Моя легендарная девушка - Гейл Майк. Страница 21

«Луиджи’з» — дом истинной пиццы. Специальное предложение от Луиджи: две маленькие пиццы — шесть любых начинок, чесночный хлеб и два напитка — 7,99 фунтов. Если доставка займет больше тридцати минут — БЕСПЛАТНО!

Мы позвонили, переключив телефон на громкую связь.

— Специальное предложение от Луиджи, пожалуйста, — сказала Алиса.

— Какие начинки вы предпочитаете? — спросил определенно неитальянский, но подозрительно юный голос.

Алиса обернулась ко мне, в ее нахмуренных бровях я ясно прочитал знак вопроса.

Мы стали по очереди предлагать свои варианты. Я был гость, поэтому первый ход сделал я:

— Двойную порцию сыра.

— Ананас.

— Перчики. Только не зелёные.

— Грибы.

— Рыбные палочки.

— И зеленый горошек, — изящно завершила композицию Алиса.

Мне казалось, я рассмеялся впервые за много лет (на самом деле впервые за две недели). На мгновение Агги перестала существовать.

Мини-Луиджи попытался возразить, что мы можем выбирать только из тех начинок, которые значатся в списке. Алиса сообщила ему, что в объявлении этого не говорится, и, если они откажутся выполнить наш заказ, она готова подать на них в суд за недобросовестную рекламу, потому что она не только адвокат, она — адвокат, у которого был очень тяжелый день.

Сорок одну минуту спустя (положив трубку, мы тут же запустили Алисин секундомер) прибыла наша бесплатная пицца.

Расположившись на диване с кусочком пиццы в одной руке и стаканом колы в другой, мы повернулись друг к другу, как будто оба почувствовали, что ситуация требует какого-нибудь торжественного тоста.

Алиса подняла свой стакан:

— Да будет вечно едина мацарелла всех наших будущих пицц.

Я глотнул колы, потому что у меня неожиданно пересохло в горле, и поднял свой стакан. Глоток — и вот я тоже готов произнести речь:

— Да будет так.

Когда от моей пиццы остались только крошки, кусочки рыбных палочек и несколько горошин, которым удалось ускользнуть из пучины двойной порции сыра, я открыл обувную коробку.

ОБУВНАЯ КОРОБКА

Внутри был пухлый конверт и двадцать пачек «Мальборо Лайтс» из дьюти-фри [39]. При мысли о том, что я нахожусь в непосредственной близости к такому количеству сигарет, кровь ударила мне в голову. Алиса как никто заботилась о своем здоровье. Она бегала по утрам, не ела мяса с семнадцати лет и даже знала свой уровень холестерина. (Низкий. Очень низкий.) Она не только не курила, она была самой ярой противницей курения, каких я когда-либо видел, и всё-таки она любила меня настолько, что готова была потворствовать мне в моей так называемой вредной привычке в размере четырех сотен сигарет. Этот акт человеколюбия вывел Алису далеко за рамки просто лучшей подруги. Она превзошла все описания клевости. Она была на высоте. Она была недосягаема.

Я расставил сигареты на подоконнике, чтобы можно было любоваться ими из любого конца комнаты, и вскрыл конверт. К этому времени Алиса уже довела меня до такого воодушевления, что я почти ожидал найти в конверте пачку пятифунтовых банкнот с запиской: «Мы с Брюсом отложили для бедных. Но у нас нет знакомых бедняков, так что мы отдаем это тебе!» К сожалению, денег в конверте не оказалось, там была только цветная фотография какого-то осла, несколько листов бумаги, скрепленных степлером, и письмо следующего содержания:

Просто не верилось, что где-то в Девоне есть осел, носящий мое имя. Я приклеил фотографию Сэнди блу-таком [40] к дверце шкафа и внимательно ее рассмотрел. Считается, что ослы — самые несчастные создания на свете, но Алиса умудрилась найти мне осла, довольного жизнью. Его здоровый глаз поблескивал, хотя, возможно, это был отблеск фотовспышки, и на морде у него проступало такое выражение, как будто он довольно ухмылялся. Осел выглядел вполне здоровым, его светло-коричневая шкура лоснилась, и, насколько я мог судить по картинке, полей вокруг было достаточно, так что ему найдется где побродить. Сэнди был просто замечательный. Даже лучше, чем сигареты. Может быть, это всего лишь одноглазый осел, но это МОЙ одноглазый осел, и только это имело значение. Я просмотрел бумаги Сэнди и обнаружил, что ему особенно нравится морковка. Поскольку я теперь отвечал за благосостояние Сэнди, я решил, что его день рождения будет праздноваться в один день с моим, и взял себе на заметку послать ему на пять фунтов морковки в качестве подарка, пусть и с опозданием. Эта мысль вызвала к жизни следующее видение:

Вот я впервые приехал навестить Сэнди. Он топчется в небольшом загоне вместе со своими друзьями ослами. Увидев меня, он трусит к забору. Я наклоняюсь, чтобы достать из пакета его именинные морковки, и замечаю, что рядом со мной стоит маленькая девочка. Я протягиваю ей морковку и беру на руки, чтобы она покормила Сэнди. Она улыбается мне и говорит: «Спасибо, папа».

Я изо всех сил потряс головой в надежде, что этот образ вылетит у меня из головы и закатится подальше под диван. Успокоившись, я глубоко вздохнул и занялся цветами.

ДЕСЯТЬ БЕЛЫХ ЛИЛИЙ

Это были великолепные лилии. Но ещё лучше была записка, приложенная к ним:

Саймон знает меня дольше всех моих друзей, но он до сих пор точно не помнит, когда у меня день рождения. Только Алиса способна на такое: цветы, осел, сигареты и пицца — она безошибочно угадала, что именно может мне понравиться, и все это почти одновременно доставлено мне прямо в руки. Я задумался, за какие свершения она была мне послана, и через несколько минут размышлений понял, что ровным счетом ничего не сделал, чтобы заслужить такое счастье. Для ее появления в моей жизни не было никакой причины. Она была со мной несмотря на то, каков я есть. Значит, таким, как я, тоже иногда везет.

Я нашел в доме единственный предмет, который хотя бы приблизительно мог сойти за вазу — электрический чайник, — и поставил в него цветы. Потом забрался в кровать и взял телефон, чтобы со всеми удобствами позвонить Алисе и поблагодарить ее за подарки. Я набрал ее номер, но сработал автоответчик, так что я просто оставил ей сообщение, чтобы она перезвонила мне как можно скорее, потому что она замечательная.

Я еще раз окинул взглядом комнату — сигареты, цветы, осла — и постарался представить, как бы сложилась моя жизнь без Алисы. Был бы я сейчас небритым бродягой, орал бы неразборчивую ругань вслед детям и девушкам и пытался бы выпросить милостыню на следующую банку консервов. То, что она всегда была готова меня выслушать, очень укрепляло мою жизнь, особенно в тяжелые времена — например, когда Агги меня бросила и от моего самоуважения практически ничего не осталось. Именно Алиса возродила меня. Она собирала меня по кирпичику, пока я снова не стал самим собой — саркастичным и жалким мизантропом. Она провела немало реставрационных работ над моей избитой, израненной и окровавленной психикой, но благодаря одной вещи я в конце концов действительно почувствовал, что и без Агги можно жить.