Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 224

Доктор чуть не засмеялся. Эту фразу недавно привезли сверху молодые люди, и она относилась ко времени, когда памяти о Берии почти не осталось.

Шахматисты замолкли.

Доктор старался быть незаметным — хоть под стол лезь.

Но Берия его заметил.

— Долго еще ждать?

— Примерно полчаса.

Ощущение времени у каждого было свое, индивидуальное, но понятие получаса все равно оставалось.

— Тогда занимайтесь делом, — сказал Берия. — А мы с товарищами погуляем.

Он вытолкал шахматистов из комнаты.

И доктор слышал, как он громко спросил:

— Лишнего не трепались?

— А что есть лишнее? — спросил на это Лядов. Он все время подчеркивал свою независимость. Зачем ему надо было — понять невозможно. Наверное, такой характер…

Больше доктор ничего не слышал.

Он узнал немного. Но то, что узнал, испугало его, потому что он боялся Лаврентия Павловича и его черной души.

Майоранский с Лядовым отправлялись в Верхний мир на три дня, чтобы в районе станции Бологое пересесть на автобус и прибыть в деревню Максимово или Максимы, которой, может быть, уже и нет на карте.

Там, в деревне, находится склад или база отравляющих веществ. Лядов в этой Максимовке работал, а Майоранский принадлежит к ведомству Берии, и его можно даже обвинить в каких-то убийствах с помощью зонта. Операцию, которую они намерены совершить, можно отнести к катастрофам — это что-то ужасное.

Возможно, речь идет о бациллах страшной болезни — доктор знал, что есть центры, где такие бациллы выводятся.

Знание, которым обладал доктор, было знанием для одного человека, а потому бессмысленным. Если он не ошибался и не стал жертвой мании преследования, то именно от него теперь зависит судьба всей Земли. Это, конечно, сказано громко, но ведь и само положение доктора не менее невероятно с точки зрения здравого смысла.

Ему надо обязательно увидеть Егора — достойного доверия человека, который не потерял способности к действиям.

Он скажет, что надо делать.

Или сам сделает что надо.

Подошел Гоглидзе.

— Проверьте, Леонид Моисеевич.

Хоть Гоглидзе и считал себя родственником Лаврентия Павловича, хоть и позволял себе выпады против доктора, тем не менее он понимал, что Леонид Моисеевич человек гениальный, не потерявший своих качеств в Чистилище и притом благородный. Для того чтобы выжить, полезно было иметь родственником Берию, но, если бы Гоглидзе дали волю, он бы выбрал в родственники доктора.

Перед доктором лежали индивидуальные параметры крови или, вернее, плазменной жидкости шахматистов. Ее состав позволял ввести в кровь консервант.

Все три дня, которые они проведут в настоящем мире, они не будут нуждаться в пище и во сне, хотя утомившись — а они будут быстро утомляться, — они могут вздремнуть. Им потребуется вода. Но не пища. Атрофированный кишечник работать не сможет.

Вода же нужна для кожного испарения.

Доктор перешел к Гоглидзе, и они принялись за изготовление консерванта, вовсе не панацеи и не спасения. От надежды переселиться наверх, если кто и питал ее, приходилось отказаться.

Конечно, размышлял Леонид Моисеевич, надо бы ему пробраться следом за шахматистами. И заодно поглядеть на столь давно покинутый мир. Но как ты последуешь за ними, если они знают тебя в лицо, если они бегают быстрее тебя и дерутся больнее. Да и сам Берия насторожен. Он проследит за тем, чтобы доктор не убежал.

— Дай мне все расчеты, — попросил доктор Гоглидзе. — Не хочу рисковать.

Гоглидзе пожал плечами.

Тут рискуй не рискуй, шансов за то, что шахматисты возвратятся живыми, немного. Даже Гоглидзе это понимал. Доктор поднял руку на законы природы. Правда, неизвестно, что за природа эти законы установила. Какова ее суть и каковы намерения?

Но сам Гоглидзе, как отважный мужчина, некоторое время назад вызывался сопровождать доктора Фрейда в испытательную вылазку по ту сторону Чистилища. Они побывали в сентябрьском пригороде, и Гоглидзе стало дурно от забытых и невероятно соблазнительных запахов и шумов.

Доктору пришлось тащить его назад на плечах.

В дыре их, правда, встретили чекисты и лично товарищ Берия.

Затем выпустили двух женщин, почти кончившихся, обезумевших от старости. Берия велел выпустить их на длинных веревках.

Женщины обрадовались, стали бегать, прыгать и рвать траву.

Потом они утомились и легли спать.

На второй день они были живы.

А ночью третьего дня каким-то образом избавились от веревок, и больше их не видели.

Надо было бы провести больше опытов, но не было времени и материала.

Доктор взял расчеты и стал их просматривать.

Конечно, можно было без этого обойтись, но доктор тянул время. Он надеялся, что Егор все же проберется к нему в Смольный.

Доктор сидел за столом и мысленно шел вместе с Егором вдоль стены Смольного и приседал, когда видел издали велосипедиста из охраны штаба Революции.

Возвратились шахматисты вместе с Берией.

— Давай начинай процедуру, — сказал Лаврентий Павлович.

Как настоящий организатор, Берия внимательно следил за своими проектами. Так было с атомной бомбой, так было и с изобретением Леонида Моисеевича. Ведь важность проекта не зависит от числа задействованных в нем сотрудников или вложенных в него миллиардов рублей. Важен результат.

Такого результата Берия не ждал даже от атомной бомбы.

Если все удастся, он станет единственным и безраздельным правителем Вселенной.

Правда, надо будет убрать последних консулов.

Но никогда ничего не бывает просто. Такова жизнь. Доктор — предатель. Этого следовало ожидать. Такая уж нация — небольшая, но крайне опасная. Сколько их было в рядах нашей партии! Лаврентий Павлович полностью разделял точку зрения Хозяина — Россия для тех, кто живет на ее территории испокон веков. Для русских, грузин, мордвы и белорусов.

Хорошо, что Берия не пожалел времени и присутствовал в этом подвале на разных этапах проведения эксперимента. Подталкивал доктора, требовал объяснений. Разумеется, Лаврентий Павлович сам не биолог. Но ему и не нужны детали… Он может проконтролировать поведение предателя в принципе.

Шахматисты оробели.

Даже смешно, когда робеет Майоранский, который стольких убил, медленной и мучительной смертью убил в своей лаборатории — именно уколами. А сейчас он побаивается.

Гоглидзе перетянул руку Майоранскому выше локтя.

— Сожмите кулак, — приказал он.

— Зачем?

— Вы же грамотный человек! — рассердился Гоглидзе. — Неужели не понимаете, что я вашу вену найти не могу?

Майоранский принялся сжимать пальцы.

«Как уйти? — продолжал думать доктор. — Как обмануть их?»

Пока ничего не придумаешь, кроме затяжки времени.

Гоглидзе сам вкатил два кубика в вену Майоранскому. Доктор занялся Лядовым.

— Больно, — сказал Лядов. — Надо было учиться.

— Я не медсестра, — сказал доктор. — А в вас крови не осталось.

— Сколько надо ждать? — спросил Берия.

— Вы знаете, — сказал доктор, — надо будет подождать два часа. У вас же есть песочные часы.

— Я их вам отдавал.

— Мне?

— Они здесь. — Гоглидзе принес часы.

Берия взял часы.

— Пошли, — сказал он шахматистам. — Отдыхать будем в моем кабинете. Нет, вам, доктор, туда пока не нужно, я вас позову.

Он увел шахматистов.

У доктора отлегло от сердца.

Ничего не произошло. Но возникла пауза.

Два часа — доктор нарочно продлил срок растворения вакцины в крови. Потому что каждая лишняя минута увеличивала шансы. Егор успеет прийти…

— Вы можете пойти погулять, — сказал доктор своим помощникам. — Только далеко не отходите. Там был бой…

— Я здесь останусь, — сказал Гоглидзе.

— Неужели вам не интересно поглядеть на бывшее сражение? — произнес доктор.

— Чего же интересного, — ответил Гоглидзе. — Это не сражение, а бандитская разборка. Лаврентию Павловичу приходится отбиваться.

— Он победит?

— Разумеется, победит. Иначе наша с вами работа теряет смысл, — глубокомысленно ответил Гоглидзе.