Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 191

— Знаю, знаю! — Берия вспомнил. — Так это тебя он вернул через шесть лет, чтобы жениться? Он думал, что сможет жениться, идиот!

— Это я была, — призналась Людмила, — меня украли и притащили сюда, это была плата одного человека за то, что ему дадут тут место… не обычным путем, не под Новый год — а через дырку…

— Да, через дырку, и это самое ужасное, — вздохнул Лаврентий Павлович. — Мы здесь погибнем из-за этих дыр. Тебе известно, что через них просачивается смертельная для нас субстанция?

— Нет, я не слышала.

— Я покажу, я обязательно покажу.

Лаврентий Павлович поднялся со стула и пошел по кабинету. Он подошел к окну. «Когда-то в это окно смотрел сам Владимир Ильич. А в то время уже существовал наш мир… как бы у него под ногами. Наверное, когда заболел, он был бы рад сюда уйти, но не догадался. Вот гений, а не догадался. А жаль — мы бы с ним вдвоем тут славно поработали. Как мне не хватает рядом умного, решительного человека. Ведь остальные — сборище неполноценных уродов».

А с этой девицей все выходило как нельзя лучше. В смысле, что он правильно на нее вышел. Интуиция сработала. «Нас, старых ищеек, не проведешь. Конечно, она уже бывала в своем времени, вернулась, снова ушла. И я должен всему этому верить? Да она же камикадзе, она пожертвовала собой, чтобы держать нас под контролем… а вдруг не пожертвовала? А вдруг есть способ остаться здоровым? И она, эта Людмила Тихонова, — член заговора, полна живой кровью?»

— А как у тебя с половой жизнью? — неожиданно спросил Лаврентий Павлович.

— Так же, как у вас.

— Не употребляешь?

— Мы мертвецы, — сказала Людмила.

— Про Александра Матросова помнишь? — спросил Берия.

— И про Муция Сцеволу, — сказала девушка.

Про Муция Сцеволу Лаврентий Павлович не слышал. Потому ее слова как бы не услышал.

— Некоторые, — сказал он, — жертвуют собой ради работы. Мне это понятно. Я таких людей уважаю. Разведчик всегда уважает настоящего разведчика.

Он с ожиданием впился в нее очками.

— Вы ошибаетесь, Лаврентий Павлович, — нет здесь шпионов сверху. По крайней мере я таких не видела.

— А почему?

— Я думаю, что невозможно, — сказала Людмила, — никто там не верит, что мы живы. А дырки если возникают, то они, как я понимаю, непостоянные. Не уловишь…

— А как же у императора Киевского вокзала дырка была?

— У него был особенный человек, в кресле. Я его видела. Он чувствовал, когда и как образуется дыра. Его убили.

— Правильно, — согласился Берия. — А в остальном ты сделала ошибку.

— Какую ошибку? — Тонкими дугами высокие брови поползли наверх, к краю волос. — Я сделала ошибку?

— Лучше бы настаивала на одной версии, — сказал Лаврентий Павлович. Он говорил поучительно, заботливо. Как с собственным агентом, которого готовил к серьезной операции. — Стояла бы на своем, и я бы в конце концов тебе поверил, что глаза обманули старика. А ты сначала сказала, что была одна, а потом плохо придумала местного жителя. А здесь нет местных жителей. Это проверено.

Люся смотрела мимо него, не отвечала.

— По твоим реакциям я все понимаю, — усмехнулся Лаврентий Павлович, — ты сейчас в тупике.

Люся пожала узкими плечами. Упрямилась.

— Жаль, ты мне нравишься, — сказал Берия. — И я сначала просто хотел проверить, не подозревал ничего серьезного. Но интуиция меня не подвела. Тут все очень серьезно. Кому-то важно было знать, о чем мы говорили? Враги у нас могут быть двоякого рода. Или внутренние враги, скажем, какая-то организация в Ленинграде. Сейчас такой организации я не знаю. Была группа интеллигенции — мы ее разогнали… Или не разогнали?

У него была манера: говорить, говорить, а потом прервет поток речи и задает неожиданный вопрос.

— Не знаю, — сказала Люся.

Может, и в самом деле не знает?

— Тогда остается враг внешний. Вот это серьезно, потому что сегодня совет заседал именно для того, чтобы выяснить вопросы, касающиеся внешней опасности. Вопросы секретные. И тут появляешься ты, с неизвестным мужиком, с твоей загадочной биографией. Ну что бы ты стала делать на моем месте?

— Отпустила бы меня, — сказала девушка.

— Зачем? Кто тебя ждет? Что тебя ждет? Нет, я тебя не отпущу. Я сначала попытаюсь узнать о тебе все, что можно. Я ведь не один, у меня есть агентура. Есть и список жителей Ленинграда. Могу затребовать список из Москвы. Так что я твоего мужика найду. А ты пока посиди у меня, благо пищи не просишь. Или тебе надо пищу подавать?

Лаврентий Павлович ждал ответа с нетерпением — от него многое зависело. Потому что, когда больной узнает о том, что кто-то вылечился от его безнадежной болезни, в нем просыпается надежда касательно самого себя.

— Меня не надо кормить. — Люся чуть улыбнулась, потому что догадалась о цели вопроса.

Лаврентий Павлович подошел к двери, открыл ее, там в белом коридоре стоял охранник.

— Здесь есть надежное место спрятать ее или надо везти на Литейный? — спросил он.

Вопрос был ритуальный. На Литейном никого не было. Дом НКВД пустовал, не хватало людей, чтобы его поддерживать в боевой форме. Да и не было дел — как ни придумывай, слишком мало здесь населения и слишком мало это население желает.

— Найдем. Будет надежное место, Лаврентий Павлович, — ответил охранник.

— Тогда отведите гражданку Тихонову, — сказал Берия, — я с ней завтра побеседую.

Это все был набор слов из давно исчезнувшей жизни, но так как охранник когда-то был старшим майором Госбезопасности и берег память о той власти, он с наслаждением служил Берии и поддерживал игру в прошлое.

Берия остался в кабинете Ленина.

Он сидел за его столом, но не исключено, что стол заменяли, так что помощи от стола ждать не приходилось. Но хотелось.

Неожиданно он вскочил и потребовал отвезти себя к заливу, где проходило заседание. Никак не мог успокоиться…

Велосипедисты плелись еле-еле, он по их спинам видел, как они его ненавидели. Но это были его люди, ветераны, некоторые попали сюда в тот же Новый год, что и он сам. Тогда хрущевские недоноски подняли руку на самое святое — на кадры.

Когда они снова остановились перед рестораном, Берия подошел к велосипедистам и сказал:

— Наша служба легкой не бывает. Но кто-то должен взять на себя ответственность. Вы вольные люди, можете идти на все четыре стороны. Но учтите: кто остался в рядах, тот подчиняется строжайшей дисциплине. Иначе нас растопчут враги.

Велосипедисты знали цену таким словам, но человеку нужна востребованность, чувство локтя и право наказывать других, кто слабее.

Берия прошел внутрь ресторана. За ним шагал старший майор.

Лаврентия Павловича интересовали служебные помещения вокруг зала, где они заседали. Раздаточная, куда поступали блюда снизу из кухни, моечная, туалеты, кладовка…

— Если бы раньше, — сказал догадливый старший майор, — мы бы собаку пустили. А здесь и курицы нету.

Снаружи можно было проникнуть через кухню, лесенка вела в раздаточную — об этом не подумали. Кладовка Берии не понравилась. Под ее невысоким потолком были решетки. Вели они почему-то в зал. Если встать на табуретку, то можно все слышать и видеть.

Лаврентий Павлович взобрался на табуретку и заглянул в решетку. «И видно неплохо, — подумал он. — Как на выставке».

— И видно неплохо, — сказал он старшему майору. — Что ты скажешь?

— Это вы табуретку к дырке подвигали? — спросил старший майор.

Берия посмотрел себе под ноги. И чуть не выматерился. Ведь если на пыли были следы Люськиного мужика, он их стер. Прав майор…

Он вернулся в раздаточную и здесь взял реванш.

— Убери ногу, сейчас наступишь, — сказал он старшему майору.

В легком слое пыли были видны четыре квадратика — тут стояла табуретка. Следы тоже были, неясные, но обозначались. Мужские ботинки, размер сорок четыре.

— Судя по следу, — сказал старший майор, — из недавних. Импорт.

Берия поглядел на помощника по-птичьи. Тот занимался криминалистикой — просто так, из любви к искусству. Бывают же такие монстры.