Та, которой не стало - Буало-Нарсежак Пьер Том. Страница 22

Равинель уселся и, как бы занимая для кого-то место, положил рядом на скамейку газету. Появился незнакомец и спросил:

— Разрешите?

— Я вас ждал, — сказал Равинель.

Отодвинув газету, мужчина грузно опустился на скамейку.

— Дезире Мерлен, — представился он. — Инспектор полиции в отставке.

— В отставке?! — не удержался Равинель. Час от часу не легче! Он ничего не мог понять.

— Да, — кивнул Мерлен. — Извините, что вас преследовал.

У него живые, светло-голубые глаза, не вяжущиеся с отекшим лицом. Цепочка, от часов поперек жилета. Толстые ляжки. Все это придает вид добродушия, доброжелательства. Оглядевшись по сторонам, Мерлен наклонился к Равинелю:

— Совершенно случайно я услышал ваш разговор в морге и подумал, что мог бы вам быть полезен. У меня много свободного времени и двадцатипятилетний стаж. Наконец, у меня на памяти десятки подобных случаев. Жена исчезает, муж считает, что она отдала богу душу, а потом, в один прекрасный день… Поверьте, уважаемый, часто лучше бывает выждать, прежде чем заваривать кашу.

Поезд тронулся и медленно побежал среди унылого, серого тумана, кое-где подсвеченного белыми пятнами.

Мерлен дотронулся до колена Равинеля и доверительно продолжал:

— Мне весьма удобно проводить розыск. Я могу делать это незаметно, без шума. Разумеется, я ни в чем не преступлю закона, но ведь и нет оснований полагать…

Равинель подумал о скрипящих ботинках, и ему вдруг стадо легче. Этот Мерлен не похож на злодея. Должно быть, непрочь подработать: недаром околачивался в Институте судебной медицины. Пенсия у инспектора, надо полагать, не бог весть какая. Что ж, он явился кстати, этот Мерлен. Может, он и докопается…

— Я думаю, вы действительно могли бы мне оказать услугу, — сказал Равинель. — Я коммивояжер и, как правило, приезжаю домой по субботам. И вот позавчера я не застал жену дома. Я выждал два дня и сегодня утром…

— Позвольте мне сначала задать вам несколько вопросов, — шепнул Мерлен, озираясь. — Сколько лет вы женаты?

— Пять. Моя жена отнюдь не легкомысленна, и я не думаю… Мерлен поднял жирную руку.

— Минутку. Дети у вас есть?

— Нет.

— Ваши родители?

— Умерли. Но я не понимаю…

— Положитесь на мой опыт. Слава богу, он у меня немаленький! Родители жены?

— Тоже умерли. У Мирей только брат. Он женат и живет в Париже.

— Хорошо. Понятно… Молодая, одинокая женщина… Она не жаловалась на здоровье?

— Нет. Как раз три года назад она перенесла тиф. В общем-то она крепкая. Намного крепче меня.

— Вы что-то упоминали о ее неожиданных исчезновениях. Это часто случалось?

— Что вы! Я об этом и не знал. Мирей всегда казалась мне вполне уравновешенной. Иногда нервничала… Ну, раздражалась, в общем, как все женщины…

— Так… Теперь главное. Скажите, она захватила оружие?

— Нет. А между тем в доме был револьвер.

— Она взяла деньги?

— Нет. Она даже сумочку дома оставила. В ней несколько тысячефранковых купюр. У нас были дома кое-какие деньги.

— Она была… я хочу сказать: она была экономна?

— Пожалуй, да.

— Заметьте, ведь она без вашего ведома могла отложить большие деньги. Я припоминаю одно дело в сорок седьмом…

Равинель вежливо слушал. Сквозь мокрое окно он смотрел на постепенно проступавшую в тумане дорогу. Правильно ли он поступал? Или совершал ошибку? Трудно сказать. С точки зрения Люсьен, он, несомненно, действовал разумно. А с точки зрения Мирей? Он так и вскочил. Какая идиотская мысль! И тем не менее! Разве Мирей потерпела бы вторжение этого полицейского? Разве она согласилась бы, чтобы какой-то там Мерлен принялся разыскивать ее труп? Мерлен все говорил и говорил, перебирая воспоминания, а Равинель… Равинель всячески пытался отогнать навязчивые мысли. Не надо торопиться. Не надо забегать вперед. Посмотрим. Обстоятельства сами подскажут, как поступит».

— Что вы сказали?

— Я спрашиваю, ваша жена, действительно не взяла с собой никаких документов?

— Да, не взяла. Удостоверение личности, свидетельство на право голосования

— все осталось у нее в сумочке.

Вагон встряхнуло на стрелках. Поезд замедлил ход.

— Приехали, — сказал Равинель.

Мерлен встал, порылся в кармане, отыскивая среди многочисленных бумажек свой билет.

— Разумеется, первое, что приходит на ум, — это бегство. Если бы ваша жена покончил» с собой, тело давно бы нашли. Посудите сами! Прошло два дня…

А между тем тело-то и нужно было найти. Но как объяснишь Мерлену? Опять тот же кошмар… Равинелю захотелось спросить у толстяка его документы. Но тот, наверно, принял свои меры предосторожности. Вопрос не застанет его врасплох. Да и в чем тут сомневаться? Разве неправда, что он инспектор полиции? Нет, делать нечего. Спрыгнув на перрон, Мерлен уже поджидал Равинеля. Деваться некуда.

— Пошли, — вздохнул Равинель, — до дому несколько минут ходу.

Они брели в тумане, совершенно отгораживающем их от остального мира. Ботинки Мерлена скрипели пуще прежнего, и Равинелю пришлось собрать всю свою волю, чтобы не поддаться панике. Западня! Он попал в западню. И западня эта — Мерлен.

— Правда?..

— Что?

— Нет, ничего… Вот мы и добрались до нашей улицы. Мой дом на другом конце.

— Хорошо еще, что вы узнали его в таком тумане.

— Привычка, инспектор. Я найду свой дом с закрытыми глазами.

Их шаги гулко звучали на цементной дорожке. Равинель достал ключи.

— Как знать? Может, в вашем почтовом ящике что-нибудь лежит? — хмыкнул Мерлен.

Равинель посторонился, и полицейский запустил руку в ящик.

— Пусто…

— Еще бы, — пробормотал Равинель. Он открыл входную дверь, бросился в кухню, спрятал письмо, лежавшее на столе, и вытащил торчавший в двери нож.

— А у вас уютно, — заметил Мерлен. — Когда-то я тоже мечтал о таком домике.

Он потер руки и снял фетровую шляпу. Равинель увидел большую плешь, а на лбу — ярко-красную полоску от тесной шляпы.

— Будьте любезны, покажите мне ваш дом. Равинель провел его в столовую, по. привычке погасив свет на кухне.

— Ага! Вот и сумочка! — воскликнул Мерлен. Он открыл ее и вытряхнул на стол содержимое.

— А что, ключей нет? — спросил он, толстым пальцем отбрасывая в сторону пудреницу, бумажник, носовой платок, губную помаду и начатую пачку сигарет «Хай-Лайф».

Ключи? Равинель про них совершенно забыл.

— Нет! — отозвался он, обрывая разговор. — Вот лестница наверх.

Оки поднялись на второй этаж. Кровать в спальне, на которой Равинель провел позапрошлую ночь, была не убрана.

— Вижу! — сказал Мерлен. — А куда эта дверь?

— В гардеробную.

Равинель открыл ее и отодвинул в сторону висевшую одежду.

— Все на месте… за исключением пальто с мехом, но жена собиралась отдать его в чистку. Вполне возможно, что…

— А синий костюм? Вы там сказали…

— Да, да… Костюма тоже нет.

— А туфли?

— И туфли все на месте… по крайней мере, новые. Старые вещи Мирей всегда раздает. Так что неизвестно…

— А эта комната?

— Мой кабинет. Заходите, инспектор. Извините за беспорядок… Вот, садитесь в кресло. У меня тут есть бутылка коньяку. Немножко согреемся.

Он достал из тумбочки письменного стола полупустую бутылку и один стакан. Второго не оказалось.

— Садитесь. Я сейчас. Только схожу за вторым стаканом. Теперь присутствие Мерлена немного ободряло его, было не так страшно оставаться в своем доме. Он спустился вниз, прошел через столовую на кухню и оторопело застыл у окна. Там, за решеткой, мелькнул знакомый силуэт…

— Мерлен!

Должно быть, это был страшный крик, потому что инспектор бросился вниз, перепрыгивая через ступеньки, и подбежал к Равинелю без кровинки в лице.

— Что? Что с вами?

— Там!… Мирей!

10

На улице никого не было. Равинель уже знал, что Мерлен попусту тратит время, что бежать, искать, звать бесполезно.

Отдуваясь, полицейский вернулся на кухню. Он добежал, оказывается, до самого конца улицы.