Воскрешение из мертвых (илл. Л. Гольдберга) 1974г. - Томан Николай Владимирович. Страница 91

— Но не грозит же нам это катастрофой? — спрашивает Татьяна.

— К сожалению, грозит. Мощность падающего на нашу Землю солнечного излучения составляет примерно десять в двадцать четвертой степени эргов в секунду. А уровень производства энергии земной цивилизации близок к десяти в двадцатой степени. Дальнейшее увеличение производства энергии на нашей планете может нарушить ее энергетический баланс, и тогда средняя температура Земли повысится на несколько градусов. Это вызовет таяние полярных льдов и другие катастрофические последствия.

— Вы думаете, что именно это могло погубить соседние космические цивилизации?

— Не обязательно это. Причин для гибели цивилизаций, идущих по пути технического развития, более чем достаточно. Но Шкловский берет и такие качественно различные этапы развития материи во Вселенной, как, например, «неживая материя — живая материя — естественная разумная жизнь — искусственная разумная жизнь». По этой схеме искусственный разум является высшим этапом развития материи во Вселенной.

— И это возможно? — удивляется Татьяна. Она уже слышала такие утверждения от Десницыных, но не очень поверила им.

— Многие ученые, особенно кибернетики, считают доказанным, что нет такого вида человеческой деятельности, которую не смогли бы выполнить электронные устройства, — отвечает за Кречетова Настя.

— Значит, то, о чем пишут фантасты…

— Да, все это в принципе возможно, — подтверждает Кречетов. — Во всяком случае, разбивая цивилизации на три типа, Шкловский относит нашу к первому. Затем следуют сверхцивилизации второго и третьего типов. Вот у третьего-то типа цивилизации он и допускает такое качественное изменение разумной жизни, при котором она может стать искусственной.

— Но ведь это трудно даже себе представить! — все еще недоумевает Татьяна.

— Да, нелегко, — соглашается Леонид Александрович, любуясь строгими, красивыми чертами лица Татьяны. Ему приятно беседовать с нею и объяснять то, что самому кажется не очень сложным. — Академик Колмогоров в своей книге «Жизнь и мышление с точки зрения кибернетики» очень правильно заметил, что в наше время страх перед тем, как бы человек не оказался ничем не лучше бездушных автоматов, делается психологическим аргументом в пользу таких идеалистических представлений, как витализм и иррационализм.

— Зато, — смеется Настя, — у искусственных цивилизаций отсутствуют, наверное, проблемы преступности…

— Но вернемся к главной теме, — перебивает ее профессор Кречетов. — Такие искусственные сверхцивилизации, по мнению Шкловского, могут быть обнаружены существующими астрономическими средствами. Однако этого не произошло, из чего он делает вывод, что либо наши критерии искусственности очень несовершенны, либо сверхцивилизации во Вселенной отсутствуют. И заключает скептически: «Увы, я склонен ко второму объяснению!»

— Сами-то вы как считаете, Леонид Александрович? — интересуется Татьяна.

— Я во многом согласен со Шкловским. Посудите сами: когда планета наша была первобытна, на нее будто бы прилетали гости из космоса. А когда она стала излучать на метровых волнах примерно в миллион раз большую мощность, чем ее естественный фон, это почему-то никого не привлекло. Можно ведь было и не прилетать к нам, а связаться каким-либо иным способом. По уверениям некоторых популяризаторов науки, «пришельцы» сообщили когда-то землянам важные сведения. Почему же они не интересуются теперь, как использовали мы их информацию и советы?

— Да, конечно, это странно… — соглашается Татьяна.

— А вывод тут один: никаких «пришельцев» на нашей планете никогда не было. Все это липа, как говорят мои студенты, — смеется профессор Кречетов.

— Я и сама так думала, — удовлетворенно кивает головой Татьяна, — но вы теперь теоретически вооружили меня в возможном споре с «отцом Феодосием», старым вашим знакомым, известным вам по имени Корнелий Телушкин.

— Так это снова Корнелий морочит голову Вадиму! — удивленно восклицает Леонид Александрович. — Жив, значит, курилка? Он очень опасный человек, Татьяна Петровна. Может не только Вадима совратить с пути истинного, но и любого вашего богослова.

— Мы постараемся, чтобы этого не произошло, Леонид Александрович.

18

В тот же день Татьяна заходит к подполковнику Лазареву и, рассказав ему о ходе поиска Вадима Маврина, предлагает:

— А что, Евгений Николаевич, если я в Одессу съезжу?

— С какой целью?

— Сейчас ведь не о Маврине только наша забота. Его друзья найдут способ, как вернуть Вадима на завод. Человек он не глупый и одумается, конечно. Главное теперь — помешать Телушкину осуществить его замыслы. В том, что он затевает какую-то аферу, у меня нет ни малейших сомнений.

— Вы уверены, что его замыслы уголовно наказуемы?

— По имеющимся у Дионисия Десницына сведениям, в подвал особняка архиерея Троицкого уже привезена печатная машина. Стало быть, Корнелий Телушкин будет что-то печатать. Уже сам факт тайного печатания подпадает, по-моему, под действие статьи семидесятой Уголовного кодекса, даже если текст замышляемых публикаций не будет носить антисоветского характера, в чем я очень сомневаюсь.

— Но пока все это одни лишь догадки, — пожимает плечами Лазарев. — Скорее всего, все-таки Телушкин хочет с помощью «пришельцев» более убедительно, чем это делалось до сих пор, доказать существование всевышнего. Это прославило бы его не только в христианском мире. Он ведь честолюбив…

— Но и неглуп, — перебивает Евгения Николаевича Татьяна. — Должен, значит, понимать, что это неосуществимо. Да и не нужен им бог. Андрей Десницын дал мне почитать книгу французского марксиста Антуана Казановы о Втором Ватиканском соборе. Он пишет в ней, что католические прелаты сами говорили на своем соборе, что бога уже не ищут в физической природе, где таинства больше не в чести. Бог даже не гарант универсальной закономерности, обнаруженной в структуре природы и человека. Я запомнила эти слова довольно точно, так что можете считать их цитатой из книги Казановы.

— Ого, как святые отцы стали откровенничать! — восклицает Лазарев.

— Жизнь заставила, — уточняет Татьяна. — Научно-техническая революция нашего века. Трезвеют помаленьку. Не случайно же немецкий теолог Бултман еще несколько лет назад заявил: «Нельзя пользоваться электричеством и радио, а в случае болезни требовать современных лекарств и клиник и одновременно верить в мир духов и новозаветные чудеса».

— А для того чтобы точно знать, что же в архиерейском подземелье затевается, нужно побывать в Одессе и вступить в контакт с магистром Травицким.

— Но каким же образом, Татьяна Петровна? Травицкий, как нам известно, не такой уж простак.

— Я не забываю об этом, Евгений Николаевич, и не собираюсь общаться с ним лично. Надеюсь главным образом на помощь сотрудников Одесского управления Министерства внутренних дел.

— Но ведь у вас на это весь отпуск уйдет…

— Я все равно собиралась в те края. Тетка у меня в Николаеве, а Одесса почти рядом.

— Мне остается только попросить комиссара Ивакина дать указание сотрудникам Одесского управления Министерства внутренних дел о содействии вам.

Накануне отъезда Татьяна встретилась с Олегом и сказала ему:

— Хочу познакомиться с твоими стариками.

— А может быть, потом, — замялся Олег, — когда вернешься?…

— Зачем же откладывать? Или ты стесняешься, что они у тебя простые люди? Ну так это не только глупо, но и неуважительно по отношению ко мне. За кого же ты меня принимаешь? Может быть, за баронессу какую-нибудь? Честно тебе скажу — не нравится мне это. Ты же знаешь, что мой отец тоже был простым рабочим…

— Но он вышел, как говорится, в крупные ученые. А мой начал отличным слесарем-инструментальщиком, а кончил запоями. Сейчас, правда, уже не пьет «по причине расстройства здоровья». Боюсь, что знакомство с ним не доставит тебе удовольствия…

— Как же ты можешь так об отце?

— Не думай только, что у меня с ним плохие отношения…