Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник) - Келли Джерард. Страница 39

Catacausis ebriosus

[14]

Это произошло на третий год моего знакомства с Шерлоком Холмсом. Дело, о котором я сейчас собираюсь поведать вам, было, мягко говоря, весьма необычным. Более того, его вполне можно назвать уникальным.

Все началось в один непогожий день поздней осенью, когда к нам домой на Бейкер-стрит неожиданно заявился инспектор Лестрейд. Поздоровавшись, Холмс произнес:

– Насколько я могу судить, инспектор, на этот раз вам не нужна моя профессиональная помощь. Я догадался об этом по блеску ваших глаз. Кроме того, сейчас вы выглядите на удивление спокойным.

– Вы как всегда правы, мистер Холмс, – улыбнулся Лестрейд. – Я хочу позвать вас с собой и показать нечто такое, чего вы никогда прежде в жизни не видели. Итак, джентльмены, если у вас нет срочных дел, не желаете ли вы проехаться со мной до Бетнал-Грин [15]? Экипаж подан и ждет вас. – С этими словами инспектор широким жестом показал на дверь.

Вполне естественно, слова Лестрейда донельзя заинтриговали нас. Мы быстро оделись и проследовали за ним на улицу. Как мы ни пытались по дороге вытянуть подробности – все тщетно. Инспектор лишь качал головой и повторял:

– Я такого, господа, никогда прежде не видел. Да и вы наверняка тоже. В противном случае вы меня сильно удивите.

Кэб остановился у большого доходного дома на несколько квартир. Констебль, стоявший у парадного подъезда, сдерживал толпу зевак, в которой выделялось несколько горластых журналистов. Констебль отсалютовал Лестрейду и пропустил нас в дом, где мы поднялись вслед за инспектором на верхний этаж. Когда мы проходили по коридору, я обратил внимание на резкий запах, которым тянуло из второй справа комнаты. Здесь тоже дежурил полицейский. Откозыряв, он распахнул перед нами дверь.

– Ну что ж, джентльмены, готовы? Смотрите! – произнес Лестрейд и отошел в сторону, пропуская нас вперед.

Холмс с решительным видом вошел в комнату, и я услышал, как он ахнул. Не в силах сдержать любопытства, к которому теперь примешивалось и нетерпение, я поспешил за другом. Первым делом меня настиг запах, вернее маслянистая омерзительная вонь, от которой меня чуть не вырвало. Все было затянуто дымом, а окна покрыты тонким слоем бурой копоти, отчего в помещении царил полумрак. Вся комната, начиная примерно с метра от пола и выше, была заляпана жирной сажей. Она же покрывала потолок, газовые лампы, зеркало и часы.

– Потрясающе, – пробормотал Холмс, склоняясь, чтобы рассмотреть нечто, лежащее у камина на полу, – просто потрясающе.

Я глянул через плечо друга и с ужасом увидел перед собой обугленные останки женщины. Огонь пожрал все, пощадив лишь конечности и череп. На руках и ногах сохранились остатки плоти. Следов огня на туфлях несчастной я и вовсе не заметил. Все остальное обратилось в пепел.

– Знаете, Уотсон, впервые за всю свою жизнь сталкиваюсь с catacausis ebriosus.

– Боже всемогущий, – ошеломленно проговорил я. – Самовозгорание человека?

– Именно оно, – кивнул Холмс. – Или же я совсем ничего не понимаю.

– Я был уверен, джентльмены, – вмешался Лестрейд, – что вам будет любопытно взглянуть на останки бедняжки, прежде чем их увезут в морг. Наши фотографы из Скотленд-Ярда уже все зафиксировали.

– Обратите внимание, насколько четко прослеживается граница возгорания, – Холмс показал на кучку нетронутых пламенем щепок для растопки, лежавшую в камине, и пару деревянных спиц в руке женщины. Огонь пощадил и вязанье из шерсти, над которым она трудилась.

– Просто не верится, – покачал головой я. – Пламя было такой силы, что обратило в пепел ребра и позвоночник. Оно должно было охватить весь дом.

– Вы совершенно правы, доктор, – кивнул Лестрейд. – Поразительно.

– Скажите, Уотсон, сколько, на ваш взгляд, ей было лет? – спросил Холмс.

Я осмотрел зубы, потрогал руку и ответил:

– Судя по состоянию зубов и степени упругости кожи, я бы сказал, что жертве лет двадцать – тридцать.

– Браво, доктор, вы просто великолепны! – похвалил меня Лестрейд. – Женщине было двадцать семь лет. Ее звали Алиса Мерфи. Она работала швеей и жила одна.

Холмс как раз изучал голову трупа. Череп был голым; огонь уничтожил волосы и плоть.

– А это что у нас такое? – спросил прославленный детектив, показав на круглую вмятину с левой стороны теменной кости.

– Проще простого, – пожал плечами Лестрейд. – Падая, бедняжка ударилась головой о каминную решетку.

Я согласно кивнул. По углам железной каминной решетки имелись латунные шарики как раз подходящего размера. Возле одного из них и лежала голова несчастной.

– Не обязательно, – пробормотал Холмс.

– Думаю, в данном случае мы имеем право с чистой совестью закрыть дело, – с довольной улыбкой заявил Лестрейд. – Я знаю, мистер Холмс, вы любите искать преступления даже там, где их не было, но сейчас можно с уверенностью заключить, что мы столкнулись с классическим случаем самовозгорания человека.

– Конечно же мне доводилось читать об этом феномене, – поспешно вмешался я, желая избежать ненужного спора, – но я не понимаю, как человеческое тело, состоящее почти на две трети из воды, может спонтанно самовоспламениться.

– Кто и в котором часу нашел труп? – выпрямился Холмс.

– Это случилось на рассвете, – ответил Лестрейд, сверившись с записной книжкой. – Покойную обнаружила хозяйка квартиры миссис Беннетт. Она почувствовала запах дыма, стала стучать – никто не открыл. У нее был свой ключ, она отперла дверь и увидела весь этот ужас. Бедная женщина до сих пор не может окончательно прийти в себя.

– Не удивительно, – поежился я.

– Я читал, что удар молнии обладает достаточным объемом энергии, чтобы привести к подобным результатам, – высказал версию Холмс.

– Мне доводилось осматривать людей, пострадавших от удара молнии, – возразил я. – В самой молнии энергии более чем достаточно, но характер повреждений, что она наносит, – совсем другой. Происходит ожог кожных покровов, сбой работы сердечно-сосудистой системы… Иногда имеют место сильнейшие мышечные спазмы, приводящие к переломам костей, но чтобы человек сгорал… Такого не бывает. Более того, немало людей после удара молнией остаются живы.

– Вдобавок у нас нет никаких доказательств того, что в эту комнату ударила молния, – заметил Лестрейд. – Да и откуда ей взяться? Грозы прошлой ночью не было.

– А что если молния была шаровая? – предположил я. – Мне доводилось слышать, что они возникают и без грозы. Впрочем, шаровые молнии столь же большая редкость, как и самовозгорание человека.

– Во всех источниках, которые я прочел, утверждается, что шаровые молнии бесплотны и сродни блуждающим огонькам. Да, они способны беспрепятственно проникать сквозь стены и оконные стекла, но обратить человека в пепел им не под силу, – покачал головой Холмс.

– Кроме того, мы можем исключить версию, что жертва случайно как-нибудь подпалила свою одежду. В подобных случаях человек мечется, пытаясь сбить с себя пламя, а несчастная лежит спокойно, даже не выпустив из рук вязанье.

– Вы совершенно правы, Уотсон. Превосходно. Даже я вряд ли смог бы выразить эту мысль лучше, – промолвил Холмс.

Услышав похвалу, которой меня удостоил сам король дедукции, я просиял от гордости.

Холмс извлек из кармана платок и оттер сажу с циферблата часов, стоящих на каминной полке. Стрелки замерли на четверти двенадцатого, и мне представлялось очевидным, что оживить механизм вряд ли удастся.

– Часы остановились от жара, – заметил Холмс. – Таким образом, мы примерно знаем, в котором часу сила пламени достигла пика. – Мой друг повернулся к Лестрейду: – Скажите, пожалуйста, вчера вечером к мисс Мерфи кто-нибудь заходил?

– Я не спрашивал. Комната была заперта, признаки взлома отсутствуют, следы борьбы тоже. Еще раз повторяю, у меня нет никаких оснований полагать, что здесь произошло преступление.