Ритуальные услуги - Казаринов Василий Викторович. Страница 51

— Ты Старой площади землицу имеешь в виду?

— Ее… Да и мало ли у нас в центре других площадей, улочек и переулков. А впрочем, это неинтересно — тебе, во всяком случае.

— А что мне может быть интересно?

— Бродя вокруг да около этого платана, я невзначай наткнулся на одну маленькую скромную фирму. Она к коренному древу вроде бы отношения не имела — так, скромный, невзрачный побег, да к тому же проросший в тех краях, где у холдинга как будто никаких коммерческих интересов не было.

— Да неужели? Еще остались такие заветные места, где наша братва не пустила корни?

— Таких мест в самом деле мало осталось. Но суть не в этом. Городок, в котором находится контора, называется Амстердам.

— И чем занимается контора? Торгует презервативами?

— С чего ты взял?

— Да так. Я слышал, что основное занятие населения этого славного города, а также миллионных толп туристов, состоит в том, что они повсеместно впадают в грех.

— Не без того. Но контора занимается чем-то более серьезным. Бриллиантами. Когда наш департамент заинтересовался холдингом, мы начали присматривать за их ведущими сотрудниками.

— Ай-ай. Это противозаконно!

— Угу. В нашей стране все что ни делается хорошего — все противозаконно. Тот факт, что мы сидим тут с тобой и пьем за Светку водку, — тоже противозаконно. По закону ты должен бы теперь сидеть в тюрьме за нанесение человеку тяжких телесных повреждений. — Он глянул на памятник, выпил, а потом очень долго молчал. — Ты этого парня так отделал, что он отвалялся полгода в каком-то австрийском госпитале, но окончательно так и не поправился. Говорят, в самом деле головку плохо держит и писается под себя. Он, кстати, сюда не вернулся, так и кочует по элитным альпийским клиникам.

Выдержав красноречивую паузу, Малахов окатил меня долгим, пытливым взглядом, словно лишний раз хотел удостовериться, я ли сижу тут с ним за могильной оградкой или это кто-то другой, потом сглотнул слюну, резко двинув голову вперед, отчего на мгновение сделался похожим на индюка, и на излете этого жеста повисла его тихая фраза:

— А вот папа этого паренька здесь.

— Ну и что?

— Потому-то мне и странно, что ты жив.

— Просто я хорошо спрятался. Как ты и советовал. На целых девять месяцев. А. потом мне снайпер чуть было не снес плечо.

— Понятно, — кивнул Малахов. — Лихо пришлось?

— Хуже не бывает… Ну да я тебя сбил с панталыку. Ты говорил что-то о парне, вместо которого я должен был улечься в гроб. Похоже, он имел веские причины, чтобы исчезнуть без следа.

— Наверное… — Малахов плеснул себе водки, вопросительно посмотрел на меня, но я отрицательно мотнул головой. — Так вот. Оказалось, наш Аркадий Евсеевич изредка мотается за границу.

— Ну, у богатых свои причуды.

— Возможно. Но меня озадачило маленькое обстоятельство.

— Какое?

— Почему он мотается в одно и то же место? Догадываешься в какое?

— Нет. Я с детства был тугодумом. Когда я учился во втором классе, мама уронила меня с балкона. С тех пор я плохо соображаю.

— Это сразу заметно, — усмехнулся Малахов. — Так вот. Наведывается, значит, Аркадий Евсеевич в славный город Амстердам…

— Счастливчик! Прилетел, сел в такси и сразу поехал в квартал красных фонарей.

Малахов поморщился:

— Он не по этому делу.

Я вспомнил Мальвину. Будь у меня под боком такая женщина, я бы тоже был не ходок.

— Нет, он сразу направляется на проспект Рокин, заходит в офис одной маленькой и невзрачной фирмы, проводит там от силы минут пять, выходит с маленьким чемоданчиком. Едет в банк. Проводит там примерно полчаса. И выходит.

— Но уже без чемоданчика.

— Ну разумеется — без. Потом для порядка шляется по городу, садится в экскурсионный автобус, осматривает достопримечательности. А вечером улетает.

— Сейфовый зал?

— Почти на сто процентов. В принципе все просто. Он, видимо, потихоньку формировал себе, так сказать, пенсионный фонд. Фирма на Рокин была им через подставных лиц куплена в девяносто пятом году. Так что накапало за это время. Деньги по сложной схеме отводились со счетов холдинга, растекались по нескольким незначительным конторам, а оттуда капали в копилку на Рокин.

— И там их превращали в бриллианты.

— Тебя в самом деле мама уронила с балкона?

— А кто во главе холдинга?

— Некто Сухой Сергей Ефимович. Ты его знаешь.

Сухой… Когда Мальвина говорила по мобильнику с Аркадием, это имя промелькнуло — я грешным делом принял его за кличку. Выходит, это не кличка, а фамилия. А что, звучная.

— Ты его тоже знаешь, — повторил Малахов. — Импозантный седой мужик. Ты должен был видеть его во дворе института — после того, как мочил его сынка в туалете.

— Почему у сынка была другая фамилия?

Малахов пожал плечами:

— Он от первого брака. Почему парень решил носить фамилию матери, я не знаю.

Я прикрыл глаза, восстанавливая в памяти: карета «скорой помощи», джипы, «мерседес», из которого выходит в самом деле импозантный человек, а вокруг него образуется вакуумная пустота, словно некое энергетическое поле, прозрачной аурой обтекающее его сухопарую фигуру, отталкивает толпящихся во дворе людей, не рискующих приближаться к нему ближе, чем на расстояние вытянутой руки, — чем-то его внешность, манера держать себя поразили меня тогда, однако только теперь я нашел этому его качеству более или менее точную характеристику.

— Он всегда настолько стерилен?

— Стерилен?

— Он даже не снял перчатку, когда приподнимал простыню.

Малахов сложил руки на груди, откинулся на косую спинку скамейки и, подняв лицо к небу, некоторое время молчал.

— В наблюдательности тебе не откажешь… Хм, перчатка! Я, сказать по правде, на это не обратил внимания. Но суть ты ухватил верно — стерилен. Причем болезненно. Если не сказать — маниакально.

— Это в самом деле что-то вроде маний? Ну, наподобие того, чем мается Майкл Джексон, который на публике иногда появляется в каком-то специальном респираторе, чтобы, не дай бог, не вдохнуть какую-нибудь бациллу?

— У богатых свои причуды. — Он с усмешкой возвратил мне копию моей недавно оброненной реплики. — По науке это называется мезофобия. Боязнь подхватить какую-нибудь заразу. Даже самую безобидную, вроде насморка… Да, он избегает прямого контакта с людьми, даже на уровне рукопожатия. Разумеется, употребляет продукты, экологическая чистота которых не вызывает сомнений. Плюс к тому специальные очистители воздуха — в офисах, в машине. М-да, Сергей Ефимович в самом деле человек глубоко стерильный, это ты верно подметил.

— Такого рода комплексы на ровном месте не возникают.

— Возможно… В его окружении поговаривают, что эта его мания как-то связана с его женой… Второй женой. Говорят, она потрясающая женщина, знаешь, из породы ярких. Ну вот, сравнительно уже давно они наведывались в Кению, на сафари, и там она подцепила что-то малоприятное — то ли малярию, то ли еще что-то. История какая-то темная… Будто бы он собирался ехать один, справедливо полагая, что такого рода вояжи по саванне не для хрупкой женщины, но в аэропорту с ней случилась истерика… Словом, никому ни слова не сказав, она прилетела следующим рейсом и застала его еще в Найроби… Деваться ему было некуда, пришлось держать ее при себе. Ну а потом она добрых полгода отлежала в Кремлевке. Чем там дело кончилось, я не знаю, да и знать не хочу. Скорее всего, ее поставили на ноги. Но с тех пор он слегка — в этом смысле — стал неадекватен, так сказать. — Малахов помрачнел и коротко глянул на керамический овал в граните памятника. — Говорят, он ее очень любил.

— В делах он настолько же стерилен?

Малахов вздохнул и скривил губы в саркастической ухмылке.

— М-да, выходит, падение с балкона все-таки имело место быть.

— Так все-таки заметно?

— Еще бы. Только сильно ударившийся головой способен предположить нечто такое — в нашей-то стране. Разумеется, в делах стерильностью и не пахло. Тут мы имеем полный наш Джентльменский набор — вплоть до того, что во времена оны при странных обстоятельствах исчезали люди, в чем-то Сергею Ефимовичу мешавшие. Версии о его причастности, конечно, отрабатывались, но доказать ничего не удавалось.