Гребаный саксаул (СИ) - Герман Сергей Эдуардович. Страница 21

Старший патруля – сержант- сверхсрочник. Фамилия – Болдырев. У него кошачьи усы и хитрый- прехитрый взгляд из- под нависших бровей.

Солдаты подходят ближе. На петлицах у них мотострелковые эмблемы.

Болдырев бросает ладонь к виску. Голос у него громогласный. Дал господь талант.

-Старший патруля, сержант сверхсрочной службы Болдырев.- Сержант сверхсрочной службы звучит, как майор.

-Попрошу ваши документы. Увольнительные.

Слюнявя пальцы листает военные билеты.

-Откуда?

Отвечает младший сержант. Он улыбчиво щурится. Но в голосе явственно слышится вызов.

-Оттуда сержант. Провинция Герат.- Младший сержант усмехнулся- Если точнее Фарах, если тебе это о чём то говорит.

-Говорит...говорит...Воинский устав он для всех обязателен.

Герат...Это там погиб Витька Федотов из нашей школы.

Я оттягиваю сержанта в сторону.

-Ты ничего не понял. Они оттуда...из-за речки.

Сержант непонятливо спрашивает:

-Откуда...оттуда?- Потом недовольно бурчит.

-Это ты не понял. Мы что так и будем до вечера, как дураки ходить?

Мне захотелось дать ему в морду. Как когда то лейтенанту Сучкову.

-Не будем. Отпусти ребят. Куплю я тебе пива.

Услышав, что у меня есть деньги, старший патруля подобрел.

Мы стоим под деревьями, курим. Я дал Болдыреву денег, он ушёл за пивом.

Я не спрашиваю, как там? Не стоит задавать этот вопрос. Ответят, езжай туда сам и всё увидишь. Будут правы.

Я спрашиваю.- Фарах, где это?

Младший сержант отвечает- недалеко от Шинданда, скалы. Там в скалах они и сидят, суки! А мы вокруг, 101-й полк.

Сержант затягивается, затаптывает окурок.

-Мы в ваш город двух двухсотых привезли. Лейтенант на два часа в город отпустил. Спасибо тебе, а то сверчок твой нам бы все жилы вытянул. Не хочется время на ерунду тратить. Вечером борт, снова туда.

Мимо, негромко переговариваясь проходят люди. Выходной день многие с детьми. Вспоминаю,- «если бы не мы, вас бы давно...»

Мы прощаемся. Приходит Болдырев. Приносит пиво. Мы молча пьём. Говорить не хочется.

* * *

Последние месяцы службы, тянутся как резиновые. Мне кажется, что они не кончатся никогда.

Я понимал, что скоро закончится привычное опостылевшее житьё и нужно будет уходить из этого городка, знакомого до выбоин на асфальте, уходить от друзей-однополчан, от командиров, уходить в новую жизнь, где тебя кроме родителей никто не ждёт.

Чем заняться на гражданке? Остаться в посёлке? Пить водку и драться? Чтобы рано или поздно сесть за то, что проломил кому-то голову. Или к сорока годам превратиться в испитого, никому не нужного бича?

Ещё будучи сержантом срочной службы, я уже писал небольшие рассказы об армии. Есть настроение — я пишу. Нет- всё равно пишу. Так между делом исписал общую тетрадь. Догадывался, что моя писанина может попасть к офицерам, поэтому всем персонажам менял имена.

Однажды тетрадь всё таки попала к замполиту.

-Учиться тебе надо- Сказал лейтенант Аюпов.- Я поговорю с командиром роты. Думаю, что он не будет возражать, чтобы тебе дали направление на подготовительное отделение.

* * *

Жизнь катилась обычным чередом. Построения, наряды. После развода задействованные на подготовку к полётам или работам отправлялись в автопарк или на аэродром, остальные расползались от греха подальше, чтобы не попасть на глаза комбату.

На территории части стояла библиотека. Там работала какая то женщина, её имени я не знал.

Окна библиотеки библиотеки прикрывали шторы. По вечерам у окон крутились солдаты. Им хотелось познакомиться. Когда тебе двадцать, и ты сутками сидишь за забором, потянет даже к бабе- яге.

Кавалеров гоняли офицеры. Был строжайший приказ комбата, никакого блядства на территории вверенной ему части.

Помедлив, я неожиданно свернул к зданию библиотеки. Отворил скрипучую дверь. В зале было тихо и прохладно. В глубине помещения прятались книжные полки.

Я шагнул вперёд. Навстречу мне поднялась тридцатидвухлетняя женщина, в очках, с остреньким как у птицы носиком и бледными губами.

Она показалась мне некрасивой. Её фигуру портил плоский зад, обтянутый чёрным крепдешином.

В ней не было ничего особенного. Есть такие женщины, которых трудно назвать порочными или сексуальными. Но...Я даже не знаю, как это называется. В общем, за серой непривлекательной внешностью чувствуется нерастраченная женская энергия.

Женщина взглянула на меня. Сняла очки, протёрла стёкла краем блузки. Я поздоровался.

-Что вы хотели?

-Разумеется книгу.

-Что вас интересует? Стихи или проза?

Мне показалось, что от меня воняет сапожной ваксой. Во рту стоял запах солдатских щей.

Я попросил что-нибудь о любви, но не Кама-Сутру.

Женщина взглянула на меня внимательнее.

Протянула мне «Тёмные аллеи» Ивана Бунина. Я случайно коснулся ее руки. Меня словно ударило током. Пришёл в роту и лёг на заправленную кровать, закинув ноги в сапогах на стоящую рядом табуретку.

Я перелистывал страницы. Странно, но чужие страсти почему то совершенно меня не трогали. Перед глазами стоял завиток её волос над ухом. Голубоватая пульсирующая жилка на виске.

Я задремал.

Вечером снова пошёл в библиотеку. Библиотекарша не удивилась. Я протянул ей книгу.

-Не понравилась?- спросила она.

-Просто уже читал...Ещё в школе.

-Я могу предложить вам «поющих в терновнике». Это тоже о любви. Но она не здесь. Дома.

-Ничего страшного, - сказал я. - Могу зайти...Или заехать. Но как это воспримет муж? Кстати, кто у нас, муж? Надеюсь не подполковник Боярский?

-Мужа нет. -Просто сказала она.-Приходите.

-Вы подарили мне надежду,– сказал я.

Она засмеялась, добавила. - Вечером, после девяти, я всегда дома.

На листке отрывного календаря она написала адрес.

Я вышел, осторожно прикрыв дверь.

* * *

После майских праздников меня должны были отправить домой.

Весь вечер я собирался на свидание. Мишка приволок мне выстиранное и отглаженное хебе. Я собственноручно подшил белоснежный подворотничок. В дембельском дипломате на всякий случай лежала бутылка водки и пачка болгарских сигарет.

-В женщине возраст не главное– говорит Мишка,– главное – чувство, которое ты к ней испытываешь. У тебя же есть чувство?

Я прислушался к своим ощущениям. Чувства были.

Мы помолчали. Было слышно, как в ленинской комнате бормочет телевизор.

К двенадцати часам ночи к воротам КПП было заказано такси.

Коняев шёл за мной следом и канючил.

-Ну возьми меня с собой! Ну есть же у неё подруги!

Мы поругались. Я назвал Юрку тупой лошадью Пржевальского. А он от всей души пожелал мне намотать на винт- трихомоноз, хламидиоз и гонорейный стафилококк.

Через час после того, как я отбыл в город, дежурному по части сообщили о моём отсутствии. Роту подняли по тревоге. Из города вызвали командира роты. В пять часов утра он ждал меня в канцелярии.

-В тюрьму хочешь?- спросил ротный.

Я молчал.

-Молчание знак согласия. - Сказал капитан.- Будет тебе тюрьма. Пока пять суток. Если понравится я походатайствую о добавке. Ты же грамотный сержант, знаешь, что могут продлить до тридцати суток. Выворачивай карманы.

На стол легли военный и комсомольский билет. Записная книжка. Авторучка.

Капитан профессионально снял обложку комсомольского билета. Вытащил оттуда сорок рублей, крохотную фотографию Тани. Я вырезал её из школьной стенгазеты. Капитан пересчитал. Спросил:

-Откуда деньги? Кого ограбил?

-Родители прислали...на дембель.

Капитан скорбно приподнял брови.

-Дембель откладывается, как и крах империализма. Тебя ждёт казённый дом. Деньги зло, я их изымаю. Получишь после освобождения.

Капитан Камышов выдвинул ящик письменного стола. Обнаружил там листы бумаги, рапорт сержанта Мангасаряна. Я выхватил фразу «Собчаю вам», пистолетный патрон, пачку печенья. Мелькнула мысль- «Мангасарян оказывается способен складно излагать свои мысли на бумаге. С письменностью у него явно лучше, чем с устной речью».