Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир. Страница 33

— Кое-что о нем она знала.

— Значит, и Порейко знал.

— Возможно.

— Ты учти — она как гадюка, как скорпион смертоносный.

— Если она хотела, чтобы он умер…

— Ты не понимаешь, Юрик. — Она возвратила мне расческу. — Порейко ждал, когда к Аркадию пришлют связника или он себя чем-то проявит. А как только ты появился, они своего дождались. Наверно, и ты проговорился или не то показал.

— Может быть, — согласился я.

— Так ты знал? — Она говорила все так же тихо, но в голосе булькали злые слезы.

— Я сегодня вечером почувствовал, — сказал я. — Но я не предполагал, что они так сделают.

— Как сделают?

— Заставят меня остаться на лишних полчаса с Порейкой, а за это время пришлют своих убийц. И одним ударом расправятся со всеми — и со мной, и с ним.

— Что-то они с тобой не расправились, — сказала Рита. — Но почему? Я не понимаю!

— Я тоже не понимаю. У них какие-то планы относительно меня.

— Ты не обманываешь?

— Рита, ты же знаешь, что я тебя не обманываю. Иначе бы ты сюда со мной не пошла.

— Они должны были тебя тоже убрать. Они ведь ничего не боятся.

Говоря, она гладила Аркадия по плечу, непроизвольно. Потом вдруг отдернула руку.

— Холодный, — сказала она, — мертвый.

Из глаз, по выдающимся крутым скулам, по упругим щекам, как дождь по стеклу, текли слезы.

— Я же говорила — уедем, Аркаша, — сказала она. — А он говорит — они меня не тронут. Я им нужен. Чего им меня бояться?

— Именно сейчас они очень испугались, — сказал я. — И они могли предположить, что он мой связник. Тогда они завтра будут следить за мной — что же я сделаю, какие другие пути буду искать. А вдруг я здесь не один?

— Сложно, — сказала Рита, — сложно рассуждаешь.

— Ничего сложного. Они как бы перекрыли плотиной речку и смотрят — есть ли другое русло, куда повернет вода.

— А куда ты повернешь?

— Лучше я тебе не скажу об этом.

— Ты мне не доверяешь, что ли?

— Я за тебя боюсь, — ответил я. — Сейчас ты не знаешь, что я собираюсь делать, и ты в относительной безопасности. Если тебя даже будут допрашивать, ты все равно не ответишь.

— Глупости, — сказала Рита. — Главное, что мы должны их наказать!

— Мы с тобой ничего не можем доказать.

— Но мы знаем, что это — Порейко.

— Мы подозреваем его. Не более того. Почему не предположить, что Аркадий еще кому-то мешал?

— Кому же? Одуванчику? С ними он и не общался. Милиции?

— Не знаю, Рита, честное слово, не знаю.

— А я знаю. И они не уйдут от меня живыми.

— Рита, будь осторожна. Извини, если тебе покажется, что я говорю как по учебнику, но месть никогда не была хорошим советчиком.

— Иди ты знаешь куда!

Она кинулась в угол, там на стуле лежала смятая простыня. Рита развернула ее, и я увидел на простыне какие-то бурые пятна. Но Рита не думала об этом. Она накрыла простыней Аркадия с головой. И он сразу исчез — как будто ушел свидетель. Мы остались одни.

— Рита, — спросил я, — ты не знаешь, где у него был факс? — спросил я. — Мне сейчас очень нужен факс — я должен доложить о том, что произошло.

— Не знаю. Он тоже считал, что месть плохой советчик.

— Здесь часто проходят поезда? — спросил я.

— Зачем тебе?

— Чтобы доехать до Рыбинска или Ржева и к утру вернуться.

— Здесь редко ходят поезда. Ночью только один, и ты к утру не вернешься.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда мне надо идти.

— И что ты придумал?

— Не знаю. Проводить тебя?

— Я останусь здесь, — сказала она.

Она наклонилась над ним, отогнула простыню, будто закрытый белой тканью с головой Аркадий раздражал ее, потом подвинула табурет, села возле Аркадия и стала смотреть на него.

— До свидания, Рита.

— Убирайся отсюда, пока живой, — сказала она. — Очень тебя прошу. И от имени Аркаши тоже.

— До свидания, — повторил я и ушел.

Я вышел на улицу. Еще недавно я бежал по ней к больнице. Больничный корпус тянулся в стороне от дороги. В одном только окошке на первом этаже еще горел свет. Кому-то там было плохо.

Я пошел к вокзалу. Я думал, что если поездов не будет, то по крайней мере рядом автобусная станция и может быть поздний автобус. На площади перед станцией бывают леваки, ждут запоздалых пассажиров.

Я проверил по карманам — денег было немного, меньше двухсот тысяч.

Правда, под пяткой у меня были спрятаны триста долларов на крайний случай.

Рита была слишком спокойна. Словно она уже решила, что будет делать. Одна она ничего не может, но помочь ей — означает выдать себя и провалить дело. А я всей шкурой чувствовал, что нахожусь на пороге открытия — то, что должно произойти, произойдет в ближайшие дни, именно в Меховске, и полковник должен быть предупрежден об этом.

Если он узнает обо всем завтра, может быть поздно.

Я быстро шел по улице, которая должна была привести меня к станции. Я мог бы и подняться, воспарить… но мой мозг подсказывал, что к скоростным перелетам я не готов и не знаю, научусь ли летать быстро. Так что лучше всего бежать. Но бежать я не хотел, чтобы не привлечь к себе постороннего внимания.

Сзади меня догоняла машина. Она ехала не очень быстро. Я подумал, что если водитель смилостивится или захочет заработать — пускай подбросит меня до станции. Все же километра два.

Шагая по улице, я теряю драгоценные минуты. Может, именно сейчас отбывает автобус до Кашина.

Не понимаю, как я мог настолько потерять осторожность.

Только последний идиот мог остановиться на обочине и поднять руку, голосуя.

Машина послушно тормознула. Я шагнул к ней.

Ну что бы мне притвориться кем-то другим!

Я склонился к открытому окошку.

И тогда сообразил, что меня догнал знакомый милицейский «газик». Тот самый милиционер сказал, глядя на меня с ухмылкой:

— Садись назад. Тебе куда?

Я колебался — бежать или подчиниться. Но, как назло, справа от меня тянулся высокий забор. Пока буду перелезать, наверняка пристрелят.

— Спасибо, — сказал я.

Задняя дверца открылась, приглашая меня внутрь.

Внутри сидел Одноглазый Джо. Но я узнал его, только когда он заговорил, как всегда, со смешком:

— Куда собрался? На вокзал или автобусную станцию?

Не оборачиваясь, милиционер предупредил меня:

— Только ничего не придумывай. Я хорошо стреляю.

Я решил — говорить как можно ближе к правде. Не объяснять же, что я дышал свежим воздухом!

— Я хотел уехать, — сказал я. — Немедленно. К чертовой матери от вас всех подальше. Мне еще не хватало уголовки. Ведь на меня повесите.

— С чего ты такой умный? — спросил Одноглазый Джо.

— А я самый удобный клиент. Я даже думаю, что те, кто Аркашку убил, на меня и рассчитывали. Приехал какой-то братан, неизвестно зачем, лучший кандидат в убийцы.

— Зачем же тебе Аркашку убивать? — спросил милиционер. — Мы тебя и не подозревали сначала. Отпустили же?

— А ты с Риткой в морг побежал. Зачем вы с Риткой в морг побежали? — спросил Джо.

— Она же увидеть Аркашку хотела! — воскликнул я. — Разве не понятно?

— Мы бы тебя отвезли на автобусную станцию, — сказал второй милиционер, — но последний автобус уже ушел. Христом богом клянусь, что ушел. Так что неизвестно, куда тебя доставить. В отделение, что ли?

— Не надо обижать Юрика, — сказал Одноглазый Джо. — Не надо его подозревать. Он у товарища Порейко работает шофером, может, вы слыхали, сержант?

— Кажется, слыхал, — сказал милиционер. — Но нам он кажется подозрительным.

— А ты почему в милицейской машине ночью разъезжаешь? — спросил я Одноглазого.

— Смотри, какой любопытный. Неужели не догадался, что мы тебя ищем, волнуемся, переживаем? Мало ли что может случиться с мальчиком в незнакомом городе? У нас здесь мальчиков иногда насилуют.

Одноглазый Джо принялся смеяться. Если милиционеры и смеялись, то беззвучно.

— Конечно, можно отправить тебя в милицию, — продолжал Джо, — но я нашей родной рабоче-крестьянской не доверяю. Вроде бы все повязаны, а интересы у них свои. Вдруг кому-то захочется другую карьеру сделать или кто на Мельника работает? Разве не так, Петров?