Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г. - Томан Николай Владимирович. Страница 3
Очень нужно Алексею поговорить сейчас с отцом, но Василий Васильевич явно расстроен схваткой с Анной Павловной, и Алексей решает не беспокоить отца. Да и поздно уже.
4
Хотя Василий Васильевич Русин искренне завидовал профессору Кречетову, жизнь профессора сложилась не наилучшим образом. В молодости он был влюблен в девушку, на которой женился его младший брат, бравый артиллерийский офицер, не подозревавший даже о чувствах Леонида. Так и остался с тех пор Кречетов-старший холостяком. Судьба преподносила ему и другие сюрпризы, но он принимал их с мудростью античного стоика, не ожесточаясь и не теряя веры в человечество.
В последнее время, однако ж, завидное его спокойствие и оптимизм стали одной только видимостью. Открытие, которое он сделал, вот уже которую неделю не дает ему покоя ни днем ни ночью. Конечно, он предвидел возможность связи грозных сейсмических явлений с экспериментами академика Иванова, и все-таки это очень тревожит его. Не один и не два раза, а теперь уже пять раз совпали они со временем работы нейтринного генератора, и у Кречетова не остается больше никаких сомнений в закономерности этих процессов. И очень досадно, что Дмитрия Сергеевича Иванова ни в чем это не убеждает.
— Э, дорогой мой,- беспечно заявил он сегодня в разговоре по телефону,- науке известны и не такие еще совпадения. И до тех пор, пока вы не обоснуете теоретически…
— Именно этим я и занимаюсь…
— Знаю, знаю… Но я сомневаюсь, что ваши усилия увенчаются успехом. Вам ведь не хуже моего известна невероятность подобного взаимодействия нейтрино с веществом.
Да, Кречетову известно это, пожалуй, лучше, чем самому Иванову, и все-таки он допускает возможность такого взаимодействия. Вынужден допустить.
— Ну и когда же вы думаете завершить ваши расчеты? — спросил его Дмитрий Сергеевич.
— Не знаю,- ответил Кречетов, досадуя на академика: он мог бы и не задавать такого вопроса.- Возможно, удастся сделать это, как только Институт физики Земли предоставит мне те сведения, которые я запросил. А может быт^ вообще никакие сведения не помогут решить эту задачу.,А между тем факты…
— Да и фактов пока маловато,- снова перебил его Дмитрий Сергеевич.
— А я опасаюсь, как бы их не оказалось вскоре более чем достаточно,- многозначительно произнес Кречетов и стал торопливо прощаться с академиком.
Вспоминая теперь этот разговор, Леонид Александрович упрекает себя за свою беспомощность — не смог вселить в Дмитрия Сергеевича если не чувство тревоги, то хотя бы благоразумие. А все это может кончиться по-истине глобальной катастрофой…
И, уже ложась спать, снова вспоминает он о пропаже своего портфеля. Похоже все-таки, что его украли. И наверное, это дело рук того самого молодого человека, который больше всех задавал ему вопросов в Политехническом музее. Он уже не в первый раз попадался на глаза Кречетову, а профессор даже не знает толком, кто он такой — студент или молодой ученый.
«Но чем же привлек его мой портфель? В нем ведь было лишь несколько библиотечных книг да наброски расчетов взаимодействия нейтрино со сверхплотным веществом, ошибочных к тому же… Но этого-то, положим, он как раз не мог знать…»
Вот уже более получаса лежит профессор в постели и никак не может избавиться от беспокойных мыслей.
«Чем вообще интересовался этот молодой человек? О чем спрашивал? Он задавал мне какие-то вопросы… Лекция была о квазиустойчивых образованиях — реджионах, а он спрашивал… Ну да, он почему-то все время задавал вопросы, относящиеся к нейтринной физике. Его даже спросил молодой ученый из Тбилиси: «Слушай, дорогой, ты имеешь какое-нибудь представление о сильных и слабых взаимодействиях? Понимаешь разницу между ними?…» А когда этот слишком любознательный человек поинтересовался, не являются ли эксперименты в области нейтринной физики секретными, его на смех подняли. Откуда у него такой интерес к нейтринной физике и моей персоне?…»
На часах уже за полночь, а профессор все еще никак не может уснуть. Чтобы не думать больше о своем злосчастном портфеле, он берет сборник научной фантастики. Хотя чтение этой литературы очень часто рождает у него чувство протеста, он любит дерзкие, с его точки зрения, книги фантастов. Во всяком случае, те из них, которые написаны людьми сведущими в вопросах современной науки. Они вызывают в нем желание поспорить, смешат или удивляют иным видением мира и иногда подсказывают неожиданные решения собственных научных проблем.
Сегодня, однако, Леонид Александрович лишь механически пробегает глазами текст какой-то повести, а думает все о том же — о своем пропавшем портфеле и таинственном молодом человеке…
5
Не удается заснуть сегодня и Алексею Русину — он все еще переживает обсуждение своей повести. И тут приходят ему на память слова Фрегатова о гипотезе украинского писателя Миколы Руденко. Надо бы прочесть ее еще раз.
Алексей нащупывает кнопку лампы, стоящей на журнальном столике у его дивана. Вспыхнувший свет многократно отражается в стеклах книжных шкафов и кажется неестественно ярким. Щурясь, Алексей встает с дивана и начинает перебирать старые журналы. Помнится, статья Руденко была напечатана в «Дружбе народов».
Вот она наконец! Торопливо пробежав глазами приведенные Руденко доказательства существования планеты, названной именем мифического героя Фаэтона, Алексей внимательно вчитывается в анализ причин, приведших планету к катастрофе.
Руденко обстоятельно знакомит читателей с мнением тех ученых, которые полагали, что Марс и Юпитер могли разорвать свою соседку силами собственного тяготения, направленного в разные стороны. Но тогда и они должны были бы сместиться со своих орбит, а этого не произошло. Положение их точно соответствует правилу Тициу-са — Боде. Не могло пройти вблизи погибшей планеты и какое-либо космическое тело, ибо это отразилось бы на орбитах соседних планет.
Отпадают и многие другие гипотезы о внешних источниках гибели Фаэтона. И тогда Руденко допускает, что катастрофа явилась следствием каких-то внутренних причин. Это Алексею кажется вполне вероятным.
«В том, что человеческий мозг способен на все,- рассуждает Руденко,- опыт истории не позволяет сомневаться. Человек может создать все, кроме земного шара, на котором он живет».
Набросив на плечи халат, Алексей читает дальше:
«Человек может разрушить все, что поддается разрушению. И если в принципе можно разрушить планету — человеческий мозг, пораженный какими-то отклонениями от нормы, от нормы человеческой морали в том числе, способен и на это. Когда в руках одного какого-нибудь человека находится кнопка от жизни и смерти земного шара, человечество не может спать спокойно».
Алексею известно, что одной такой кнопки нет; Система современного пульта межконтинентальных термоядерных ракет гораздо сложнее. Это, однако, мало что меняет. Существуют ведь не только отдельные безумцы, но и целые правительства, способные на подобные действия.
«А если таких кнопок разбросано по всему свету сотни или тысячи,- продолжает Алексей прерванное чтение,- как бы мы себя ни утешали, как бы ни боялись признать эту страшную опасность, рано или поздно может случиться то, что, я думаю, уже произошло с нашей соседкой по ту сторону дороги, то есть по ту сторону орбиты Марса».
«Конечно, человеческий разум может не только создавать, но и разрушать,- размышляет Алексей, прохаживаясь по комнате.- Однако и Микола Руденко, и я, видимо, неправы. Земной шар, как планету, как физическое тело, едва ли могла разрушить любая термоядерная война или детонация ядерного оружия в хранилищах. Такая катастрофа может погубить лишь жизнь, особенно разумную. Погибнут, наверное, и все животные. Но растения, те, которые не попадут в зону светового излучения ’ и ударной волны, не должны погибнуть. Выживут и простейшие живые существа. Мутации, вызванные радиоактивностью, могут даже пойти им на пользу, так же как и многочисленным микробам и вирусам. Страшным будет этот мир, населенный чудовищными микроорганизмами!…»