Шах помидорному королю - Стрелкова Ирина Ивановна. Страница 12

…В придорожной деревеньке осталась махать вслед автобусу женщина в кургузом ватнике, делающем ее короче и толще. Девчонка лет пятнадцати распихала чужие корзины, уселась на чей-то бочонок и сказала неизвестно кому:

— Как же! Будет он меня слушать. Дожидайся… — Девчонку, кажется, очень разозлил разговор, происходивший на прощанье. Разговор с матерью — фамильное сходство не вызывало сомнений, тоже коротышка. И увы, тоже не удалась лицом.

Меж тем девчонка покрутила головой, заметила Софью Авдеевну с Борей и радостно выпалила:

— Здрасьте вам! Ой, извиняюсь! Бонжурчик!

— Бонжур, ма шер, — сдержанно ответила учительница.

Боря отвернулся к окну.

Девчонка забеспокоилась и вытащила круглое зеркальце. Взглянула на себя и вмиг приободрилась. Ну и ну!.. Своей внешностью она, оказывается, вполне довольна.

Интуиция подсказывала Володе, что перед ним характер весьма неординарный. Правда, не из добрых. Кремень! А женщину украшает слабость. Но человек она надежный. И есть в Путятине кто-то, за кем ей велено присматривать. Ничего… Она присмотрит!

Софья Авдеевна и Боря заговорили о неприятной истории, случившейся летом.

— Бет нуар! — произнесла Софья Авдеевна. Чисто французское словцо, непереводимая идиома. «Черный зверь». В том смысле, что личность крайне отвратительная.

Кто же это? Оказывается, тот самый Маркин. По аттестации дяди Васи — начальник крупнейшей стройки. А в действительности — бригадир шабашников.

Потом Володя услышал про какого-то Эдика, тоже весьма подозрительную личность. Эдик приходил по вечерам к старшеклассникам, живущим в сельской школе. Среди шабашников у него друзей нет — потому его и тянуло к ребятам. Эдик вообще случайно залетел в бригаду интеллигентов, решивших подработать в отпуск. По его собственным словам, он — тунеядец, бич, шаромыжник. В разных краях таким дают разные клички, но суть одна. Можно еще называть богодульником, бомжем, ханыгой.

Понятно, что интеллигентные шабашники Эдику не компания. Они трудятся честно. Маркин уговорился построить кому-то в Нелюшке гараж для «Жигулей». Но шабашники отказались иметь дело с частником. У них договор с колхозом. Маркину помогал только Эдик. Его дело маленькое — подбросить на самосвале кирпич и раствор. А строили частный гараж трое ребят из девятого «Б». Маркин им платил по пятерке за вечер. Причем сразу: бери, заработал…

На комсомольском собрании все трое каяться не стали: «Мы заработали. Своими руками. Имеем право. И никто нам не запретит. Мы на картошке норму даем. А свое свободное время проводим как хотим!»

«Правильно! — закричали старшеклассники. — Имеем право зарабатывать!» Комсомольское собрание превратилось в экономическую дискуссию. «Почему школьникам платят в колхозе по другим нормам, чем шабашникам? Вкалываем, как взрослые!»

Вот, значит, в чем заключалась неприятная история. Учителя, разумеется, пришли в ужас. А Боря, как комсомольский секретарь, выступил против шкурных тенденций. Хотя ему-то свой заработок нужнее, чем другим, — у матери зарплата сто рублей.

…Рядом старухи из Крутышки тихо обсуждали свои проблемы. Искусственные цветы куда лучше, чем живые. Живые-то вянут, не напасешься. А возьми, к примеру, хризантемы из отходов пряжи. Прекрасно стираются порошком «Био» в холодной воде. Постираешь — и как новенькие.

Володе тотчас вспомнилось кладбище. Там у ворот идет бойкий торг искусственными цветами. И самые популярные — белые хризантемы.

И вдруг откуда-то возникла прекрасная мысль. Неожиданная, не имеющая никакого отношения к тому, о чем он только что сейчас размышлял. Ни к школьному конфликту, ни к разговору старух из Крутышки. Словно она носилась по белу свету и наконец нашла к кому залететь и тем себя обнаружить. Но это была его собственная мысль, с характерными чертами его мышления. И значит, она не залетела извне, а родилась в глубинах подсознания, способного работать постоянно, даже если ум отдыхает. Володино подсознание оказалось удивительно трудолюбивым.

На этот раз неожиданная мысль явилась в форме вопроса к самому себе: «Почему шантажист назначил знахарю субботний вечер?»

На месте шантажиста Володя назначил бы любой будний. По будням Крутышка ложится спать рано. И по воскресеньям тоже — ведь завтра на работу. И только субботние вечера в Крутышке длинные, гости могут засидеться допоздна, вывалить на улицу шумной компанией. К тому же в парке танцы, а дорога в парк ведет через Крутышку.

«Да, — сказал себе Володя. — Я бы выбрал будни. Или воскресный вечер. Неужели шантажисту не знакомы местные порядки? Вправе ли я предположить, что он не здешний? Или у него есть какая-то своя причина назначить два визита — к тайнику знахаря и свой — именно на субботний вечер?…»

Володя мог себя поздравить — сделан первый шаг. В том, что шантажист назначил субботу, — ключик к делу знахаря Смирнова.

VIII

Когда автобус увез Володю и Фомина, кусты позади бетонного павильона зашевелились, из них вылезли двое подростков.

Фомин, несомненно, узнал бы обоих. В синей куртке с красными полосами на рукавах — Коля Дьяков. Он повыше и покрепче. Серая куртка с вязаным воротником и очки с запотевшими стеклами — Дима Спицын. Оба живут в поселке железнодорожников возле станции, где дома обшиты дощечками и выкрашены вагонной краской.

Фомин располагал такими подробными сведениями вовсе не потому, что Дьяков и Спицын чем-то привлекли внимание милиции. Милицию не интересуют благополучные подростки. В поле зрения Фомина эти двое попали по самой невинной причине — их классным руководителем была его жена, и он каждый день выслушивал рассказы Валентины Петровны про восьмой «А», про всех ребят вместе и про каждого в отдельности. Фомин всегда прилежно слушал Валентину Петровну — для учителя большое утешение, когда его хоть кто-то понимает.

По рассказам Валентины Петровны выходило, что Дьяков и Спицын друзья-неразлучники, хотя и вечно между собой ссорятся. Дружба у них давняя, с младенческих лет. И живут в одном доме, и матери — закадычные подруги, и отцы работают вместе на железной дороге. Еще Фомин знал, что Дьяков изворотливый и может обмануть учителя, а Спицын в классе самый слабый, все его обижают. Дьяков любит географию и умеет фотографировать, Спицын много читает по истории и коллекционирует автомобильчики. Учатся оба средненько и летом в колхозе работали тоже на троечку.

Бывает дружба хуже вражды. Так считали оба — и Дьяков и Спицын. Сегодня утром пытались доказать — каждый у себя дома, — что вовсе не хотят отправляться по грибы вдвоем.

Куда там! Никаких разговоров, слушай приказ: «Пойдете вместе — так нам спокойней!» Отцы всю жизнь живут по приказам и дома другого языка не знают. И матери убеждены, что если они дружат, то и сыновья должны быть не разлей вода. А Спицын, дай ему волю, никуда бы не ходил с Дьяковым — все равно тот за него не заступится. И Дьякову какая радость ходить с трусом и плаксой.

Сегодня им особенно не хотелось идти вдвоем, да еще в лес. Мало ли кого там можно встретить! Конечно, не каждому слуху верь, но все-таки…

А слух-то оказался ой каким достоверным!

Автобусное расписание на желтой табличке дрожало в глазах Спицына и расплывалось. Он засунул пальцы под очки, протер запотевшие стекла.

— Еще час дожидаться. Сели бы в этот.

— «Сели»! — со злостью передразнил Дьяков. — А они бы тебя на крючок: почему с пустыми руками? И ты бы раскололся. — Дьяков поднес кулак к очкам Спицына. — Наше дело знаешь какое? Помалкивать!

Спицын понурил голову, на кончике носа дрожала капля. Он и сам видел на остановке мужа Валентины Петровны, работающего в милиции, и директора музея, самого проницательного человека в Путятине. Нет, никак нельзя было садиться с ними в один автобус. Ну, расколешься и скажешь, почему с пустыми руками. Тем все равно ничего не будет. А если тех накажут — еще хуже: расплата будет жестокой.

Он догадывался, какие мысли терзают сейчас Дьякова. Уйти хочет в одиночку, а ты оставайся. Но никуда Дьяков не уйдет. Потому что домой надо явиться вместе. И вместе придумать, что соврать. Родителям тоже незачем знать, почему сыновья вернулись без грибов и без корзин. А то жаловаться побегут. В милицию.