Товарищ маузер (ил. А.Иткина) - Цирулис Гунар. Страница 48

Вошел Лихеев и, в первую очередь, бросил подозрительный взгляд на стол. Слава богу! К счастью, он оставил бумагу перевернутой текстом вниз. Лип Тулиан, который уже успел усесться в дальнем углу комнаты, в свою очередь подумал: «Слава богу, ничего не заметил. Не годится совать нос в тайны начальства. Это может вредно отразиться на здоровье».

— Вы могли бы и не утруждать себя приходом, — сказал Лихеев. — Я и без того знаю, что все пойдет как по нотам, вот даже донесение написал. Если уж Парабеллум вбил себе что-нибудь в голову, то его удержит только катастрофа.

— Если хотите знать, катастрофа произошла, но только для нас. Побег не состоится!

— Ты с ума сошел! Они должны бежать! Слишком много сил вложил я в это дело!…

— И я не меньше, — сказал Лип Тулиан, тоже повышая голос, — но на этот раз ничего не поможет. Парабеллум получил письмо, и все сорвалось…

— Проклятье, все летит к черту! Как я скажу об этом Регусу?! — Лихеев схватил свою докладную, скомкал ее и порвал.

Дважды пришлось Липу Тулиану повторить слово в слово содержание письма, пока до Лихеева дошел, его смысл — революционеры собираются штурмовать тюрьму.

— Ты говоришь, через десять дней? — переспросил он. — Ишь до чего босяки додумались! Ну ничего, еще успеем приготовить им достойный прием. Такие волчьи ямы устроим, что в них места хватит для всех рижских бунтарей. Целый полк казаков вызову!

— Тогда мне, господин Лихеев, в камеру больше никак возвращаться нельзя. Увидят казаков и поймут, что я предатель.

— Ничего твой Парабеллум не увидит. Не такой я дурак, чтобы до срока раскрывать свои карты. И боевики еще, пожалуй, струсят. Все произойдет в самую последнюю минуту. Как только они проникнут в тюрьму, так казаки сразу со всех сторон и подскочат. Тюрьма будет окружена, и никому из нее не улизнуть. — Он злорадно потер руки и подошел к окну, в котором бледно обозначился ущербный месяц. — Не зря боевики выбрали именно тринадцатое, — сказал он. — Через десять дней луны не будет! Хотели в темноте подкрасться… Такая предусмотрительность обернется против них самих. Это тринадцатое сентября запомнится им почище, чем тринадцатое января!… Ну, а теперь, Жених, давай назад в камеру! Будем надеяться, что ты выудишь еще какие-нибудь подробности.

Лип Тулиан замешкался у двери. Он думал о том, как могучие руки Парабеллума в свое время задушили барона Сиверса.

— Без оружия обратно не пойду!…

Не в характере Людвига было подслушивать чужие разговоры. Но Лихеев и Лип Тулиан разошлись вовсю и временами так повышали голос, что он не мог их не слышать. Какие-то бродяги собираются напасть на подвластную ему тюрьму, охраняемую сотней вооруженных людей. Это уж нечто неслыханное! Однако чем больше Людвиг думал об этом, тем беспокойнее становилось у него на душе. Да разве можно нынешние времена вообще считать нормальными? Сейчас даже стало опасно выходить в форме на улицу, того и гляди, сыграют штуку, как с начальником либавской тюрьмы. Еще немного — и самому самодержцу всероссийскому придется дрожать за свой трон… Страх в эти дни неслышными шагами расхаживал по стране, заглядывая во дворцы и замки, за тюремные стены. Пускай себе Лихеев мечтает о засадах и волчьих ямах. Дай бог, чтобы ему повезло переловить всех налетчиков. Но, ежели в суматохе из камеры удерет хоть один заключенный, отвечать придется ему, начальнику тюрьмы. И Людвиг решил позаботиться о том, чтобы этого не произошло.

6

В задней комнате столовой сестер Дрейфогель было так накурено, что едва можно было различить лица находившихся там людей. Кроме обычных посетителей, сегодня сюда явились еще Лихач и Степан. Последним пришел Робис. Фауст начал рассказывать о своих успехах, но Робис перебил его:

— И так понятно, что без ключей ты бы не приехал. Прежде всего уточним наши силы. Сколько? — обратился он к Лихачу.

— Тридцать.

— А у тебя?

— Столько же, — доложил Степан. — Но я еще не со всеми переговорил.

— У меня в Задвинье двадцать семь человек, — сказал Атаман.

— Братцы, вы меня режете! У меня только восемнадцать! — закричал Брачка. — Зато все сорвиголовы!

— А о моих десяти ключах вы совсем забыли? Самый главный от ворот тоже имеется, — дополнил свой отчет Фауст.

— Хватит, даже с лихвой, — сказал Робис. — Держите ребят в боевой готовности, но о деле расскажем только в самый последний момент. Чтобы не проболтались!

— Но в тюрьму-то надо сообщить, — возразил Лихач. — Пусть готовятся.

— Ни в коем случае!

— Черт побери, а я уже написал Дине! — признался Атаман.

Робис посмотрел на друга, хотел сказать что-то резкое, но промолчал — он понимал Атамана. Однако легче от этого не стало.

— Товарищи, — заговорил он, — произошло самое страшное. Виноват в этом я, надо было предупредить. Я убежден, что среди недавно арестованных есть предатель. — Робис по-прежнему не называл имени Липа Тулиана, не желая без неопровержимых доказательств возвести на него обвинение.

— Значит, все к черту!…

— И нам придется любоваться, как их поведут на виселицу!

— Не может быть! — запротестовал Атаман. — Я специально так написал, чтобы, кроме Дины, никто не мог понять. Я предупредил, чтобы другим она не говорила.

— Все равно уверенности нет. Нам не остается ничего другого, как… — Робис не мог закончить фразу — слишком серьезно и ответственно было его решение.

— …отказаться? — с трудом выдавил из себя Степан.

— Совсем наоборот — штурмовать сегодня ночью!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,

в которой боевики переходят в наступление

1

Не дожидаясь, пока кучер остановит тройку, Шампион выскочил из коляски и бросился наверх по ступенькам главного почтамта. Бесцеремонно оттолкнув даму, которая кому-то посылала поздравление с днем ангела, он крикнул телеграфисту:

— Умоляю вас на коленях! Освободите через час парижский провод.

— Линия на Вильно перерезана! Можно только через Петербург.

— Хоть через Северный полюс! Вот задаток!

— Но я не могу держать линию без дела, господин Шампион.

— Так передавайте что-нибудь! — И Шампион протянул крупную купюру.

— У меня под руками только «Юридический ежегодник», — сказал телеграфист. — Вы не станете возражать, если я буду передавать его?

— По мне, так хоть историю Вселенной, начиная от Адама и кончая Николаем Вторым… — С этими словами Шампион исчез.

В действительности Шампион еще не имел ни малейшего понятия о том, что расскажет в своей корреспонденции. Забежал Русениек и велел ему немедля отправляться на кладбище.

Когда взмыленные лошади остановились у кладбища, сумерки уже сгустились. Первое, что увидел Шампион, была довольно длинная процессия, которая проходила через ворота. Вначале казалось, что это похороны. Но нет, гроб донесли только до часовни, и народ разбрелся по кладбищу. К следующей подобной процессии Шампион пригляделся уже повнимательнее и узнал в ней младшего из мнимых гимназистов. Насколько можно было разглядеть в вечернем сумраке, на его физиономии не было печати скорби, какая обычно бывает у людей на похоронах. На его лице скорее было выражение озорной удали. Да и у остальных вид был тоже не слишком грустный. Некоторые приходили поодиночке и тут же исчезали за деревьями. Когда Шампион увидел Дависа Пурмалиса, он уже больше не сомневался в том, что его будущей корреспонденции суждено войти в историю.

Робис лежал в ложбинке меж двух могил. Поначалу на одной из них еще можно было различить гранитного ангела с распростертыми крыльями, потом его силуэт слился с ночной тьмой. Вернувшись с обхода позиций, Атаман с трудом отыскал Робиса.

— Вместе с нами — семьдесят маузеров!

— Так много?! — шепнул Робис. — Вот не ожидал. Если учесть, что в нашем распоряжении было всего несколько часов…