Дневник советского школьника. Мемуары пророка из 9А - Федотов Лев Федорович. Страница 25

– В какие вы подвалы идете? – спросила у меня Мишкина мама.

– Да так… посмотреть, – промямлил я в ответ. Михикус мне подмигнул и поправил на себе свою историческую кепку.

– Ну, путешественники, – обратилась к нам его мама, – уже отправляетесь?

– Уже, – ответил Мишка.

Чтобы было удобно, я оставил свой фонарь у Мишки, и мы вышли на лестницу. В моем кармане брякали карандаши с циркулем, тетрадка. Коробки со спичками, резинка, свеча – и этого мне уже было достаточно. Мишка имел то же самое, за исключением карандаша с циркулем, тетрадки и резинки, но зато на его руке блестели часы, взятые им, конечно, для определения времени во время блужданий в подземельях. Только мы позвонили Олегу, как вдруг дверь открылась, и появился он сам, в полном вооружении. В его бездонных карманах были спички, половина купленной свечи, самодельная «аварийная» свечка и звенящее долото с клещами.

– Молодец, воин! – похвалил я. – быстро собрался! Но где твоя шапка? Ты, так же, как и я, идешь без нее?

Сало, услышав мой вопрос, взмахнул руками и бросился к двери. Нетерпеливо нажав на звонок, он в ожидании открытия двери принялся поплясывать русскую. Только ему Нюша открыла дверь, как он бросился туда, вопя во все горло:

– Ах ты, японский бог! Забыл!!!

– Ну, ты, турецкий султан, чего там? – смеясь, спросила она его.

Прошла секунда, не больше, и Салик вновь появился на пороге. На его пышную поэтическую гриву была посажена какая-то общипанная посеревшая старая ушанка, с завязанными наверх ушами.

– Боже ты мой! – вскричал я. – Что это за древность? Ее купили, когда тебе было 5-ть лет, что ли?

Сало лишь улыбнулся, и мы стали спускаться.

– Сколько время? – спросил я у Мишки, доставая тетрадку, чтобы записать туда время нашего выхода.

Михикус глянул на часы и сказал тоном профессора астрономии:

– Ровно шесть… то есть, вернее, семь минут седьмого. – Я поспешил записать эти цифры.

И вот мы вышли во двор.

– Сколько у каждого коробок со спичками? – спросил Олег.

– У меня две, – ответил я.

– И у меня тоже, – добавил Мишка.

– Значит, поровну, – сказал Сало.

– Не забывайте, – обратился я ко своим спутникам. – Нам нужно запомнить наши первые слова, что мы произнесли при входе в подземелья.

– Постараемся, – проговорил Михикус.

Небо было совершенно темным, воздух был насыщен большим количеством водяных паров, и у нас под ногами хлюпали лужи.

– А мы с тобою, Мишка, еще без галош, – сказал Сало, уныло усмехаясь. – Левка – то предусмотрительный черт – одел их! Ну и ехидное же создание!

– Да, ехидное, – улыбаясь, подтвердил я.

Наконец, мы подошли к прачечной нашего дома и повернули к церковному садику.

– Ребя, – тихо сказал Олег. – Нам нужно поодиночке пройти, чтобы не заметили. Давай разъединимся.

– Ничего, пройдем и так. Все равно вместе будет лучше, – возразил Мишка.

– Лучше все-таки поодиночке, – настаивал Сало.

– Сначала посмотрим, есть ли около церкви сторож или вахтер, а потом видно будет, – проговорил Михикус.

Мы прошли воротца около нашей амбулатории и вышли на дощатую площадку, откуда шла вниз широкая деревянная лестница в садик, посередине которого и стояла церковь Малюты Скуратова. Это была на вид невзрачная небольшая церквушка о пяти куполах, кирпичные стены которой потеряли свой яркий цвет и потрескались. Теперь в ее зале был гараж, и мы могли, конечно, нарваться на кого-либо, который бы не замедлил спровадить нас обратно. Таким образом, мы соблюдали величайшую осторожность. Но нам не везло. Только мы вышли на площадку, как нам в глаза бросилась расплывающаяся в темноте фигура человека, стоявшего недалеко от склада.

– А-а, ччеррт! – проскрежетал Мишка. – Вахтер!!! Вечно он здесь околачивается! Когда нам нужен тот вход, он там, когда этот – он здесь! Черт бы его совсем побрал!

– Сделаем вид, что мы хотим просто пройти по садику к воротам и выйти на набережную, – предложил Сало.

Мы так и сделали. Беззаботно посвистывая, мы спустились в садик и двинулись по направлению к воротам на набережную между вахтером и складом, прилегающим к церкви. Здесь мы врезались в полосу жидкой грязи и луж. Не видя в темноте дороги, нам пришлось протопать где попало, и вскоре мы очутились на суше. Я покосился на вахтера; он бесцеремонно прохаживался вдоль стены и не обращал, очевидно, на нас внимания.

– Скорей! – шепотом поторопил нас Мишка.

Мы быстро завернули за угол церкви и стали невидимы вахтеру. И вот мы подошли к началу каменной лестницы, уходящей вглубь под церковь. Дальние ступеньки расплывались в жуткой темноте, и нам казалось, что перед нами бездонная пропасть. Вернее, там даже и ступенек-то не было, ибо они от времени успели совершенно истереться. Сама лестница в подземелья церкви находилась рядом со входом в служебное помещение гаража, и нам нужно было скорее скрыться под землею, так как первый же рабочий, вышедший из гаража, увидал бы нас, а там… все понятно!

– Пошли, – шепнул Михикус, нагибаясь и ступая на первые кирпичные ступени истертой лестницы.

– Нагнитесь, а то вахтер нас сразу увидит, если зайдет за угол, – сказал он нам.

Мишка приподнялся на цыпочки и, посмотрев на угол церкви, увидел, что никого нет. Тогда он нагнулся и стал осторожно, но быстро скользить вниз. Мы с Саликом последовали за ним. У меня сильно колотилось сердце, и я задерживал дыхание, ибо нас еще могли заметить. Наконец, мы предстали перед полукруглой дощатой дверью, состоящей из двух створок. Доски были высохшими и серыми от старости.

Первые слова принадлежали Мишке. Он сказал нам шепотом:

– Идите за мной. Я тут знаю… – И он осторожно приоткрыл створку двери. Послышался слабый визгливый скрип. Мы замерли на месте, но в следующее мгновение уже протискивались сквозь дверные створки. Теперь нас никто не мог заметить – мы окунулись в беспросветную темноту первого подвала, входящего в состав обширных подземелий скуратовской церкви.

Мои зрачки широко раскрылись, но я видел только перед собой одну лишь угольную темень.

– Плотно закрой дверь, – услышал я голос Мишки.

Дверь скрипнула, и узкая темно-синяя полоса неба совершенно исчезла. Я ощутил резкий запах какой-то сырости, к которому еще прибавлялся запах не то плесени, не то пыли, не то старых каменных осыпавшихся стен, но этот запах был особенный, какой-то своеобразный.

Атмосфера здесь была весьма спертая, и процесс дыхания несколько затруднялся. Под ногами мы чувствовали не кирпич и не крепкую землю, а слой какой-то мягкой трухи, похожей на рваные тряпки или разбросанную паклю… но видеть мы ничего не видели.

– Черт возьми… как тут темно… не видать ничего… – еле слышно пробормотал Сало. Я в свою очередь хранил глубокое молчание.

– Ну, зажги свечу-то, – буркнул он Мишке.

– Дурак! Это у самых дверей-то? Чтобы свет увидали? Сказал тоже! Пока спичку зажгу. – И Михикус достал из кармана коробок. Чиркнув по его ребру, он извлек свет. Спичка ярко вспыхнула и разгорелась ровным пламенем. Ее тусклые оранжевые лучи бросали на все окружающее зловещие светлые блики, отчего картина, которую мы увидели, казалась дикой и мрачной. Я оглянулся… Мы находились в небольшом низком подвале, стены и потолок которого состояли из серых невзрачных кирпичей, а пол был покрыт каким-то тряпьем пополам с древней трухой. Комнатка была небольшая. С одной стороны в ней валялись сломанные стулья, серые от пыли, с другой – стояли старые громоздкие бочки. Прямо перед нами чернел проход в следующий подвал.

– Ну, пошли, – сказал Мишка, держа спичку в правой руке.

Тени на стенах задвигались, оживились, и вскоре комната погрузилась в беспросветную темноту, так как мы прошли в следующую залу. Переход был короткий, и мы его прошли быстро.

– Смотри, – сказал мне тихо Мишка. – Видишь, вот туда еще отходит зала. Это вторая половина этого подвала. – И он указал мне налево.

– Давай посмотрим, можно ли нам сейчас пройти по этому ходу, – обратился Сало к Мишке, показав на низкий ход, ведущий влево и имеющий поперечный срез, напоминающий четверть круга. Мишка заглянул в него и проговорил: