Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич. Страница 45

Сложившееся двоевластие они рассматривали как законное сотрудничество между буржуазным правительством и пролетарской «легальной оппозицией», и главной своей задачей Совет считал защиту рабочих перед лицом буржуазного государства. «Совет, — заявили они, — будет поддерживать Временное правительство постольку, поскольку оно будет защищать завоевания революции».

При этом ни один из лидеров Совета не должен был «запятнать» свое светлое социалистическое имя участием во Временном правительстве. Однако трудовик Александр Керенский оказался не столь щепетилен и занял-таки пост министра юстиции. «Социалистам нужен свой человек в буржуазном лагере!» — именно так он объяснил свое появление в правительстве.

Камнем преткновения для меньшевиков являлось их отношение к войне. «Если революция не победит войну, — считали они, — то все ее успехи превратятся в ничто». И тем не менее именно вопрос о войне разделил партию меньшевиков на «оборонцев», «центристский блок революционных оборонцев» и наиболее близких к большевикам «интернационалистов». Все они считали своим долгом оказывать давление на правительство, требуя выхода из войны на основе демократической программы. Но ничего конкретного при этом не предлагали.

Хватало в Петросовете и социал-революционеров, чья партия была создана в 1902 году из остатков разгромленной в 1881 году «Народной воли». По своим политическим воззрениям эсеры являлись наследниками народников и всегда считали, что Россия имеет свой собственный исторический путь развития (крестьянского социализма), отличный от Европы. Тем не менее и они отошли после Февраля от своих программных требований и приняли политическую линию меньшевиков, считая, что Россия еще не готова к социалистической революции.

Да, пока меньшевики были сильнее, и все же заглавную роль могли сыграть именно эсеры, поскольку считались партией крестьянской революции. И по мере того как армия разлагалась, количество их сторонников быстро росло. Особенно если учесть, что Советы рабочих депутатов уже очень скоро станут Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В состав Петросовета входили и анархисты. Их было гораздо меньше. Как и Ленин, они сразу же заняли непримиримую позицию по отношению к Временному правительству.

Большевики тоже имели свое представительство в Исполкоме Петросовета (6 из 39), но особой роли в нем не играли, да и не могли играть: все их лидеры находились за границей и в ссылках. Ленина в России никто не знал, и все его общение с ней ограничилось для него беседами с попом Гапоном и матросом с «Потемкина» Матюшенко. Хотя в то же время есть данные и о том, что уже на третий день революции большевики вели революционную агитацию. И, как мы увидим дальше, все предпосылки у них для этого были.

Возглавившие Русское бюро ЦК Шляпников, Залуцкий и Молотов оказались в сложном положении. С одной стороны, тезисы и указания Ленина обязывали их проводить ту самую вызывающую политику, которой были недовольны многие большевики, и призывать к гражданской войне и поражению своего Отечества. С другой — партийная резолюция от 1905 года предусматривала образование временного революционного правительства и признавала желательным участие в нем большевиков «в целях беспощадной борьбы со всеми контрреволюционными попытками и отстаивания самостоятельных интересов рабочего класса».

Располагая лишь этими руководящими указаниями, Шляпников, Залуцкий и Молотов в конце февраля составили проект партийного манифеста, в котором призвали к созданию «Временного Революционного правительства» и немедленному прекращению «кровавой человеческой бойни». Однако всего через неделю лидеры Русского бюро принялись на все лады осуждать его как «правительство капиталистов и помещиков» через возродившуюся 5 марта газету «Правда». При этом они постоянно высказывали мысль о том, что Советы должны созвать Учредительное собрание для установления «демократической республики».

Что же касается войны, то резолюция Бюро призывала к превращению империалистической войны в гражданскую, но в то же время пока воздерживалась от прямого призыва к национальному поражению. Обстановка еще более осложнилась после воссоздания Петербургского комитета партии, который привлек к себе много новых членов, между которыми имелись серьезные разногласия практически по всем вопросам. В целом он оказался ближе к правым и поддерживал Временное правительство.

Такова была политическая ситуация весной 1917 года, и в отсутствие вождя очутившемуся на передовых партийных позициях Сталину предстояло разыгрывать сложнейшую шахматную партию...

ГЛАВА ВТОРАЯ

Но прежде чем сесть за шахматную доску, надо было занять соответствующее его авторитету и дарованиям место в Русском бюро и войти в редакционную коллегию «Правды», во главе которой стоял хорошо известный Сталину по совместной работе в той же «Правде» в 1912 году Молотов. Молотову помогали Калинин, которого ценили за авторитет полезного члена партии крестьянского происхождения, и некто Еремеев, о котором и по сей день мало что известно. Это были по-своему способные и преданные партии люди, и тем не менее, как считал сам Сталин, по своим заслугам они не шли ни в какое сравнение ни с ним самим, ни с Мурановым, ни с Каменевым.

И, направляясь на следующее утро во дворец бывшей балерины и царской возлюбленной Матильды Кшесинской, где теперь размещалось Русское бюро, он даже не сомневался, что «младшие товарищи» встретят его с распростертыми объятиями и он без особого труда займет достойное место в руководстве Бюро. Но... не было ни распростертых объятий, ни радости, и без проволочек в Бюро прошел только Муранов. Он не был сторонником антивоенной политики Ленина, однако его безупречное поведение в ссылке сыграло свою роль.

Что же касается Каменева и Сталина, то они встретили не только решительный, но и в высшей степени оскорбительный отпор. Над Каменевым по-прежнему дамокловым мечом висело его отречение от Ленина на царском суде, и в конце концов, было решено принять его «в число сотрудников «Правды», если он предложит свои услуги». Его статьи Бюро согласилось принимать «как материал, но за его подписью не выпускать».

Со Сталиным было еще сложнее. Ввиду его «некоторых личных черт» Бюро дало согласие на его работу в нем только с совещательным голосом. Какие же именно его «личные черты» насторожили членов Бюро, Сталин так и не выяснил. Но догадывался. По всей видимости, дошли до Питера рассказы этого жиденка Свердлова об их трениях в ссылке. Мог внести свой вклад и Молотов, который успел познать его крутой нрав по совместной работе в «Правде» еще в 1912 году.

Сталин ничем не выразил своего неудовольствия, но внутри него все дрожало от ярости. Как смели все эти «чистюли» бросать ему, признанному и закаленному борцу с самодержавием и «Ленину Закавказья» с барского стола кость в виде какого-то там совещательного голоса! Когда надо было уходить от охранки, устраивать подпольные типографии, кормить вшей в тюрьмах и замерзать на этапах, никто почему-то даже не вспоминал о его «личных чертах»! А тут...

Но спорить не стал. Как и когда-то сам Ильич, он решил идти другим путем. Обходным. Обстоятельно поговорил с Мурановым, и... уже на следующий день стал полноправным членом Русского бюро и редколлегии «Правды». Муранов ввел Сталина и в созданный для оперативного решения текущих дел Президиум Бюро, в котором он теперь вместе ним противостоял Шляпникову и Залуцкому. А чтобы избежать равного распределения голосов при решении спорных вопросов, в него была введена Елена Дмитриевна Стасова, давний и испытанный член партии.

В тот же день Муранов, Сталин и Каменев были избраны представителями большевиков в созданном меньшевистскими и эсеровскими лидерами Исполнительном комитете Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.

Конечно, ничего нового Сталин не изобрел. Интриги и сила всегда были основными орудиями политиков. Да и не он один вел себя подобным образом в то буйное время. «Возвращавшиеся, — писал Питирим Сорокин о тех самых людях, которых еще совсем недавно так восторженно встречали из ссылок, — корчили из себя героев-покорителей и жаждали, чтобы их почитали как освободителей, отцов-благодетелей... Многие из возвратившихся «политиков» наглядно демонстрировали собой неуравновешенность сознания и эмоций.