Та, которой не стало - Буало-Нарсежак Пьер Том. Страница 28

— Молчи! — шепчет Люсьен.

Значит, Люсьен все слышит, все угадывает… даже самые затаенные мысли. Или она громко разговаривала во сне? Мирей открывает глаза и видит перед собой — как ни странно! — смущенное лицо Люсьен. Нужно взять себя в руки! Ведь она забыла о главном… Миссия ее еще Не закончена. Ухватившись за простыни, она приподнимается.

— Люсьен… я там навела полный порядок: в столовой, на кухне… Никто не заподозрит, что…

— А где записки, в которых ты объявляешь ему о своем возвращении?

— Я вытащила их у него из карманов.

Люсьен никогда не узнает, чего это стоило Мирей. Повсюду кровь! Бедный Фернан! Люсьен кладет ладонь на лоб Мирей.

— Спи… Не думай больше о нем… Он был обречен. К этому шло. Он был не жилец на этом свете.

Как она уверена в себе! Мирей мечется на постели. Ее еще что-то мучит… Какая-то ускользающая мысль… Она засыпает, но в момент просветления успевает подумать: «Но он ведь ничего не подозревал! Он и думать забыл о первом страховом полисе, по которому все деньги отписывались мне!… Он ведь подписал его только так, чтоб натолкнуть меня на мысль подписать другой полис…» . Глаза ее снова смыкаются. Дыхание уже ровней. Она никогда не узнает, как близка была к угрызениям совести.

… Теперь светит солнце. После многих часов беспамятства жизнь начинается снова. Мирей поворачивает голову направо, потом налево. Она очень устала, но улыбается, увидев в саду большую пальму, обросшую по стволу черной куделью. По занавескам бегают тени. Листья пальмы тихо шелестят, навевая мысли о несказанной роскоши. Мирей навсегда забыла о вчерашних тревогах. Она богата. Они богаты. Два миллиона! Страховая компания ни к чему не сможет придраться. Ведь двухгодичный срок, предусмотренный на случай самоубийства, истек. Все по закону. Остается только выздороветь.

В голове Мирей вертится все та же фраза: «Невесело иметь жену, прикованную к постели». Щеки у нее чуть порозовели. Никому не весело… Но болезнь ненадолго прикует ее к постели. Люсьен знает верные средства. На то она и врач. Ей снова вспоминаются набережная Фосс и Фернан, берущийся за графин… «Невесело иметь жену, прикованную к постели». На тумбочке стоит графин. Мирей разглядывает его. Графин лучится разноцветными огнями, как те хрустальные шары, в которых гадалки различают линии судьбы. Мирей не умеет читать будущее по хрусталю, она дрожит и, когда дверь отворяется, тотчас отводит глаза в сторону, как пойманная с поличным.

— Здравствуй, Мирей… Хорошо спала? Люсьен вся в черном. Она улыбается, подходит к кровати чеканной мужской походкой. Берет Мирей за руку.

— Чем я больна? — шепотом спрашивает Мирей. Люсьен всматривается в ее лицо, словно раздумывая, может ли она выжить. И не отвечает.

— Это серьезно? Под пальцами, охватившими запястья, слышно, как пульсирует артерий.

— Это надолго, — наконец вздыхает Люсьен.

— Что у меня, скажи?

— Тихо.

Люсьен берет графин, уносит, чтобы набрать свежей воды. Мирей приподнимается на локтях, вытягивает шею и не сводит глаз с полуприкрытой двери, из-за которой видны светлые обои в прихожей. Она прислушивается к каждому движению Люсьен. Вот забормотала вода в раковине, весело зажурчала в хрустальном графине, потом вдруг зашипела, добравшись до горлышка. Мирей неестественно смеется и, закашлявшись, кричит:

— Все равно! Мне надо было здорово доверять тебе… Ведь у тебя до последней секунды был выбор.

Люсьен закрывает кран, не спеша обтирает графин тряпкой, висящей на стене, и едва слышно цедит сквозь зубы:

— А ты думаешь, я не колебалась?