Гребаный саксаул (СИ) - Герман Сергей Эдуардович. Страница 8
Вниз бежать легко. Надо только смотреть, чтобы не сломать шею. Зато подъем, долгий, нескончаемый. Мы почти ползём, хватаясь руками за камни, какой- то колючий кустарник.
Бегущие сзади и по бокам сержанты бодро пинали нас по ногам.
Капитан Диянов не спеша бросал под ноги взрывпакеты.
- Вперёд, обезьяны!
По спине и из-под мышек бегут ручейки пота. Лёгкие хрипят и и выворачиваются.
Есть! Есть всё-таки Бог на свете. Кто-то из первого взвода рухнул в яму. Какой-то металлической фиговиной внутри противогаза ему срезало кончик носа. Когда сорвали с лица противогаза, из него вылили наверное стакан крови.
Давид показал себя настоящим профессионалом. Он залепил рану пластырем, обмотал голову раненого бинтом и на санитарной машине с инструктором рванул в ближайший населённый пункт. Нам разрешили устроить привал. Мы скинули сапоги, перекуривали и у всех в голове крутится одна и та же мысль.
Вот сука! Почему не пизданулся раньше?
Здесь могут нас назвать собакой,
Стереть достоинство и честь.
Но мы в душе пошлем всех на х ер
И как всегда ответим: Есть!
Марш завершался приказом о допуске личного состава, как успешно прошедшего марш, к эксплуатации техники.
* * *
Наш взвод заступил в караул.
Начальник караула спал – на нём портупея, полевая форма, сапоги. В изголовье мерцала тусклая лампочка.
Мне нравится ходить в караул. Там хоть ненадолго можно оказаться одному. Со своими мыслями, воспоминаниями, мечтами.
Капитан Диянов дежурный по части. Заявился в караульное помещение. Позвал меня в курилку.
- Слушай сюда. Каныгин уходит на дембель. Мне нужна замена. Хочу оставить тебя. Не возражаешь?
- Почему меня?
- Я так решил. Но могу подробнее. Не стучишь. Не дурак. Службу любишь. Ещё?
- Никак нет. Достаточно.
- Тогда так. Через две недели рота уезжает на уборку. Ты остаёшься со мной. Привыкай. Находи общий язык со старшиной. Он единственный здесь, кто знает службу. Кстати, ты знаешь, что он фронтовик?
- Нет, товарищ капитан.
- Теперь знай. Два ранения, медаль «За отвагу». К ноябрьским получишь младшого. Если начнёт вербовать Залупа, сразу посылай его на хер и скажи мне. Всё понял?
- Так точно!
Нашу роту отправили на уборку урожая. По этому случаю экзамены были сданы досрочно. В части оставался только наряд и караульный взвод.
В часть прибыли абитуриенты - солдаты и сержанты, собирающиеся поступать в военные училища. Около месяца они готовились к вступительным экзаменам.
* * *
В воскресенье, с утра прибежал дневальный.
- Иди, тебя Зингер вызывает.
У старшины, в каптёрке сидел незнакомый сержант в спортивном костюме, из абитуры.
- Костя, - протянул он мне руку.
Зингер пил чай из стакана в мельхиоровом подстаканнике.
Костя курил, красиво пуская дым колечками.
- Пойдёте домой к майору Цирулину, поможете его жене переставить пианино. А то грузчики привезли и бросили его как попало.
По коврам в сапогах не ходить. Водку не пить. Матом не разговаривать! А то будет вам ой- ё- ёй!
Мы с Костей неспешно двинулись в городок, где жили офицеры с семьями. Новобад городок солнечный, приветливый. Встречные с нами здоровались.
По дороге я узнал, что Костя Можейко москвич. Парнем, как мне показалось, он был улыбчивым и доброжелательным. И всё у него было хорошо.
У подъезда стоял фургон.
Костя нажал белую кнопку звонка. Звонко залаяла собака.
Дверь отворила рослая дама лет тридцати пяти, не меньше. На мой взгляд старуха. На ней был розовый халат с оборками, похожий на пеньюар. В ногах у дамы крутилась похожая на мотоцикл такса. Молча она пропустила нас в следующую комнату.
Пианино стояло в зале. Оно казалось тяжёлым, килограмм под двести и было наверное дорогим. Слава Богу, что его надо было всего лишь поставить в угол.
Сидя в коридоре, я делал вид, что пытаюсь снять сапоги. Представил себе волочащиеся по полу штрипки своих галифе, вид портянок, запах конюшни.
Костя подошёл к пианино, присел на вертящийся стул.
Внизу, словно затвердевшие языки, торчали педали.
Он приподнял крышку и ударил пальцами по клавишам. Раздался глухой стук, словно падали орехи на клавишную плитку. Щёлк. Щёлк.
В импортной стенке блестели хрустальные вазы.
- Ты чего разуваешься что ли? – окликнул он меня, - хозяйка предупредила: Разуваться не надо.
Я почувствовал облегчение. Благополучно пересёк прихожую.
На столе уже стояли шпроты, виноград, в глубоких тарелках- лагман. В хрустальном графинчике багрово рдело вино.
Жена майора курила, манерно держа сигарету в отведенной руке.
Потом повернулась к Костику. Значительно колыхнулись объёмные груди под пеньюаром. Скорее всего, они продолжали свой, только им понятный и давно начатый разговор.
- Мой милый мальчик! Ты думаешь, что наш мир живёт иначе чем ваш? Ты ошибаешься. Наш мир точно такой же. Военный городок это мир уязвленных самолюбий, растоптанных амбиций, бесконечных зависти и сплетен. Жена подполковника Окулова поручает жене прапорщика Кучинского штопать мужнино бельё. А та в отместку разносит по всему городку, что командир ходит в штопаных трусах. В нашем городке, как и во всей стране живут нищие, мстительные и завистливые люди… Ладно ребята, на сегодня всё. Спасибо за помощь. Я попрошу Якова Михайловича, пусть поощрит вас увольнительной. - Жена командира роты задумалась: - А вы Константин, пожалуйста, задержитесь. Заодно посмотрите розетки.
* * *
Почти дойдя до санчасти я вспомнил, что забыл в квартире свои наручные часы. Возвращаться было лень, но часы было жаль. Отцовский подарок.
Тяжелая, обитая качественным коричневым дерматином дверь была слегка приоткрыта. Секунду я стоял в замешательстве. Потом переступил порог. В квартире стояла тишина. Такса лежала в коридоре, положив голову на передние лапы. Слышался какой то шорох в зале. Стоны. Я сделал несколько шагов вперёд. Жена майора стояла спиной ко мне, уткнув голову в спинку дивана. Светлые длинные волосы разметались по подушке.
В вечернем полумраке матово светился её пухлый зад. Рядом, со спущенными штанами шумно дышал абитуриент Костик.
Я попятился. Собака проводила меня понимающим взглядом. Я тихонько прикрыл дверь. Скатился по ступенькам вниз. В подъезде было тихо и прохладно. Пахло жареной рыбой.
* * *
Абитура чувствовала себя вольно. Наверное, многие уже видели себя офицерами. После обеда они забив на самоподготовку валились в сапогах на кровати. Ночью уходили в самоход.
Однажды, будучи дежурным по части, Диянов пришёл в роту во время «тихого» часа. Увидев спящую абитуру, он устроил истерику с переворачиванием кроватей и выбрасыванием в окно тумбочек.
* * *
В сентябре началась отправка по частям. Мы выучили незнакомые, и непривычные названия — Аягуз, Уч- Арал, Жангиз Тобе.
Наш взвод разъехался. Ушли дембеля. Беккер уволился старшиной. Каныгин — старшим сержантом. Он долго крутился перед зеркалом в шинели и офицерской шапке, разочарованно вздыхая: «Говорил же я Диянову, что не нужен мне старший сержант. Три полоски на погоне смотрелись лучше».
В часть привезли молодых.
Незаметно подошли ноябрьские праздники. Как и обещал капитан Диянов, я получил младшего сержанта. Гарнизон перешёл на зимнюю форму одежды. «Деды» и «черпаки» достали из каптерки старые шинели, молодёжь в том числе и я, получили новые.
Шинель - это священная и незаменимая вещь в обмундировании советского солдата. Те, кому это было положено по сроку службы, начали осваивать профессию модельера. Шинели подрезали, ушивали, пришивали погоны и впихивали в них вставки. В результате шинель превращалась в произведение военного искусства.