничего. Он опять сделал попытку шевельнуться и ощутил такую резкую боль в боку, что у него перехватило дыхание. Боль привела его в чувство, и он сразу же вспомнил о землетрясении. Вспомнил об обвалившемся потолке, о том, как он рванулся к двери. Что же произошло? И где он находится? Очень осторожно он решил ощупать себя, но одна рука была придавлена его собственным телом. Он попытался, преодолевая собственный вес, вытянуть ее из-под себя, но резкая боль в ребрах заставила его закричать. Позже он будет ей благодарен, из-за нее его услышали.

Какое-то время он лежал тихо, пытаясь отдышаться. Затем сквозь неистовые удары собственного сердца до него донеслись чьи-то голоса. Голоса! Не боясь причинить себе новую боль, он завопил:

– Эй, помогите! Помогите!

Затем он откинулся на спину и прислушался. Его слуха достигли скребущие звуки, тяжелые удары и глухой шум сдвигаемых тяжелых предметов. Приглушенный голос крикнул:

– Ты где, парень?

Брендон в ответ заорал что было сил:

– Здесь! Где же мне еще быть!

– Сюда, ребята! Мы на правильном пути! Ну-ка, сдвинем это бревно. Теперь осторожно! Не хотелось бы, чтобы вся куча обломков свалилась ему на голову!

«Нет, конечно, не хотелось бы», – умоляюще подумал Брендон. Он уже хорошо слышал голоса, ворчание и тяжелое дыхание людей, работавших ради его спасения. Он крепко зажмурился, стараясь защитить глаза от пыли и штукатурки, падающей на лицо. Открыв их в очередной раз, он увидел робкий луч мерцающего света. Его страшила мысль, что он ослеп, и сейчас он с большим облегчением понял, что видит.

– Как вы там? – окликнул его приветливый голос.

– Мне лучше. Я вижу свет, но у меня защемило ноги.

Опять голоса, тяжелое дыхание, света стало больше, вот раздался звук падения чего-то, затем послышалось внятное проклятие одного из мужчин, скрип. Все эти звуки чутко, с нетерпением улавливал Брендон, пока люди его откапывали.

В образовавшийся проем вдруг хлынул свет, и Брендон увидел ноги людей.

– Сюда! Я здесь! – громко закричал он.

Перепачканное грязью лицо всматривалось в него из проема.

– Итак, вот и вы! – улыбнулся человек. – Оставайтесь на месте, через несколько минут мы вас вытащим.

Брендон тоже улыбнулся, вздохнув с облегчением.

– Я никуда не собираюсь уходить. – Несмотря на сильную боль в боку, у него хватило сил пошутить.

Прошла, казалось, целая вечность, пока они вызволили его ноги. Ноги он не чувствовал, но, зажатые в течение долгого времени, они так онемели, что он не мог ими даже пошевелить.

– Осторожнее, ребята! Еще неизвестно, может, у него где перелом!

Человек, руководивший спасательными работами, взглянул на лежащего Брендона.

– У вас где-нибудь болит?

– У меня сильная боль в правом боку, что-то, кажется, с ребрами. И еще что-то с головой. Ноги понемногу отходят, но я не могу ими пошевелить.

– Не пытайтесь пока двигаться. – Он опять улыбнулся, на грязном лице ярко блеснули зубы. – Кто-нибудь еще есть здесь?

– Насколько мне известно, нет.

Один из мужчин схватил Брендона за ноги, другой под бедра, и они вытащили его из-под стойки. От боли у него закружилась голова, темнота опять затуманила сознание, но он успел мельком увидеть страшную картину разгрома в комнате.

Брендон не почувствовал, когда его положили на носилки и вынесли к приспособленному под санитарную повозку крытому фургону с матрасом на полу. И не увидел встревоженного судью Генри, который наблюдал за тем, как его осторожно укладывали в фургон. К счастью, он также не почувствовал ужасной тряски, пока его везли по искореженным улицам в Дом Техники, сейчас временно приспособленный под больницу и морг, поскольку Центральная больница была разрушена землетрясением. Брендон лежал, блаженно безучастный ко всему, что происходило вокруг него, и не подозревал о толчках, которые сотрясали Сан-Франциско еще долгих три часа.