Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 29
Начало каждого полета требовало такой концентрации всей душевной и физической энергии, что начинал болеть живот и ломить в затылке. Боюсь, что, если бы мне в такой момент смерили давление, оказалось бы, что меня надо срочно класть в больницу.
Нет, я не птица и не создан для полета.
Рассуждая так, я устраивался поудобнее на ветке, глядя в открытое окно номера «полулюкс».
Как раз когда я еще шумел и потрескивал ветвями, Порейко подошел к окну и стал вглядываться в полутьму.
— Как бы кто не подслушал, — сказал он.
— Вы же знаете, это больничный сад. Ну кто в него ночью пойдет? — ответил Одноглазый Джо.
— Кому не надо, тот и пойдет, — ответил Порейко. Он стал закрывать занавеску, но изнутри комнаты сразу откликнулся генерал.
— Можно оставить немного свежего воздуха? — спросил он. — Как говорится, голова в холоде, ноги в тепле. Суворов.
Штору закрывать не стали.
Генерал пил кефир из квадратного пакета. Ему нравилось пить кефир.
— Не то что алкогольные напитки, — сообщил он.
— Я надеюсь, что здесь никто не услышит, — сказал Порейко. — Хотя я продолжаю думать — неплохо бы закрыть окно.
— И не думай, — воспротивился генерал.
Порейко вернулся к окну. Он смотрел вниз, словно кто-то мог подобраться к дому и подложить бомбу. Он курил, и, когда затягивался, его лицо становилось оранжевым от разгоревшегося уголька.
— Я рассчитывал на большее количество живой силы, — сказал генерал. — Моя статистика показывала другие величины.
Наверное, он был генералом по интендантству. Хотя в политику обычно уходили генералы из политорганов.
Я ощутил вечернюю тишину. И запах листвы. Где-то далеко залаяла собака. Вечер был безветренным, парным, и каждое слово, сказанное в комнате, мне было слышно, будто я сидел среди собеседников.
— В общей сложности, — ответил Порейко, отвернувшись от окна и возвратившись в комнату, — мы достигнем нужного числа. Добавим со стороны.
— Ни-ни! — возразил Рустем. Перед ним стояли в ряд несколько банок с пивом «Хейникен», он открывал их по очереди, слизывал пену и потом высасывал банку до дна. — Никакой самодеятельности. Мы мобилизуем наших людей, спецконтингент. Мне надоели объяснения. К тому же, по некоторым сведениям, к нашей деятельности проявляет интерес департамент Мясоедова.
— Это в МВД? — спросил Порейко. Теперь к окну подошла Александра.
— Ты куда? — спросил Порейко.
— Душно у вас, накурено, — сказала она.
Нас разделяла пропасть в десять метров; если бы она смотрела прямо на меня, наверняка бы углядела в листве.
Я замер, превратившись в сук. Сук был не очень убедителен, но она меня не заметила.
— В МВД, — сказал Марков и почесал убегающий подбородок, — но у нас к ним хода пока нет. Пока.
— Как же так, с вашими-то деньгами, с вашим влиянием?
— Я тоже удивлен, — сказал генерал. Он пил кефир, расплывшись на стуле, видно, спине привычней было опираться на прямую твердую доску.
— Это дело времени. Департамент невелик — одно слово, что департамент. Но они решили, что чем меньше людей, тем меньше утечки. Купим. Обязательно купим.
Я подумал, что разговор идет о департаменте полковника Миши. Мне хотелось, чтобы существовал департамент, куда еще никто не смог залезть, купить, развратить и уничтожить.
— Это опасно, — сказал генерал. — Поймите, что я обладаю высокой репутацией. Если что-то просочится в продажную прессу, моей репутации будет нанесен непоправимый ущерб.
— Непоправимых ущербов не бывает, — Рустем открыл еще одну банку пива, — все забывается. На этот счет есть поговорка, но я ее забыл. — Он говорил без акцента, но жестко произносил согласные.
Он сыто засмеялся, словно забыл поговорку нарочно, чтобы подшутить над собеседниками.
— Так, и что же? — спросил Порейко. — Что им известно?
— Им известны предыдущие мобилизации, — сказал Рустем. — Они уже вычисляют, что произошло, и даже, мне сообщили, просили прикрытия для того, чтобы послать агентуру в пункты, где могут произойти новые казусы.
— К нам тоже? — Александра отвернулась от окна и кинула вопрос в густую полутьму комнаты. Им бы свет зажечь. И, как бы услышав мою мысль, генерал произнес:
— Совсем ничего не видно, я этого не выношу. Даже в блиндаже у меня всегда было освещение проведено. Я помню, сидели мы в Грозном под вокзалом, и я говорю ребятам: «А ну-ка сделайте мне свет!» Сделали, черти полосатые!
Генерал врал. Не был он в Грозном под вокзалом, потому что и в прошлом, и в позапрошлом году ему было все те же восемьдесят лет. Такой генерал годен только для митингов.
— Значит, к нам прислали агента? — спросила Александра.
— Вот именно это и я хотел спросить, — произнес Порейко.
Александра зажгла торшер. Его уютный свет как бы сплотил людей, словно на полотне Рембрандта, — остальной мир перестал существовать, растворившись в теплой темноте.
— Не исключено, — сказал толстый. — Мясоедов отличается методичностью.
— А если у нас возникли подозрения? Даже без ваших предупреждений. Что нам делать? — спросил Порейко.
— В двух словах попрошу изложить суть дела, — приказал генерал.
— Недавно у нас в городе появился человек лет двадцати пяти. По биографии и документам — ветеран. Но что меня смутило с самого начала — он остановился в доме у некоего Аркадия Полухина, личности подозрительной и, по нашим сведениям, тайного сотрудника органов.
— Какие основания? — спросил Марков. — Я спрашиваю, чтобы призвать вас к осторожности. Наши товарищи в других местах часто ударяются в подозрительность. А излишняя подозрительность так же опасна, как излишняя доверчивость. Мы можем оттолкнуть, а то и погубить хорошего, преданного идее человека. И главное — привлечь к себе внимание органов. Учтите, не все у нас еще куплено, не все еще нам подвластно. Мы стремимся к этому и в центре, и на местах. Но работа нелегкая, ох нелегкая.
Марков подвигал козырьком и с тоской посмотрел, как уменьшается ряд пивных банок. Перед ним оставалось три или четыре.
Александра перехватила взгляд и, улыбнувшись, сказала:
— Мы можем нашего человека послать. Он всегда киоск откроет.
— Киоск не надо! — предупредил Порейко. — Киоски контролируются враждебной нам группой.
— И вы допускаете?.. — удивился генерал. Он постучал донышком кефирного пакета о столик, стук получился авторитетным и даже строгим.
— У каждого свои проблемы, — сказала Александра. — Вы не можете навести порядок в Москве, а мы не можем разобраться со всеми противниками в маленьком Меховске. Чувствуете сходство ситуации?
— У вас молодые, сильные, смелые ребята! — рассердился генерал. — Поднимите их, направьте, дайте цель, лозунги, и пускай они все сделают.
— Командарм, — сказал Рустем, — ты требуешь от ребят невозможного. Сам говорил, что они нам могут выделить слишком мало людей, а хочешь, чтобы они схватили весь город. В Меховске действует параллельная организация?
— Действует, ох как действует! — поспешил с ответом Порейко. — Союз ветеранов Афганистана во главе с неким Мельником. Мы не наладили с ними связи.
— И не надо, — согласился Марков. — Это не наши люди. Но если вам удастся оттянуть от них в свою структуру отдельных ребят, сделайте это. И если завтра вы позовете на дело кого-то, мы только скажем спасибо.
— Понимаю, как не понять, — согласился Порейко. — Но все не так просто, как кажется.
— А мне ничего не кажется, — сказал Марков. — Ваше дело подчиняться, а наше — принимать решения.
— Вам хорошо оттуда рассуждать, — пытался сопротивляться Порейко.
— Вы лучше скажите мне о шпионе, — сказал генерал. — Многие операции, должен вам сказать, срывались оттого, что в ряды наших сил внедряли их разведчика. Так что, попрошу вас, по порядку, а мы уж будем принимать решения.
— Юрий, — сказал Порейко, — Юрий Иванович Старицкий.
— Хорошая фамилия, — сообщил генерал, — из столбовых дворян.
— Я у него изъял паспорт, а он его у меня потом выкрал, — сказал Порейко.