Семь смертных грехов (ЛП) - Тейлор Кори "Sickness". Страница 26

Спустя несколько месяцев мать порвала со своим ухажером, и мы поселились у ее новой лучшей подруги. Я не буду громко называть ее имя, потому что всякий раз, когда я это делаю, я ругаюсь и плююсь, но все звали ее Пробкой. Она была отвратительной сорокалетней алкоголичкой, которая гуляла сразу с тремя мужиками, едва управлялась с воспитанием дочери и была чертовски рада высосать свет из самого солнца, если, вдруг, люди искали у нее приют. Я знаю золотое правило: если не можешь сказать о человеке ничего хорошего, лучше вообще молчи. Так вот, если бы мне приказали говорить о Пробке всю оставшуюся жизнь, я бы лучше принял обет молчания. Эта женщина умерла от рака около пятнадцати лет назад, и это лучший пример, который я могу привести в обоснование своей веры в карму. Я никогда никому не говорил об этом, но у меня вошло в привычку ездить каждый год к ее могиле, чтобы помочиться там. Единственным хорошим обстоятельством было то, что у нее росла дочка Мисси, которую я по сей день с любовью называю моей второй сестрой.

Я был ребенком, повседневно сталкивающимся с дурными привычками и бытовым насилием. Некто Джерри Спрингер бывал у нас каждый вечер. Вы когда-нибудь чувствовали себя беспомощными? Смотрели, как людям, за которых вы беспокоитесь, причиняют боль, и знали, что никак не можете этому помешать? Лишь один добрый урок я извлек из той жизни – я поклялся, что этого больше никогда не случится. Акции невежества и разврата, которые сыпались на меня как бомбы, были совершенно немыслимы в нормальном мире, но я, так сказать, постиг жестокую правду жизни – когда дерьмо попадает на вентилятор, оно разлетается вокруг, а я к своим пятнадцати годам был покрыт им с головы до ног. Тогда не было покоя и даже намека на безопасность. Мы были хворостом в красном пламени пьяной прихоти. Стол моей жизни переворачивали вверх ножками и, вряд ли, это было к лучшему.

Я наблюдал, как один из дружков Пробки разбил полную еды тарелку о голову моей матери. Полиция появлялась каждую ночь, чтобы предотвращать бытовые конфликты. Моя сестра видела, как Пробка стащила деньги из маминого кошелька, но мать, услышав это, не поверила ей. По этой причине мы постоянно переезжали с места на место. Нам говорили, что скоро все изменится к лучшему, но я-то все понимал. Если на вас постоянно жалуются, вам не дадут спокойно жить в одном месте. Кроме того, нас регулярно били ремнями, палками и кулаками с дешевыми позеленевшими кольцами на пальцах. У меня все еще есть шрамы на веках от этих колец. Я хорошо познакомился со всеми четырьмя городками, потому что только туда я мог убежать, а если ваше единственное желание – исчезнуть, то расстояние не помеха.

Но были и другие опасности помимо домашних баталий. Ребенку хреново быть нищим, слабым, новичком или чудаком. Я был всем сразу. У меня так и не появилось настоящих друзей до самых старших классов, и даже тогда находились те, кто был не прочь помахать кулаками, столкнувшись со мной по пути из школы домой. Некому было научить меня драться и постоять за себя. Моя душа была как гребаная бомба, а мой характер стал ртутным переключателем (наклонный ртутный переключатель используется в некоторых видах бомб для дистанционного прерывания тока в электрического цепи и детонации заряда – ред.). Я хотел, чтобы этот чертов мир пылал.

И вот, когда я уже думал, что обречен страдать вечно, музыка спасла мне жизнь.

Можете говорить, что хотите, о метале, роке, панке или хип-хопе старой школы, но в то время the Beatles для меня ни хрена не значили. Да и сейчас они мне уж точно по барабану. Дебби Гибсон (американская поп-исполнительница конца 80-х-начала 90-х гг. – ред.) также не вылезала из радиоэфира; синтетическая музыка обрела твердую почву под ногами в 80-е. При засилии нарождающихся мальчуковых групп и поп-роковых скромняжек мне нужно было нечто более, чем простой музыкальный лай. Мне нужны были зубы и яд. Мое поколение выросло на сигаретах Мальборо, Metallica, и всевозможной наркоте, до которой только доходили руки. Black Flag, Slayer, Motley Crue и Public Enemy отвечали на все мои вопросы. Когда я уже был готов сдаться, они вновь заставляли мои кулаки сжиматься.

Прошу понять меня правильно – я не хвастаюсь. Это было выживание, если говорить просто и ясно.

Может быть, в этом и кроется главный смысл этой книги. То, что вы называете грехами, было моим спасением. Музыка и сочинение песен позволяли мне выплеснуть гнев, накопившийся в моем сердце, и прыть, с которой я хватался за дело, гарантировала мне не слишком долгий сон, дабы я не мучился от ночных кошмаров. Благодаря возмужанию и крепким скулам я мог не отказывать себе в своих желаниях. Зависть и алчность выталкивали меня за пределы этой богом забытой дыры, которую мы звали домом, еще до того момента, как я почувствовал в себе какой-то талант. Моя ненасытность показала, что я хочу все прямо сейчас, черт возьми, и плевать на все риски. Тщеславие запрещало носить одну и ту же рваную одежду много дней подряд. Единственная вещь, которую я никогда не одобрял, это лень. Хотя я мог позволить себе полениться денек, чтобы отоспаться с похмелья.

В конце концов, дерьмо настигнет вас, но, когда вы молоды, у вас нет срока годности. Вам невдомек, как сурова может быть жизнь, особенно, когда ваше эгоистичное поле зрения охватывает лишь то, что вы хотите видеть. Вы – как в тесном коконе, и даже ад кажется домом. А почему бы и нет? Моя так называемая безопасная территория была сплошным хаосом, созданным пьяными смутьянами, наркоманами и безотказными похотливыми шлюхами. Если у кого-то из моих тогдашних сожителей засвербит в заднице от последней фразы, то мне на это наплевать. Жизнь дерьмо, поэтому закройте рот, чтобы не клацать зубами.

Поэтому я трахался, курил, кричал и летел, как стрела, по жизненному пути. Я бежал безрассудно сквозь темные переулки, ввязывался в сомнительные дела и вновь оказывался там, где я всегда был. Я не хотел быть деспотом в море огня. Я не хотел оказаться мухой в осином рое. Я был другим, но я и хотел отличаться от всех. Разница вот в чем: кто-то пытается, а кто-то – просто такой, какой есть. Мученики будут умолять засыпать их камнями; неординарные люди даже не заметят первого удара.

Я так отчаянно нуждался в друге, что даже сошелся с парнем постарше, чья семья жила в соседнем доме. Пусть в моем повествовании его имя будет Джейсон. Джейсон был на пять лет старше меня, и, как и я, был поглощен музыкой. Он даже познакомил меня с несколькими крутыми группами, о которых я не слышал прежде. Каждый день после школы я задерживался у него на какое-то время, потому что там было безопаснее, чем дома. То есть, так было, пока он не изнасиловал меня.

Оглядываясь назад, я думаю, что, имея за плечами горький опыт домашних неурядиц, должен был быть достаточно смышленым и искушенным, чтобы предвидеть то, что случилось. Я был затюканным напуганным ребенком, которому всего лишь был нужен кто-то близкий, от кого не ждешь удара; он вполне подходил на эту роль, потому что был хищником и знал, чего именно мне не хватало. И вот, когда мне было двенадцать, мой друг надругался надо мной в подвале своего дома. После того, как все закончилось, я вернулся домой и не сказал никому ни слова. Дом Джейсона сгорел дотла через неделю. Его семья выбежала из огня на улицу посреди ночи. Вся округа была уверена, что это моих рук дело. А его я больше никогда не видел.

Иногда шрамы остаются навсегда, а раны не залечиваются, но сладкая на вкус злоба живет в вас вечно. Ничего не поделаешь, мне пришлось научиться принимать все, как есть. Это не значит, что я рад этому, но я давно понял, что слишком крепкая связь с прошлым оставляет ожоги от веревки, которую вы петлей намотали на себя. Я был в такой ярости, что только это чувство у меня и осталось. Насилие отпускает долго, но момент избавления наступает быстрее, если вы сбрасываете цепь, на которой тащили этот груз за собой. Порой вам приходится не просто выживать, а двигаться дальше.

В итоге мы съехали от Пробки, обратно на ту самую парковку для прицепов, где мы зацепились годами ранее, да еще и на то же самое место № 20. Я не вру вам. К тому времени я уже был в восьмом классе, и, наконец-то, обрел друзей, которые были моим домом вдали от настоящего дома. Они были мечтателями, как и я, но не могли заглянуть дальше сегодняшнего дня. А я мог видеть конец вселенной. Но как объяснишь это людям, которым, в общем-то, все равно? Как донести им, что ты, черт возьми, сохнешь изнутри и тебе нужно сделать что-то со своей жизнью, иначе ты просто взорвешься. Единственное различие между звездой и черной дырой – это время.