Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 133

— Мы? — Аркадий удивился. У философов не бывает такой легкости мышления, как у проштрафившихся дочек.

— Только я не ходила в эти пыльные трущобы, — сказала Тамара. — Зачем ходить, если Аркадию все равно надо обходить их дозором?

— И чего же вы искали, Аркадий? — спросила Калерия у философа.

— Чужого мужчину, а разве вы не знаете?

— Горю желанием узнать.

Тамара провела ручкой по волосам и смутилась. Раскрыла сумку, достала щетку и стала приводить себя в порядок, глядясь в круглое зеркальце.

— Тамара предположила, — сообщил нам Аркадий, — что в нашем театре может находиться окно в параллельный мир. Но его сторожит некий человек, чужой для театра, который появляется именно тогда, когда окно должно открыться. Правильно?

— Продолжайте, — сказала Калерия.

— С точки зрения избирательности фатума, — сказал философ, — в том нет ничего интересного и особенного. Я вам должен сказать, что числю себя солипсистом. То есть окружающий мир мне только кажется. Существую в нем только я. Понимаете?

— Чего же не понять? — ответила Калерия. — Это уже со многими случалось.

Философ не уловил иронии и продолжал:

— Разумеется, именно ко мне стягиваются нити всего необычного. Я даже допускаю, что параллельный мир, о котором грезит Тамара, рожден в моем воображении.

— И Тамара? — не удержался я.

— И Тамара, разумеется, и Тамара. Ее функция в моем мире — приносить мне чувственную радость.

— Допрыгалась, — сказала Калерия. — А я думала, что ты у нас лаборанткой работаешь.

— Он же шутит! — возразила Тамара.

— О нет! — с пафосом воскликнул сторож. — Я уже не раз наблюдал, что мое ощущение женского тела не соответствует общепринятому. Я не боюсь обидеть вас, Тамара, но вы были теплой резиновой игрушкой и в то же время рыбкой, которая скачет на сковородке.

— С ума можно сойти, — сказала Калерия. — Как порой мы, женщины, обманываемся в идеале.

— А я его за идеал и не держала! — сказала Тамара. — У нас было соглашение.

Философ горько вздохнул, а Калерия безжалостно заявила:

— Какое счастье, что Тамара вам только кажется, Аркадий. Иначе вы бы на нее обиделись.

— Вот именно, — сказал философ и так энергично взмахнул головой, что космы полностью закрыли его лицо, если не считать покрасневшего кончика носа, пробившегося наружу.

— Так что же с параллельным миром? — спросил я. — Никто не приходил?

— Не время для шуток, — оборвала меня Тамара.

У нас с Тамарой непростые отношения. Когда я впервые появился в лаборатории, Тамара решила, что я и есть ее долгожданный избранник. И она долго не могла простить мне неверности — то есть внимания к другим девушкам, например к Катрин, которую Тамара полагала слишком высокой, нескладной и неуютной. Сейчас Катрин была в отпуске — сдавала экзамены в аспирантуру. Этого ей тоже простить было нельзя. Как говорит Тамара: «Женщина рождена для счастья с мужчиной, а не с дипломом». Так что, махнув на меня рукой, Тамара все равно не простила мне равнодушия. И при любом удобном случае подчеркивала передо мной свою популярность в мире мужчин.

— Будем собираться? — спросила Калерия. — Время движется к утру. И сторожу спать пора.

— Я никогда не сплю на дежурстве, — сказал Аркадий.

— А зря, — заметила Калерия. — Если этот театр вам только кажется, то какого черта его охранять?

— Правила игры, — ответил Аркадий. — По этим правилам я охраняю театр, а мне дают деньги, чтобы я питался.

— Для меня слишком сложная логика, — сказала Калерия. И обернулась к Тамаре: — Ты привела себя в порядок?

— Я и была в полном порядке, — огрызнулась Тамара. — К тому же на улице темно.

Я решил, что обязательно приду сюда с Егором. Пускай он попытается на месте воспроизвести события.

— Вам можно будет позвонить? — спросил я у Аркадия.

— Зачем? — удивился тот. Голос звучал глухо из-за завесы волос.

— К вопросу о параллельном мире, — сказал я. — Мне хочется поглядеть, где же наши миры соприкасаются.

— Не положено, — ответил Аркадий солдатским голосом.

— Я позвоню и приду, когда здесь будете вы. Другому человеку трудно объяснить…

— Господи! — вдруг рассердился сторож. — Неужели вам не понятно, что, во-первых, у меня нет дома телефона, потому что я веду экономный образ жизни. Во-вторых, никаких параллельных миров нет и быть не может. А вашу девочку я и пальцем не тронул. Если она нимфоманка, то лучше за ней следите.

— Я ухожу, — сказала Тамара. — Меня еще никто так не оскорблял.

Аркадий проводил нас до дверей. Он был надут и официален.

В машине Калерия набросилась на Тамару:

— Ты до сих пор не усвоила такое понятие, как служебная тайна! Нам придется с тобой расстаться. Я представляю, что ты там этому хиппи наговорила!

— Ничего не наговорила. Он же все равно в параллельный мир не поверил, мы с ним по кулисам лазили, а он руки распускал. А я терпела ради пользы дела. У шел оверкам!

— Чего?

— Это английский язык, — сказала Тамара. — И это значит — бороться и искать, найти и не сдаваться. Амундсен.

Сообщив нам такой ворох исторических сведений, Тамара замолчала.

Только у своего дома, выходя из машины, она сказала:

— И все-таки жизнь моя сложилась неудачно. Это так плохо, когда тебя не понимают!

— Число людей, посвященных в наши проблемы, катастрофически увеличивается, — сказала Калерия.

Шел дождик, мостовая поблескивала под светом фар и фонарей. По улице медленно ехала поливальная машина, разбрызгивая вееры воды.

— Наверное, они не успели выполнить зимний план по поливу, — сказала Калерия.

— Нет, — возразил я, — они на сдельщине. Чем больше выльют воды и чем больше посыплют соли, тем скорее уедут отдыхать на Мальорку.

— Ты думаешь, что стоит самому посмотреть за кулисами? — спросила Калерия.

— Да, — ответил я, не удивляясь. Я уже привык не удивляться Калерии.

— Пойдешь с Егором?

По сути дела, мы оказались в тупике. Верили мы Егору или нет, но после взрыва драматических событий, последовавших за исчезновением Люси, наступила гнетущая тишина. В театре Тамара ничего не нашла, певец исчез, директор убит, Барби «ищет милиция».

Поход в театр, который мы с Егором предприняли в понедельник, был данью долгу. Не более того.

— Вы твердите, что надо ждать, — говорил мне Егор. — Но сами знаете, что Малкин уже не вернется. Он скрылся в том мире, прихватив с собой Люську, как плату за вход.

— Вряд ли все так просто, — возразил я. — Если Малкин знал о возможности уйти туда, то, уж наверное, он имел связи с ними раньше. Он — часть какого-то заговора. И ваш опыт, Егор, говорит о том же. Все встречи с ветеранами, сам метод отправки вас сюда… — Я говорил суконным языком плохого учебника, потому что сказать мне было нечего. Само существование того мира было бредом, и все с ним связанное тоже было бредом. — Неужели ты в самом деле веришь в то, что какой-то там император Киевского вокзала шесть лет ждет, пока вырастет несравненная красавица, а затем говорит какому-то певцу: давай меняться, ты мне девицу, а я тебе время.

— Ага, — сказал Егор, и я понял, что он моих филиппик не слушал. — А Малкин неплохо придумал. Ведь времени там нет. Значит, и болезнь не может развиваться. Там же не умирают от естественных причин. Значит, Малкин решил рискнуть — он спасает свою жизнь и сидит там ровно столько, сколько понадобится времени врачам, чтобы изобрести лекарство от СПИДа. Наивно? А какой у него есть другой выход? Да никакие его деньги, никакая слава не помогут. Люди почище и побогаче его уже отправились к праотцам.

— Очень уж все это по-книжному, — сказал я. — Приключенческий роман. Красавица на далеком берегу, принц, яхта с белыми парусами. Ассоль подрастает и ждет своего принца.

— Я читал, я знаю, — сказал Егор. — Но вы там не были, а я был. И я видел этого императора Киевского вокзала и всю эту нечисть. Я знаю, что они все ненормальные — там нельзя долго оставаться нормальным. Помните, я вам рассказывал, что у них меняется кровь. Через несколько… не знаю, через сколько, но кровь человека изменяется настолько, что он уже не может вернуться. Представляете, Малкин посадил себя в вечную тюрьму. Но я боюсь за Люську…