Возвращенец (ЛП) - Панке Майкл. Страница 20

Разглядывая животное, Гласс не чувствовал отвращения, только разочарование от того, что другим удалось добраться до этого источника пропитания раньше. Местность вокруг бизона была испещрена множеством следов. Гласс прикинул, что скелет, должно быть, лежит уже здесь дня четыре или пять. Он уставился на кучу костей. На мгновение он вообразил собственный скелет - разбросанный на голой земле в каком-нибудь богом забытом уголке прерии; плоть обглодана дочиста, став пищей сорок и койотов. В памяти его всплыла строка из Писания: прах к праху. Это оно и есть?

Его мысли быстро перешли к более насущному. Ему доводилось видеть прежде, как голодающие индейцы вываривали кости до клейкой съедобной массы. Он бы с удовольствием попытался сделать то же самое, но вот только ёмкости для кипячения воды у него не было. В голову ему пришла другая мысль. Скелет лежал возле камня размером с голову. Гласс поднял камень левой рукой и неуклюже бросил его в ребра поменьше. Одна из костей треснула, и Гласс подобрал осколки. Костный мозг, который он искал, оказался высохшим. Нужна кость потолще.

Одна из передних ног бизона, обглоданная до копыта, отделилась от скелета. Гласс положил её на гладкий камень и принялся измельчать вторым. Наконец, раздался треск, и кость разломилась.

Он оказался прав - в костях потолще ещё сохранился зеленоватый костный мозг. Принимая во внимание запах, есть его не следовало, но голод заглушил доводы разума. Не обращая внимания на горький привкус, Гласс высосал жидкость из кости и ковырнул осколком кости желая добыть еще. Уж лучше рискнуть, чем умереть от голода. По крайней мере, мозг глотать легко. Поглощённый едой, самим процессом поедания пищи, Гласс провел почти час, разбивая кости и выковыривая их содержимое.

И тут его схватила первая судорога. Началась она с резей в желудке. Внезапно он почувствовал, что не в силах стоять на четвереньках, и прилег набок. Голову сдавило так, что Гласс прочувствовал каждый излом черепа. Он начал обильно потеть.

Как солнечный свет фокусируется, проходя сквозь стекло, так и боль в желудке стала сильней, более жгучей. Рвота поднялась из желудка гигантской и неизбежной волной. Его начало рвать, и страдания от конвульсий отошли на задний план, уступив место душераздирающей боли, когда желчь хлынула по раненому горлу.

Он пролежал там два часа. Желудок Гласса быстро опустошился, но судороги не отступили. Между позывами к рвоте он лежал не шелохнувшись, словно не двигаясь, мог спастись от тошноты и боли.

Когда первый приступ слабости отступил, Гласс отполз от скелета, отчаянно пытаясь убраться подальше от тошнотворно сладкого запаха. Каждое движение сопровождалось головными болями и резями в желудке. Он заполз в густые заросли ивняка в тридцати ярдах от бизона, свернулся калачиком и впал в состояние, скорее близкое к забытью, чем ко сну.

Целый день и ночь его тело избавлялось от протухшего костного мозга. К острой боли от нанесенных гризли ран теперь добавилась разлившаяся по всему телу слабость. На свою жизнь Гласс смотрел, как на песок в часах. Он чувствовал, как с каждой минутой из него вытекали силы. Он понимал, что, как и в песочных часах, наступит мгновение, когда сквозь горловину просыплется последняя песчинка, оставив верхний сосуд пустым. Он не мог избавиться от образа бизоньего скелета, могучего животного, лишившегося плоти, чьи останки теперь гнили в прерии.

Утром второго после находки бизона дня Гласс проснулся голодным, страшно голодным. Он воспринял голод, как признак того, что организм избавился от яда. Хью попытался продолжить продвижение ползком вниз по течению реки, не только потому, что всё ещё надеялся наткнуться на другой источник пропитания, но и потому, что сознавал все последствия остановки. За два дня, по его подсчётам, он покрыл не более четверти мили. Гласс понимал, что слабость стоила ему не только времени и пройденного расстояния. Она лишила его сил, поглотила весь тот запас энергии, что в нём оставался.

Если в следующие несколько дней, он не добудет мяса, то умрет. Урок, извлечённый им из бизона, с его последствиями отвратил от любой несвежей пищи, невзирая на отчаянное положение. Его первой мыслю было смастерить себе копье или убить зайца камнем. Но боль в правом плече не позволяла поднять руку, не то что выбросить ее вперед, чтобы нанести смертельный удар. Левой руке же недоставало точности для попадания.

Таким образом, охота исключалась. Оставалось поставить силок. Гласс знал множество способов поймать мелкую дичь в силки при помощи веревки и ножа, чтобы вырезать защелки с зубцом. За неимением этих предметов, он решился поставить раздавливающий капкан. Раздавливающий капкан прост в сооружении. Это большой камень, едва держащийся на колышке, который должен упасть, когда неосторожная жертва коснется приманки со спусковым механизмом.

Ивняки вдоль берега Гранда были испещрены следами. Следы усеивали и влажный песок у самой реки. В высокой траве он заметил слежавшиеся отметины - там, где устроился на ночлег олень. Гласс сомневался, что ему удастся поймать оленя раздавливающим капканом. Он просто не был уверен, что сможет поднять камень или деревце подходящей тяжести. Гласс решил остановиться на зайцах, которые в изобилии встречались у берегов реки.

Гласс поискал следы возле густого кустарника, излюбленного лакомства зайцев. Он нашёл тополь, совсем недавно поваленный бобром; его покрытые листьями ветки создали гигантскую сеть преград и укрытий. Следы, тянувшиеся по обе стороны от дерева, были усеяны катышками размером с горошину.

У реки Гласс нашел три подходящих камня - широкие и достаточно плоские, чтобы накрыть жертву, когда ловушка сработает, и тяжёлые, чтобы убить её. Выбранные им камни были размером с пороховой бочонок и весили около тридцати фунтов каждый. С покалеченными рукой и ногой у него ушел почти час, чтобы подтащить их один за другим вверх по течению.

Затем Гласс поискал три палки, необходимые для поддержки капкана. Поваленный тополь предлагал широкий выбор. Он отобрал три ветки, толщиной в дюйм и отломал каждую по длине вытянутой руки. После этого он сломал все три ветки надвое. Сломав первую, он почувствовал резкую боль в плече и спине, так что следующие две сломал камнем, подсунув их под ствол тополя.

Когда он закончил, то у него была разломанная надвое палка для каждого капкана. Соединенная сломанная палка, хоть и ненадежно, но будет держать вес наклонённого камня. Соединив обе части палки, Гласс вклинит между ними спусковой колышек с наживкой. Когда колышек с наживкой потянут или сдвинут, поддерживающий колышек рухнет, как согнутое колено, обрушив смертоносную тяжесть на ничего не подозревающую жертву.

Для спусковых клиньев Гласс выбрал три тонкие ветки ивы длиной в шестнадцать дюймов. Возле реки он заметил листья одуванчика и нарвал их целую охапку для наживки. Он насадит по несколько листьев на каждый из спусковых колышков.

Узенький след, усеянный катышками, вел к густой листве поваленного тополя. Гласс выбрал тополь для первой ловушки и принялся ее устанавливать.

Главная трудность с капканом состояла в нахождении баланса между прочностью и неустойчивостью. Прочность предотвращала самопроизвольное срабатывание ловушки, но сделай он ее слишком устойчивой, она не сработает. Неустойчивость позволяла ловушке с легкостью срабатывать при прикосновении жертвы, но опять-таки, слишком неустойчивая конструкция приведет к тому, что капкан не удержится. Поиск этого баланса требовал силы и координации, а раны Гласса лишили его и того, и другого. Одной правой рукой он не мог удерживать камень, и неуклюже прижал его к правой ноге. Тем временем, он пытался сложить два куска сломанной палки с вклиненным между ними спусковым колышком. Но конструкция раз за разом рушилась. Дважды он решил, что капкан вышел слушком стойким, и сам завалил его.

Наконец, почти через час ему удалось найти идеальный баланс. Он подобрал ещё два подходящих места на тропке из следов возле тополей и установил оставшиеся ловушки. Затем он пополз от тополей к реке. Гласс нашел укрытие возле резко обрывающегося берега. Когда он больше не смог терпеть голод, то съел горькие корни одуванчиков, которые собрал раньше. Напившись речной воды, чтобы смыть горький привкус во рту, он улегся спать. Ночью зайцы вокруг так и кишели. Утром он проверит ловушки.